Акула пера в СССР

– Ты… Сраный… Белозор! Я те покажу! – пыхтел курносый.

Ну всё, точки над «i» расставлены. Мне удалось достать его по печени и отскочить в сторону. Я никаких чужих баб не трогал. Тасю чужой я не считал, да и восстань ее муж с того света – вряд ли бы он выглядел, как обветренный и мясистый провинциальный увалень. Значит, виноват настоящий Белозор. Значит…

– Да нафиг мне твоя Маша! Я вообще всех Май за километр обхожу! – Эта фраза почему-то привела его в замешательство, и я сумел – раз-два – крепко приложить ему по лицу справа и слева.

Драться без перчаток, даже без обмоток – удовольствие ниже среднего. Лицо – оно твердое! Кулаки я себе ссадил и пальцы ушиб – больно. А парниша осоловело глядел на меня сбежавшимися в кучку глазами, его явно шатало, а потом он спросил:

– Якая-такая Маша? – и уже падая на сырую землю, пробормотал: – Ня ведаю ниякай Маши.

Алкоголь для белоруса – как волшебный напиток для галлов. Тоже суперспособности проявляются. Например, знание роднай мовы. Некоторые, правда, начинают размовлять на идише или имитировать характерный акцент, но это уже совсем другая история.

– Может, ему «скорую» вызвать? – поинтересовался стоящий тут же пожилой дворник с метелкой. – Не сильно ты его?

– Да не. Он пьяный просто. Давайте его на лавочку положим, водичкой польем – он и расцветет аки цветочек аленький, – всегда в такие минуты я начинал городить чушь.

Это была явно моя, а не белозоровская черта. Мы с дворником перенесли адепта уличного рукопашного боя на лавку, и я стал оглядываться в поисках воды.

– Вон, автомат с газировкой, – услужливо подсказал дедуля. – Около универмага.

И мне пришлось перебегать Советскую – машин, благо, не было, – чтобы столкнуться с проблемой: стаканы тут были стеклянные. Никаких одноразовых пластмассовых, народ хлестал газировку из общей посуды и не переживал! Коронавируса на них не было… Я закинул монетки в приемник, подождал шипения и булькания, взял в каждую руку по стакану и перебежал улицу обратно. На возмущенные возгласы стайки ребятни я выдохнул:

– Сейчас верну! Никуда не уходите!

Добежал до лавочки, вылил оба стакана на лицо драчуну и побежал обратно. Пацанва загалдела и с мясом вырвала у меня из рук посуду.

– Вы зачем дядю газировкой с сиропом поливали? – спросил меня самый мелкий из них.

– Чтоб в себя пришел. Плохо дяде стало… А в кармане – только трёхкопеечные!

– Конечно, – понятливо кивнул он. – Мне б тоже плохо стало, если бы вы меня два раза кулаками в голову ударили. Вон какие у вас они большие!

Я глянул на свои кулаки: зрелище плачевное, хорошо бы в медпункт какой сходить… Или хотя бы в аптеку. Но меня ждал на лавочке некий пьяный мститель. А потому я снова перебежал Советскую – уже в третий раз за последние пять минут. Эх, хорошо тут! Бегай себе туда-сюда сколько влезет, пока дядя-милиционер не заметит. Транспортный поток – десять машин за всё это время. Красота!

– А чего я такой липкий? – вот первое, что спросил, очнувшись, этот чудак на букву «м».

Он уже сидел, а не лежал на лавочке, очумело мотая головой.

– Потому что я вылил на тебя два стакана газировки с сиропом, – ответил я, присаживаясь рядом.

– А с сиропом зачем? Дорого же! – Глаза его всё никак не могли встать на место, он так и смотрел себе на переносицу.

– Это самое важное, что тебя сейчас волнует? – я даже стал бояться, что повредил ему зрение, но парень пару раз моргнул и сфокусировался на мне.

– А-а-а-а, Белозо-о-ор! Ты какого хрена к моей Аринке шастаешь?

– Листья дубовые падают с ясеня, – сказал я. – Вот ни хрена себе, так ни хрена себе. Ты, что ли, ее супруг?

– Выходит, что так! – приосанился он.

– С северов приехал?

– Именно!

– И первым делом напился и пошел лупить меня, да?

– Дык!

– Туебень ты, супруг. Я к Езерскому-старшему ходил, иди к тестюшке своему, у него спроси.

– А чего голым по огороду шастал в субботу?

– Что-о-о? А-а-а-а! Так жарко было! Мы с Анатольичем навоз разбрасывали! – я действительно снимал майку и завязывал ее на башку, но вообще-то был в штанах и никакой не голый!

– С каким Анатольичем? – его глаза теперь разбегались в стороны. – С каким таким Анатольичем?

– С водителем из редакции. И со старшим Езерским тоже. Навоз, понимаешь? Арганичныя угнаенни, у глебу! Дзеля шматликага и каштоунага ураджаю, разумеешь?

– Не! – сказал муж Арины Петровны. – Не разумею. Мне Станиславыч сказал, что видел голого мужика в огороде у Аринки, а потом ты ночью ее домой приводил… И узнал он тебя, потому что на мероприятии каком-то видал…

– Ты со Станиславычем этим пил?

– Ну да…

– Вопросов больше не имею. Жена-то знает, что ты вернулся?

– Не-е-е-е, откуда? Я только сегодня приехал, а она на работе!

– А меня как нашел?

– Так я в эту вашу… Редакцию шел, разбираться… А из окна Волкова услышал, мол, Белозор то, Белозор это…

– Тебя звать-то как, друг мой ситный?

– Гриша!

– Иди, Гришенька, цветов жене купи, умойся и дома приберись. И проспись до ее прихода – пара часов у тебя есть.

– Так ты с Аринкой ни-ни?

– Боже упаси! – замахал руками я.

– А Маша кто такая?

– Не дай бог никому… – я едва не перекрестился, но вовремя вспомнил, что тут так не принято.

– Так ты это… Прости меня, а, Белозор? – он полез обниматься, но я не дался.

Во-первых, этот Гришенька был пьяный. А во-вторых, липкий!

– Слушай, Белозор… – ему снова удалось сфокусировать зрение. – Ты только Аринке не говори, ладно? Ну, по-братски, а?

– Не скажу. Переводился бы ты со своих северов обратно в Дубровицу, Григорий…

Я шел в редакцию, время от времени шевеля пальцами и одновременно пытаясь отряхнуть костюм от грязи, и задавался вопросом: какого черта у Арины Петровны фамилия отца? Вроде же в СССР тоже было принято менять ее в браке? Да и выглядел этот Гришенька несколько моложе моей как бы начальницы… Ну, то есть она была ого-го, и даже очень, но… Точно – глубинные травмы, детские комплексы и всё такое. Потому и драться полез, чтобы доказать свою мужественность, и что-то там с Эдиповым комплексом еще надо обязательно приплести, только что – не знаю.