Акула пера в СССР
Шрифт:
Товарищ из ОблЛИТа хлопала глазами:
– В таком ключе это действительно выглядит иначе… То есть это не эгоизм и самолюбование, а осознанная методика работы с населением?
– Так точно! – энергично кивнул я и на стол снова посыпался песок. – Журналист должен писать про дворников – подержав метлу в руках, про милицию – выехав с опергруппой, а про строителей – по уши в цементе.
Вера Павлован задумалась.
– А на Клубе молодых журналистов выступите? Мы бы с удовольствием послушали ваши аргументы…
Клуб молодых журналистов – дело серьезное. Там не только молодые, там и вполне себе взрослые дяденьки и тетеньки
– Выступлю, отчего бы не выступить, – согласился я. – Только вы меня заранее предупредите, чтобы я хоть подготовился, костюм приличный надел… А то вот ваш визит для меня был нежданный-негаданный, я и…
– Ах, да-да-да, – засуетилась Вера Павловна. – Вам действительно нужно привести себя в порядок. Я уточню в Клубе их планы, и мы обязательно вас пригласим. Всего хорошего, товарищ Белозор.
Обожаю, когда из-за стальной маски функции выглядывает человек. Это всегда приятно видеть: и у доктора на приеме, и у продавщицы в магазине, и у ревизора из ОблЛИТа – в моем кабинете. Но руку на прощание она мне пожимать всё-таки не стала.
Благо хотя бы с работы отпустили нас пораньше. Наверное, потому, что терпеть в редакции кучу вонючих и грязных мужиков им не хотелось. Шкловский и Стариков жили в центре, с ними было все ясно – они домой пошли. Анатольич тоже слился куда-то, наверное, к одной из своих бесчисленных женщин, которых у него было пруд пруди по всему городу.
До Слободки идти или ехать в таком виде, который я приобрел после трудотерапии, было идеей не самой лучшей, и потому я двинул на городской пляж. Рассчитывал окунуться, смыть с себя всю дрянь и, освежившись, прогуляться в сторону дома по берегу, мимо заводов и техники, которая добывала со дна мореный дуб чуть ли не в режиме нон-стоп.
Сразу отправившись на набережную, чтобы не светить грязной рожей на Советской, я прошел мимо тележек с мороженым и палаток с пивом. Шагал, наблюдая за чайками, утками, вездесущими воронами, какими-то собачонками и рыбаками, которые стояли по пояс в воде, надеясь, что чем глубже они зайдут, тем скорее поймают свою вожделенную большую рыбу.
По тронутым ржавчиной ступенькам я ступил на мостик через Дубровчик – небольшой приток Днепра. Черные ссохшиеся доски настила издавали глухой звук, эхом отражавшийся от желтоватой воды, которая плескалась о бетонные опоры, сплошь покрытые тиной и водорослями. В периоды сильного паводка мост заливало водой, потому он имел такой неприглядный вид.
Сейчас вода почти сошла, и уже появились на желтом речном песке, на другом берегу Дубровчика соискатели дополнительной порции витамина D. Они лежали в самых причудливых позах, подставляя телеса разной степени изящества и привлекательности жарким солнечным лучам. По большому счету тут было два отдельных пляжа – этот, ближний, считался детским, его называли Лягушатником, поскольку Дубровчик был речушкой мелкой, с медленным течением. А дальний, днепровский, облюбовали уже более матерые отдыхающие.
Пространство между этими двумя прибрежными полосками песка заросло хмызняком – ивами,
вербами и прочей высокой кустарниковой растительностью, которая цеплялась за ноги и нещадно лупила по роже своими хлесткими ветвями. Средний дубровчанин как минимум на голову был ниже товарища Белозора, и местные растения эволюционировали под этот показатель, образуя зеленый коридор, как раз такой высоты, чтобы я в него помещался весь, до самого подбородка. Так что либо пригибайся, либо ходи с полосатой мордой…Наконец, добравшись до берега, я скинул рюкзак и одежду под деревом и забежал в воду. Студеная, совсем не летняя еще водичка обожгла кожу и выбила воздух из легких. Плевать! Я нырнул, поддавшись воле течения, и плыл, пока хватило воздуха. А когда вынырнул, то сказал:
– Здрасте!
– Гера? Ты что – за мной следишь? – удивилась Тася. – Как так получается, что куда бы я ни пошла – везде встречаю тебя?
Девочки у самой кромки воды сооружали из песка замок. А эта северяночка в очень эстетичном бикини (импорт?) плавала брассом на довольно солидной глубине.
– Неа, не слежу. Может, судьба? Улицу убирали, весь в пылище был, как бармалей. Нас отпустили пораньше, решил освежиться…
– Хи-хи, – сказала Таисия. – Давай я тебе голову помою, у тебя на лице до сих пор разводы, с волос натекло. Вася, Ася, смотрите, Гера приплыл!
– Привет, Гера! – Вася помахала лопаткой.
– Мне нузьна, сьтобы ты со мной делал басьню! – заявила Ася.
– Э-э-э… Тогда мне нузьна сходить во-о-он к тому дереву и забрать оттуда свои вещи… – Этим трем красоткам удивительным образом удавалось вить из меня веревки. Но в целом я был не против, а потому наклонился к самом Тасиному ушку и сказал:
– Ты потрясающе красивая.
– Хм! – сказала она.
Башню мы делали вместе. Ну, знаете – набираешь пригоршню мокрого песка, пропускаешь его капельками через пальцы и ляп-ляп – наляпываешь нечто похожее на барселонский собор Sagrada Familia. Здесь, якобы на взрослом пляже, было полно детей, и они тоже скопились вокруг и развели суету. Один из них, эдакий смуглый проходимец лет десяти, явно хотел произвести на Ваську впечатление, показать, что именно он тут альфа-самец, и всячески пытался с ней общаться. Наконец, пацан не придумал ничего лучшего, чем с загадочным видом проговорить:
– Девочка, а скажи «ядры»?
– Какие ядры? – удивилась Вася.
– Ну скажи – «ядры», а?
– Ладно – ну, ядры.
– А скажи «сливы»! – Его лицо приобрело предвкушающее выражение.
– Ну сливы! – Васька уже начинала злиться.
– А теперь – «поросенок»!
– Поросенок, поросенок – и что?
– Ничего, скажи теперь три слова вместе! – он уже готов был расхохотаться от собственной гениальности.
– Ядры сливы поросенок! – выпалила Васька. – Ой! Я – дрысливы поросенок? Ма-а-ам!
Она даже хотела расплакаться от такой несправедливости. Тася не знала – плакать ей вместе с дочкой или смеяться. А я-то был местным и имел в голове отличный ответный удар.
– Васька, иди, чего на ушко скажу, – поманил я ее пальцем.
Девчуля доверчиво приблизилась.
– Спроси этого типа, как по-белорусски будет «я родился за проволокой»? Он точно учил мову в школе.
– Мальчик, а, мальчик, а ты белорус? – спросила Василиса.
Теперь была ее очередь строить хитрую мордочку, хотя эту дебильную хохмочку она знать не могла.