Акула пера в СССР
Шрифт:
– О чем речь, Николай Васильевич? – выдержал его взгляд я. – Вот хотите верьте, хотите нет, но я хочу, чтобы Дубровица процветала. Если благодаря вовремя сказанным мной словам вы откроете новое предприятие, где будут работать дубровчане, получая при этом хорошую зарплату и занимаясь любимым делом, вот это и будет лучшей наградой. Я не умею строить дома, делать фанеру или добывать нефть. У меня есть только слова – и их я собираюсь использовать на благо своей малой родины.
– Вот как? – он глянул на меня с интересом. – И что – полное бескорыстие?
– Нет, отчего же? Цикл статей о новой фабрике, с начала строительства до
– Петра Мироновича! Вне всякого сомнения, – решительно кивнул Волков. – Я найду подходы. Да!
– Вот и моя корысть – выйду через вас на товарища Машерова… Может, и для него найдется у меня пара подходящих слов…
– Амбиции, однако, у вас, Белозор! Вы кем себя возомнили? – он улыбался, явно получая удовольствие от разговора.
– Глас вопиющего в пустыне… – невольно вырвались у меня слова, которые, будучи произнесенными в данное время и в этой стране, могли иметь самые печальные последствия.
Волков вдруг замер, испытующе глядя на меня.
Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею Моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей!– вдруг продекламировал он.
Повисла напряженная тишина. Я был готов поклясться, что этот необычный, проницательный человек имел на мой счет свое, особое мнение – и, скорее всего, недалекое от правды.
– Вы ведь очень сильно изменились в последнее время, да, Герман? – спросил он. А потом проговорил задумчиво: – Я очень рад, что мы с вами на одной стороне. Мы ведь с вами на одной стороне?
– Безусловно, Василий Николаевич, – я шел по очень тонкому льду, нужно было быть чрезвычайно осторожным, – Хорошо бы понять, кто еще на этой самой стороне, и быть уверенным, что она – правая…
– То есть левая вас не устраивает? – хмыкнул он.
О чем вообще мы сейчас говорили? Надеюсь, что не о коммунизме, социализме, капитализме и прочих «…измах».
– Общемировая тенденция показывает, что правостороннее движение всё же для человеческой натуры более привычно и естественно, – вывернулся я. – Так что там насчет передовиков, Василий Николаевич? Я с пустыми руками в редакцию вернуться не могу!
– Будут вам передовики! Как вам насчет мужских профессий, на которых работают женщины? Например, крановщик козлового крана? Сварщица? Электрик?
– Роскошно! И название «Такой сильный слабый пол Дубровицких ПДО» – нормально?
– Отлично. Это бы к восьмому марта делать, но где вы были восьмого марта? Спали? Как там говорится – сон разума рождает чудовищ? – Он, черт побери, явно кое-что понял!
Знать бы еще что…
– Так что, Василий Николаевич, разрешите выполнять? Я побежал по цехам?
– Побежал он… – Волков подошел к письменному столу и снял трубку одного из нескольких телефонов. – Наталья Анатольевна? Из «Маяка» корреспондент пришел. Да, Белозор. Поводите его по нашему хозяйству, познакомьте с процессом… Ну, и к красавицам нашим заскочите. Третьякова, Помаз, Гапоненко. Да, пусть фотографирует что хочет, он свой человек, с понятием.
Телефон жалобно звякнул, когда генеральный директор ПДО обрушил на него трубку.
– Вот теперь – выполняй. У вахты тебя наш профорг встретит, доверяю ей как себе. Материал на согласование – ей, мне,
сам понимаешь, не до того теперь будет.Я понимал, поэтому сделав прощальный жест рукой, вышел за дверь.
– Извините… – остановила меня секретарша, – Я случайно услышала… А что это Василий Николаевич читал? Какие-то стихи? Очень красиво, я и не знала, что он поэзию любит…
– Это «Пророк» Пушкина, – сказал я. – Всего хорошего!
– Да-да, до свидания… – ответила слегка рассеянно эта изящная, почти тургеневская девушка.
По речной глади скользили водомерки, над камышами вился гнус, квакали лягушки. Я поочередно загребал с правого и левого борта двухлопастным веслом, высматривая знакомые места на обрывистом берегу Днепра.
«Ласточку» я одолжил у Анатольича. У товарища Сивоконя были аж две резиновые лодки: четырехместная «Лисичанка» – ее он использовал для рыбалки, и одноместная надувная байдарка – «Ласточка». Он ее вообще не использовал, лежала себе в сарае – абы было. А вот мне – в самый раз, для одиночного сплава и кладоискательства.
И легенда неплохая – задолбался Гера, заработался! Все в редакции видели, как я вкалывал, какие баталии у нас развернулись с шефом по поводу материала о туебнях из ЗУБРа… Но с разрешения ОблЛИТа и нефтяницкого генералитета статью пропустили, и она наделала много шума, и полетели головы. Автоколонны пролюбливать – это не дизель из баков литрами отсасывать! Это уже перебор.
Учитывая еще несколько крепких статей – типа ПДОшных прекрасных дам и прямой линии Драпезы, и моих постоянных задержек после окончания рабочего дня, – просьба о паре дней отгулов никого не удивила. Так и сказал:
– Уйду я от вас в одиночное плавание! Хотелось бы в кругосветку, но придется довольствоваться сплавом по реке…
Палатку и спальник я взял напрокат – на турбазе, продуктами затарился в магазине, а лодочку предложил Анатольич. Мол, так оно проще будет обратно добираться, скручу в скатку и как-нибудь до Лоевской автостанции уж дотащу. Он вообще предлагал забрать меня на редакционной машине, когда будет возвращаться с полей вместе со Шкловским, но я отказался: не хотел, чтобы кто-то еще видел металлоискатель.
Конечно, стопроцентной уверенности в том, что я найду серебро с первого раза, не было – всякое может быть. Главное знал точно: клады – есть! Лежат в тени вековых дубов горшки с древними монетами, дожидаются Геру Белозора, и никто их не тронет еще лет тридцать…
– Там, там, тамтам та-тадам… – напевал я себе под нос мелодию из «Пиратов Карибского моря» и мощными взмахами весла направлял «Ласточку» навстречу сокровищам и приключениям.
Глава 22, в которой едва не появляется сотня маленьких медвежат
Ходить по бережку Днепра с металлоискателем – занятие довольно заметное. Тем более что места здесь обжитые, населенные: Переделка, Мохов, Первомайск – богатые, многолюдные деревни. Потому нужно было четко рассчитать время, когда случайных глаз вокруг будет как можно меньше.
С одной стороны, вроде бы логично выбираться за добычей ночью или ранним утром. Но это значило ходить во тьме с налобным фонарем и колупаться в земле на ощупь после каждого писка прибора. А рано утром – рыбаки! В самый собачий час они выходят на берег, чтобы посидеть с удилищами, закинуть донки, побросать «пауки» и «телевизоры»…