Академия Драгон. Станешь моей истинной!

«Всё ваш кулон, — продолжила шипеть драконица, —я даже разговаривать не могла».

Пятно красовалось на лопатке с детства. Только его никто не видел, кроме меня. Мама вообще говорила, что я всё придумываю, что может в том месте кожа немного темнее, просто неровный пигмент. А я видела четкое коричневое пятно с неровными контурами.

Я так переволновалась, что забыла принять папино снадобье на ночь и звериная часть проявилась, заговорила в голове. Пошарила в кармане платья на вешалке в шкафу, достала маленький бумажный сверток –последний. Раскрыла. Драконица истошно зашипела и стала толкаться изнутри, так что я рассыпала весь порошок, пока подносила ко рту.

Ах, ты маленькая зараза. Не умеешь себя вести прилично. И когда помощь нужна –не дождешься.

Я присела на корточки и сгребла лекарство в кучку.

Драконица пиналась без остановки. Я упала на коленки, уперлась руками в пол, чтобы не свалиться и настырно потянулась ртом вниз. Сейчас ты замолчишь, развратница. Так подставить меня перед ректором. В очередной раз выставить потаскушкой!

А в груди разлилось приятное тепло. Захотелось обратно в крепкие объятия. Ректор так трепетно и нежно прижимал, что совсем не казалось, что плохо обо мне думает. Ему точно было хорошо. Он млел также, как и я. Пока не взял себя в руки, пока не стал обвинять в непотребном поведении.

А еще велел прийти к нему следующей ночью. Боязно и страшно. А еще страшно волнительно. Ну, нет. Я боюсь его.

Сильна, зараза, моя драконица. Мешала нагнуться к порошку. Мне все равно, что он рассыпан на полу. Это последняя порция. Нет сил больше терпеть свою вредную зверюшку. Пересилила сопротивление и больно ткнулась носом пол, тут же высунула язык, слизывая всё, до чего могла дотянуться.

Подумаешь носом в пол! Вот, когда кости трещат из-за неконтролируемого оборота –вот это больно.

Устало плюхнулась животом на пол, перекатилась на спину.

Папа обещал доставку лекарства еще вчера. Отдышалась, чувствуя, как затихает зверица.

Вот бы кто-нибудь пожалел прямо сейчас, обнял бы, погладил по головке, как папа всегда делал. Только лучше бы это сделал ректор. Какие несуразные мысли в голову лезут!

Помотала головой и пошла доставать зыркало. Простенькая модель –достаточно, чтобы связаться с родными. Щелкнула крышечкой. Маленькое зеркальце засветилось, я приложила палец и мысленно представила отца.

— Эдна, доченька, — папа ответил сразу же. Ждал моего вызова. — Как ты, маленькая? Я только сейчас смог отправить тебе лекарство. Сходи, забери в портальной общей доставки. Тебе хватило? Не балуется твоя драконица?

Папино лицо изменилось, когда он заметил, как задрожали мои губы. Я сдерживалась изо всех сил, не хотела расстраивать его.

— Всё хорошо, пап. Только что приняла последнюю порцию.

Он облегченно выдохнул, но тревожное выражение на лице не исчезло. И я осторожно поинтересовалась:

— А что за история с фамильным кулоном?

Папа заволновался сильнее, он пытался рассмотреть кулон на моей груди. У сорочки был большой вырез и, конечно, никакого украшения он не увидел. Глубокая складка залегла между бровей.

— Эдна, ну-ка, немедленно верни кулон на место.

— У меня его нет, — я насупилась.

Что за приказной тон? Папа редко разговаривал со мной в подобной манере. Мне так нужна его поддержка.

Складка на папином лбу расправилась, но уголки губ поползли вниз, в каком-то безысходном отчаянии.

— Ты не понимаешь! Всё очень серьезно, — вырвалось у папы вместо объяснений.

Я не стала скрывать:

— Ректор сказал, что кулон ломает мою ауру. Он забрал его.

Папа чертыхнулся, отвел глаза в сторону.

— Кулон скрывал твою ауру, теперь тебя найдут.

— Кто меня найдет?

Папа жевал губами и что-то бормотал под нос.

— Я не хотел, детка. Не хотел. Я хотел тебя защитить.

Потом вдохнул поглубже и пристально посмотрел на меня:

— Эдна, ты ведь знаешь, ты мне, как родная? Да, доченька? — звучало жалобно. — Я люблю твою маму больше жизни. Всегда любил. И тебя тоже полюбил, как родную.

Это была сущая правда. Я никогда не чувствовала себя обделенной его любовью. Папа проводил со мной много времени, всему учил, от всех защищал. Чем больше проявлялись мои «особенности», тем ближе он ко мне становился. Если бы не звериная часть, я бы никогда и не узнала, что папа мне неродной. Я знала и верила, что папа защитит от всего мира, с ним всегда было надежно и спокойно. Я всегда пряталась за его спиной. Пока не попала в эту Академию.

Я не хотела его расстраивать, но мне вдруг стало страшно. Кучка озабоченных драконов домогаются меня, ректор грозит отчислить и всё время сверкает фиолетовыми искрами в глазах и ругает, обвиняет в том, в чем я невиновата. Драконица лезет наружу и подставляет, причиняет физическую боль.

И я не сдержалась:

— Папочка, о чем ты говоришь? Можно я вернусь домой? И ты меня спрячешь… От всех.

— Тот, кто тебя ищет уже приходил к нам домой. Еще в начале лета. Он возвращался несколько раз, но мне удавалось его отвадить и спрятать тебя. Спасибо кулону и снадобью, он ничего не учуял.

— Так ты поэтому отправил меня в Академию?

С одной стороны, я даже почувствовала облегчение. Родители не избавились от меня, после того, как моими стараниями мама отправилась к целителям. Они, наоборот, хотели защитить. Но мне так ужасно захотелось прыгнуть в портал и уткнуться в папину жилетку. И поплакать. И остаться дома.

Но портальное перемещение стоило кучу шиллингов. И если уж уходить, то сбегать насовсем.

— Кто меня ищет?

Я обдумывала, как уговорить папочку забрать меня из Академии. Я буду принимать этот порошок, в лошадиных дозах, если понадобится. Я заткну драконицу. И я заберу кулон у ректора, буду носить его всю жизнь. Мне всё равно, что он ломает мою ауру.

Папочка как-то ссутулился, лицо осунулось сильнее, не смел поднять глаз.

— Твоей маме была нужна драконья кровь, — горестно качнул головой своим мыслям. — Я всегда ее любил. Больше жизни, — он говорил рассеяно и сбивчиво, слова наскакивали друг на друга, потом возникала пауза.

— Она страдала. Как она страдала… А я был рядом. Мне ничего было не нужно. Просто быть рядом.

Я никогда не видела, чтобы отец плакал. Он уткнулся головой еще ниже. Похоже, прятал слезы.

— И чтобы она была рядом. Живая. Мне все равно, что она забеременела от другого. И даже то, что безумно любила его. Говорила, тот дракон –ее истинный, — всё-таки всхлипнул. — Как же так? Истинные, они же на то и истинные, да? Они же не бросают любимых женщин и нерождённых детей? — он поднял красные глаза, ища во мне утешения.