Аконит

Все закрутилось в череде сплетен, слухов, статей и официальных заявлений. В воздухе витал дух изменений, и парламенту предстояло решить, насколько сильными они будут, ибо его величество затаился, боясь действовать на нервы тем, кто несколько зим назад устроил путч. Теперь тот путч может стать настоящей революцией, которая кровавым вихрем пронесется по стране.

Рубиновую даму теперь многие монархисты считали «продажной бабой». Именно в таком уничижительном ключе они отзывались о ней. Но большинство все же восхищались ее смелостью. Однако никто так и не узнал, кем она была. Ее последняя статья с интервью некоторых из узников лаборатории отгремела, а затем она выпустила короткое прощание. На этом ее история была окончена.

И теперь Кора смотрела на знакомое название газеты, ежилась от задувших по-осеннему ветров и не могла смириться с тем, что было написано на первой полосе.

– Его должны были приговорить к заключению! – Гил метался по комнате, как зверь по клетке.

– Должны, – тяжело вздохнул папа Коры, – но если новый дюк Баррет что-то может, так это продавить свое мнение.

– У их семьи достаточно компромата на такой случай, – поддакнул Рие.

– Месть за убийство отца, – пробормотал Максимилиан, отпивая чай.

Кора вытерла слезы, беззвучно льющиеся по щекам, и сгребла рыжую кошку, пахнущую корицей и выпечкой, в охапку. Сонная Бренди, питомица Максимилиана, негромко мявкнула, но милостиво позволила зарыться носом в ее мех.

Пока шли разбирательства, Гил нашел жилище в многоквартирном доме, который принадлежал бабушке Максимилиана. Совершенно очаровательная старушка, пьющая бренди, как сок, не задавала лишних вопросов. Она сделала хорошую скидку и поселила приятеля своего внука на втором этаже.

– И что нам делать? – спросила Кора, хлюпая носом. Кошка замурчала и принялась вылизывать соленые щеки.

– Боюсь, я сделал все что мог и даже немного больше, но повлиять на решение неспособен, – хмуро заключил отец, жуя мундштук трубки.

– Донни тоже узнавала… Мы даже не можем никого подкупить, – мрачно добавил Рие.

Гил выругался, вырываясь на балкон и закуривая. В комнате повисла тишина. Страшная. Темная и колючая, сырая от слез и холодная, как осенние ливни.

«Казнь состоится», – говорил заголовок статьи. Два слова, перевернувшие все одним летним утром. Два слова, перевернувшие все в начале осени.

* * *

Кора сдирала тонкую обветренную кожицу с губ, ощущая привкус крови во рту. Она крепко сжимала пальцы Гила, который замер, как ледяное изваяние. С неба сыпалась неприятная морось, и по площади стелился туман.

Казнь Аконита назначили на раннее утро, на огороженной решетками площадке, такой маленькой, что, конечно, не все желающие могли подойти ближе. Максимилиан с констеблями помогли протиснуться через толпу, чтобы занять первый ряд. Кору потряхивало. Слезы пока не лились ручьями по щекам. За последние дни их было пролито столько, что веки постоянно были красноватыми и припухшими, а голову сжимал обруч из боли и отчаяния.

За забором возвели деревянный помост, а на нем возвышалась П-образная виселица. Даже от взгляда на эшафот Кору мутило. В горле вставал ком, а легкие сдавливало так, что нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть. Несмотря на холод, ладони вспотели. Волосы трепал ветер.

– Может, тебе лучше уйти? – тихо спросил папа, наклоняясь.

Кора упрямо помотала головой, придвигаясь ближе к Гилу. Он не реагировал ни на кого, только смотрел вперед, необычайно бледный.

– Если станет плохо, говори, – шепнул Максимилиан.

Она отрывисто кивнула, давая понять, что услышала его. Язык словно прилип к небу, изо рта никак нельзя было выдавить и слова. Кора не могла уйти. Не могла оставить Гила. Не могла оставить дядюшку Криса. Он не заслуживал того, что с ним собирались сделать. Совсем не заслуживал.

Когда его вывели, исхудавшего, заросшего, с седыми волосами, бьющими по щекам, Кора всхлипнула. Ноги едва держали ее.

Кристофер поднял взгляд, сразу же находя своего бывшего напарника, своего старого друга, свою названую племянницу и своего сына. Гил неровно выдохнул, на глазах его выступили слезы, он было сделал шаг вперед, но его удержали, а дядюшка Крис неодобрительно покачал ему головой.

На эшафот Кристофер взошел сам, что-то бросив своему конвоиру, и тот криво усмехнулся. Неужели пошутил? Кора почувствовала, как слезы, остужаемые ветром, заструились по щекам. Все же она их не сдержала.

Пока зачитывали обвинение и приговор, Кора следила за дядюшкой. Он по очереди останавливал взгляд на каждом из них. Сначала серьезно посмотрел на своего старинного друга, и папа ответил медленным кивком, а Кристофер облегченно улыбнулся. Затем перевел взгляд на Максимилиана, который буркнул что-то неразборчивое, вроде «какой же ты идиот», вызвав ухмылку у дядюшки Криса. Затем Кора поймала его взгляд и снова всхлипнула, усердно стирая рукавом слезы, чтобы видеть его без мутной пелены. Она не знала, как выразить хоть что-то, потому просто постаралась улыбнуться ему, смаргивая все новые слезы.

Дядя тоже улыбнулся, как улыбался ей всегда, мягко и ободряюще, мол, выше нос, Бельчонок. Кора не могла смотреть на него и не могла не смотреть. Внутри нее все разрывалось, боль раздирала на кусочки, отчаяние жгло льдом, но Кора смотрела. Она хотела бы касаться взглядом, обнять его крепко-крепко, но бессилие ее было бесконечным. Она только утирала слезы и смотрела в глаза цвета неба, которое Кристофер больше не увидит.

Тяжелые тучи громыхнули грозно, молния вдали прорезала воздух фиолетовой вспышкой.

Кора вдруг почувствовала, как рука ее соскальзывает с пальцев Гила, который вновь вырывается вперед. Его сдерживали папа и Максимилиан, а подоспевший Рие затыкал ему рот.

– Не надо, frere, не нужно.

И Кора поняла, что услышала часть слов, что видела, как глаза Гила разгорались светом. Вот-вот он закончит то, что хотел крикнуть: «Я Аконит». Он смог бы доказать это, он мог бы прямо в сей же миг убить всех на площади и всю собравшуюся толпу. Он мог спасти отца. Он мог.

– Пожалуйста, – Гил всхлипнул, – я должен…

Но Рие грубо пнул протез Гила так, что ему пришлось повиснуть на Максимилиане, чтобы удержать вертикальное положение. Кора опустила взгляд к протезу, который теперь был перебит почти пополам. Рие знал, куда и как ударить, чтобы лишить Гила возможности ходить.

Челюсть тряслась, а зубы отбивали рваный ритм. Кора прижалась к отцу, который приобнял ее и придерживал, чтобы она не упала. А Кора была близка к этому – к тому, чтобы свалиться без чувств прямо там. Особенно когда с ужасом заметила, что Кристофера подвели к виселице. Совсем скоро на него наденут мешок, и лицо его скроется.