Актриса и жмот

— А то, что за двадцать восемь лет вы могли бы узнать, что чужая личная жизнь вас не касается.

— Вы используете наши общие интересы в своих личных целях.

— Сейчас мы занимаемся моими конюшнями. Кстати, я уже расплатилась, и вы свободны! — вытянула на него шею директор школы.

Генрих сжал кулаки и открыл было рот сказать, что он не двинется с места и никуда не уйдёт, по крайней мере, пока не сдёрнет отсюда «животновод», но только лишь хватанул воздух и беспомощно сомкнул губы.

— Послушайте, мистер Мальгауден, — увидела его смятение Юта, — я давно хотела вас пригласить на… шопинг. На настоящий шопинг.

— Вы? Меня? — у мужчины внутри всё запело. — Ни за что! И даже не уговаривайте! — вспомнил он, что не переносит магазины почти так же, как снег и лошадей.

С милой улыбкой она сложила руки в молитвенном жесте.

— Ну, пожа-а-алуйста, — и один раз хлопнула ресницами.

— Хорошо. Где и когда?

— Давайте я заеду к вам в клуб где-то в среду днём — у меня после обеда нет занятий — и мы пройдёмся по Ново-Оксфордской улице.

— Уговорили. Но только это будет одноразовая благотворительная акция с моей стороны и очень недолгая — пара часов, не более.

— Хорошо. Спасибо. Вы очень добры.

В ту среду, по на редкость хорошей погоде начала весны, они действительно прошлись по магазинам и на радость Генриха встретили Лиззи — кандидатку в его девушки. Одну из.

В принципе, по теории вероятности, хоть на кого-то из батальона его подруг они всё-таки должны были наткнуться, ведь бутики — места наибольшего их скопления и нагула. Ну, имеются ещё спа-салоны и всё те же ночные клубы, но там Мальгауден Ньюту как-то вообще не представлял.

Разумеется, он тут же воспользовался случаем и поприветствовал блондинку Лиззи прямо в накрашенные губы так, что потом ещё долго петлял и путал следы от неё между стеллажами, которые и так ему уже очень хотелось развидеть или разметать.

Однако его жертвы, пот и кровь всё-таки стоили нахмуренных бровей и недовольного личика мисс Флейминг. Мужчина ликовал.

Но вот когда они зашли в кафе, уселись напротив друг друга за столик и заказали по чашке кофе с круассанами, вся эта игра как-то так незаметно стала казаться весьма нелепой и ненужной. С Ютой было приятно находиться рядом. Она в меру говорила, больше слушала, проявляла интерес, практически не изрекала глупостей и намёков, не кокетничала, не строила глазки — короче, не напрягала. И это не говоря уже о том, что легко поддержала разговор о генномодифицированной инженерии и здоровом питании, о современной китайской архитектуре и мировой фотографии. Она даже знала Эдло Каву и любила Квентина Шиха.

«Фантастика!» — сглотнул слюну Генрих, глядя на её губы.

Но зато не признавала ночные клубы.

— И дневные, кстати, тоже, — отрезала девушка довольно твёрдо и горделиво вздёрнула носик. — Я бы лучше на скачки. Очень хочется ещё одну лошадку для школы прикупить.

При этом признании Генрих, конечно же, внутренне скривился, но всё-таки, к вечеру, потратив на компаньонку что-то около шести часов, почувствовал, что сделал выгодное вложение, поскольку очень хорошо провёл время, отдохнул и расслабился. И это он-то! В бутиках! Где у него с рождения час шел за год жизни.

И в итоге почему-то очень пожалел, что не дал девушке тогда допечь оладьи.

Обсудили они и то, что с ними произошло.

— Почему вы не верите в чудеса? — поинтересовался мужчина.

— А вы? — с улыбкой выгнула бровь в ответ Юта.

— Я первый спросил.

— Не знаю, — аккуратно пожала она худенькими плечиками. — Наверное, потому, что ещё пока не сталкивалась. До случая с вами. Ну… я имею ввиду деньги у вас в замке.

Мистер Мальгауден не нашелся, что ответить, и мисс Флейминг пришлось его подтолкнуть.

— А почему не верите в чудеса вы?

Её собеседник на минуту задумался.

— На мой взгляд, чудеса — это скучно, — развёл он руки в стороны, как бы обозначая очевидное. — Ну взмахнула фея волшебной палочкой, и вот оно платье Синдерелле. И что? В чём интерес?

— То есть, для вас было бы лучше, если бы это платье сшили люди.

— Да, — кивнул он. — Примерно так.

— Ну вы же понимаете, что фея не просто так взмахнула палочкой, а потому что Синдерелла была доброй и трудолюбивой.

— Я думаю, она была глупой. Не стоило шить мачехе и сёстрам наряды, чтобы потом благодарить фею за волшебство. Лучше послать всех подальше, сшить себе платье и уехать в нём на балл. Всё. Занавес. — Скептически скривил свои идеальные губы мужчина.

И тех, кто в них не верит, чудеса и впрямь обходят стороной, и последующие события это как нельзя лучше подтвердили.

Маяча за шопингом с Ютой целый день на виду у всего Лондона, Генрих уже подозревал нечто подобное. И паранойя, притворившись хорошо развитой интуицией, попирая все законы физики и опрокидывая навзничь понятия времени, уже нагоняла его в спину, дышала в затылок и запускала толпу мурашек по позвоночнику. Будто на конце иглы, на задворках сознания одинокая тягостная мысль вибрировала натянутым нервом и ныла болючей мозолью — о них с девушкой обязательно узнает миссис Мальгауден.

«До чего же жесток этот мир», — обречённо вздыхал и качал головой единственный отпрыск, когда с того самого рокового дня начала весны стал замечать от родительницы какие-то намёки и полунамёки на её осведомлённость.

А при каждой последующей встрече с Ютой мания преследования только крепла и поднимала голову — мама чудилась под первым попавшимся кустом, за ковшом экскаватора, в группе китайских туристов, в шлеме верхом на велосипеде и самое ужасное — за его спиной. Он её, что называется, просчитал. Ждал, предвидел.