Ахиллесова пята

Беседа началась с вопросов общего характера, а конкретно с того, что Василий Иванович попросил Олега вкратце, как он выразился, «дать свой бэкграунд» [49] , после чего им, по ходу разговора, попутно стали выясняться и уточняться всякие разные сопутствующие, а иной раз и вовсе отвлеченные детали, моменты и нюансы. Так, за беседой, они довольно быстро миновали Королевский мост, за которым набережная Франса плавно перетекла в набережную Вольтера, и, не меняя темпа, продолжили свое движение вперед, вдоль левого берега потихоньку засыпающей Сены.

49

Общие сведения о личности человека, в основном о его происхождении, образовании и опыте (англ.).

– Так ты у нас, значит, филологический закончил, – то ли спрашивая своего собеседника, то ли констатируя уже известную ему истину, продолжил свой расспрос Ахаян.

– Филологический, – коротко подтвердил Иванов, которого эта беседа с начальством, пусть даже и неформальная по своему статусу и, в общем-то, весьма непринужденная по форме, тем не менее, держала во внешне незаметном, но все же немного напряженном и настороженном состоянии.

– Французский второй?

– Второй. Первый английский.

– По кому специализировался? По Шекспиру, по Диккенсу? Или, может быть, по какому-нибудь лорду Теннисону?

– Диплом писал по Оскару Уайльду.

– Достойный объект для изучения. Тоже ведь, можно сказать, наш человек.

– В каком смысле, наш? Разведчик? Как Моэм и Грин?

– В таком, что знаток. Душ человеческих. Парадоксалист, конечно. Утрирует подчас, причем намеренно, из пижонства. В гротеск уходит. Но задуматься заставляет всегда. Например, такая вот посылка, – Василий Иванович, задумавшись, чуть приостановился и, спустя секунду, слегка назидательным тоном, подняв, по своей привычке, вверх указательный палец правой руки, произнес извлеченную из недр своей памяти мысль: – «Женщину никогда нельзя обезоружить комплиментом. Мужчину можно всегда». А, как?

– Метко, – усмехнувшись, согласился его молодой собеседник.

– Тут, конечно, насчет того, что... женщину... никогда – тоже, в общем-то, перебор. Можно. Еще как. Особенно дурнушку. И вообще, ко всем этим высказываниям нужно тоже так... критически, с изрядной долей скепсиса. Здесь главное – уметь увидеть то, что автор сам интуитивно подсказал, но не развил или не обострил. Вот, например, в этом случае, что главное понять? То, что любого человека, неважно, будь то женщина или мужчина, в принципе, можно всегда обезоружить комплиментом. Вопрос только, каким.

– Умным? – предположил Олег.

– Верно. А что это значит? – Василий Иванович посмотрел на своего собеседника, который, с задумчивой гримасой, неопределенно пожал плечами. – Таким, который по форме комплиментом ни в коем случае не выглядит. А выглядит чем?

– Порицанием? – после некоторой паузы, выдвинул новое предположение собеседник.

– Ну, если комплимент выглядит порицанием, то это уже высший пилотаж, – усмехнулся Ахаян. Путники снова продолжили свое неторопливое движение по набережной Вольтера, и вскоре путник помоложе возобновил прерванный несколькими секундами ранее разговор.

– Вот по поводу женщин я, Василий Иванович, тоже еще один уайльдовский афоризм вспомнил.

– Ну-ну.

– «Женщина отличается поразительной интуицией. Она может догадаться обо всем, кроме самого очевидного».

– Хм. Интересная мысль. Ну и какой из нее напрашивается вывод? В свете предстоящей кое-кому миссии.

– Ну... надо быть попроще, и, как говорится, люди к тебе потянутся.

– Смотри только совсем не упростись. А то так к тебе один лишь сброд тянуться будет. Как Полоний учил своего Лаэрта? Будь прост с другими, но отнюдь не пошл.

Они подошли к пересечению набережной с улицей Бон, на которой, почти в самой ее середине, располагался одноименный отель, ставший для Ахаяна временным пристанищем в его нынешний приезд, о чем сегодня утром он оповестил экипаж прибывшего за ним к музею Орсэ посольского «Пежо». Иванов бросил внимательный взгляд направо, приостановился и, даже уже сделав в ту же сторону небольшое движение корпусом, вопросительно посмотрел на постояльца вышеупомянутого отеля.

Постоялец улыбнулся:

– Может, еще немножко пройдемся. А то что-то как-то уж очень быстро дошли.

– Конечно. С удовольствием, – ответил Олег, уже гораздо уверенней и бодрей, чем на первое подобное предложение, прозвучавшее еще в машине.

Пара снова продолжила свое движение прямо, вдоль набережной.

– Значит, ты, как я посмотрю, наукой этой тоже увлекаешься, – после непродолжительного молчания возобновил прерванный диалог Василий Иванович.

– Какой наукой?

– Человековедением.

– Вы имеете в виду психологией? – не совсем поняв, попытался уточнить Иванов.

– Человековедением, – с выражением повторил Ахаян. – Это тебе и психология, и социология, и философия, все вместе, в одном флаконе.

– Ну... в общем...

– Правильно. Это наука великая. И для работы нашей она больше, чем для чего-либо другого, необходима. К сожалению, только не учат ей ни в университете, ни в школе нашей «лесной». Нет такой дисциплины. А жаль. Да и вообще у нас подход ко всему этому делу какой-то такой... несерьезный. Вернее, неглубокий. Что раньше, что сейчас. Я вот помню, мы когда еще учились. Так нам наши досточтимые менторы, единственное, Карнеги всё советовали читать. Он, между прочим, в ту пору у нас еще под грифом «Секретно» фигурировал. Ей-богу, честное слово. Ну а, если разобраться, что такое Карнеги? Жалкий эпигон, компилятор. Конъюнктурщик. Примитив. А нам его за образец. Нет бы молодежь на что-нибудь стоящее нацелить. Сориентировать. Ведь есть же такие монстры. Кладези. Из кого этот Карнеги все понавыдергивал. Монтень. Паскаль. Шопенгауэр. Фромм. Бальтазар Грасиан. Тот же Ницше. У нас его все запрещали, а ведь какой умница. Читал?

– Читал.

– Ну и как?

– Здорово. Особенно «Веселая наука». И «Человеческое, слишком человеческое». Вы еще, Василий Иванович, Сенеку забыли. «Письма к Луцинию».

– К Луцилию.

– К Луцилию. Моруа еще тоже. Лорд Честерфильд.

– «Письма к сыну»? – получив от своего спутника утвердительный ответный кивок, Ахаян, в свою очередь, одобрительно кивнул головой. – Тоже вещь стоящая. – Немного помолчав, он обратил на Олега уже хорошо знакомый тому прищур. – А ну-ка напомни мне, мой юный друг, какой у нашего лорда был любимый девиз. Который для разведчика, все равно что для еврея скрижали Моисеевы.

– «Volto sciolto e pensieri stretti» [50] ?

– Молодец, знаешь. Только я, брат, сейчас другой в виду имел. «Suaviter in modo, fortiter in re» [51] . Это про то, как нам следует с агентурой обращаться. В том числе с «Мармоном». Причем, заметь, правило железное и универсальное. А то это ведь народ такой. Пальчик дашь заглотить – руку оттяпают. Их всех надо... на коротком поводке. – Немного помолчав, Василий Иванович продолжил, но уже немного сменив тему. – Я смотрю, ты еще и по-итальянски тоже... парларишь [52] .

50

Открытое лицо и скрытые мысли (ит.).

51

Мягко по манерам, жестко по существу (лат.).

52

Говорить (от ит. parlare).