Аквариум

— В чем дело? — спросил я. — Великовата?

— Нет, темновата.

Я вопросительно смотрел на нее, не понимая ее реплики, а она со смехом пожала плечами и пояснила:

— Принц является на белом коне. А она — не белая.

— Черт! — выругался я. — Если хочешь, завтра будет белая.

— Отлично. — Она набросила на плечи платок. — Пусть так и будет. — Потом подошла поближе к «мерседесу». — Выбирай, конь или тарахтелка? — Она махнула рукой в направлении своей «веспы».^[4]

— Тарахтелка, — сказал я, потому что на мотоцикле мне пришлось бы крепко ее обнять.

Свой шлем Шейри оставила дома, потому что второго, для меня, у нее не оказалось, и было бы, как она считала, несправедливо: или оба в шлемах, или никто.

Я обнял ее за талию и, пока мы неслись вдоль полей по грунтовой дороге, получал огромное удовольствие: волосы Шейри, развеваясь, щекотали мне лицо, когда она откидывала голову назад, воздух вокруг был тяжелым и теплым, но мне нравился даже не слишком-то приятный шум мотора. Вскоре, правда, мне пришлось немного отодвинуться — я почувствовал, что начинаю возбуждаться. К счастью, на мне были джинсы — их плотная ткань не дает развернуться, даже если ты на полном взводе, но я все равно чувствовал некоторое смущение, и тогда Шейри крикнула через плечо:

— Все в порядке! Здесь нет ничего особенного. — И засмеялась.

Так что на следующей же кочке, когда нас подбросило кверху, я позволил себе снова придвинуться к ней вплотную.

— А вот теперь придется что-нибудь придумать, — шутливо произнесла она, когда мы слезли с мотоцикла. Шейри указала на мою ширинку, прищурив глаза, словно оттуда шел нестерпимый свет. — Есть идеи?

— Самая лучшая идея в общественном месте реализована быть не может.

— Тогда придется воспользоваться той, что похуже. Подумай о чем-нибудь печальном.

Мы выбрали укромное место, в отдалении от других отдыхающих. Был вечер, рабочий день, и народа на пляже было не так уж много. Я разделся и улегся на живот. Шейри хихикнула.

Когда она опустилась на спину рядом со мной, закрыла глаза и протянула руку в поисках моей, я спросил:

— Почему тогда ты внезапно все бросила?

— Все стало вдруг как-то неправильно, — ответила она. — Я превратилась в глупую телку, которая годится только для секса.

— Но надеюсь, ты не веришь, что я воспринимаю тебя так?

— Не знаю. Что я вообще о тебе знаю?

Мы немного помолчали. Я чувствовал ее руку в своей, а на спине — лучи вечернего солнца. Ветерок шевелил легкий пушок на коже. Было щекотно.

— Ну, — задала она вопрос, не открывая глаз, — помогает?

— Что?

— Разговор о серьезных проблемах. Помогает справиться с твоей стойкостью? Я имею в виду ту огромную штуку у тебя внизу.

— Нет.

Она села.

— У меня появилась еще идея. Пойдем.

— Куда?

Голос выдал мой ужас, Шейри громко рассмеялась и уточнила:

— В воду. Надеюсь, она достаточно холодная.

— Но… — начал было я. Невозможно расхаживать по пляжу в таком состоянии! Как она это себе представляет?

— Я пойду немного впереди, а ты прикройся руками. — Она явно наслаждалась моим отчаянным положением.

До воды я добрался багровым как рак. Я уже позабыл, как это бывает — проблемы переходного возраста остались в далеком прошлом.

— Я красный? — невольно вырвалось у меня.

— Пунцовый!

Она немного проплыла кролем и остановилась, поджидая меня. Я догнал ее и нащупал ногами дно.

— Лучше?

— Нет.

Шейри прищурилась и сказала:

— Дай мне руку.

Я протянул ей руку, она взяла ее, потянула вниз и положила себе между ног. Потом провела ладонью по моим бедрам…

Мы стояли рядом, над водой возвышались лишь наши головы и плечи, и, глядя на нас, можно было подумать, что мы разговариваем. Но мы, переплетя руки, молчали.

Мне показалось, что мы ощутили блаженство одновременно. Я опять почувствовал в ней то же напряжение — ее лицо побледнело. Шейри закрыла глаза и испустила тихий, долгий, пробирающий до костей стон. Исходивший из самых сокровенных глубин души. И это стало последней каплей. Я испытал совершенно невероятное ощущение: хотелось идти ко дну, поддавшись усталости мышц. Взяв руку Шейри, я крепко сжал ее.

— Ты тоже? — тихо спросила она, не открывая глаз.

— Кажется, да. Я и сам в это не верю.

— Верь. — Шейри улыбнулась, оттолкнулась ото дна, легла на спину, делая сильные взмахи руками, поплыла на середину озера, а я стоял еще несколько секунд на месте, счастливый и обессиленный, прежде чем решился последовать за ней. Смотрел, как из воды то и дело показываются ее соски, а один раз увидел пушистый лобок. Работать руками так же мощно, как она, я еще не мог: мне понадобилось время, чтобы догнать ее. Шейри перевернулась на живот и улыбнулась:

— Ну? Проблема решена?

— Полностью.

Она немного проплыла под водой, а когда вынырнула на поверхность, я уже снова отстал на несколько метров.

— У тебя на пальцах перепонки?! — крикнул я вслед.

— Да!

Шейри быстро поплыла кролем и гораздо раньше меня оказалась на берегу, хотя я очень старался. Не хотелось выглядеть перед ней стариком.

* * *

— Почему ты предпочитаешь имя Шейри? — спросил я. — Ведь мама называет тебя Санди.

Мы лежали рядом и смотрели на небо. Ее пальцы нашли мои, и мы взялись за руки, как подростки.

— А ты? Почему тебя зовут Барри?

— К сожалению, этим именем я обязан группе «Би Джиз».^[5]

— Почему к сожалению?

— Сейчас мне за это стыдно.

— А в моем выборе виновата дочь Белафонте.^[6] Я только добавила «й», чтобы это все-таки было мое собственное имя.

— А Санди — от Сандры?

— Не произноси это имя!

Я хотел узнать о ней все, что можно, и она с готовностью рассказывала: росла без отца, тут неподалеку, в городке Мекмюле, в школу ходила в Остербуркене, потом стала петь в разных ансамблях — сначала в местном американском клубе, а после поступления в институт в другой группе, просто для удовольствия. Позднее, чтобы немного заработать, присоединилась к группе, дававшей концерты. Окончила магистратуру по германистике и английской филологии, отправилась в Америку — учить взрослых американцев немецкому. Но уже через пару месяцев, как раз когда от одной довольно известной кантри-группы ей поступило предложение выступать вместе с ними, Шейри почувствовала, что сыта всем по горло, и улетела назад. Ее брат, талантливый блюз-гитарист, под воздействием ЛСД облил себя бензином и сгорел.

— Мне не хотелось оставлять мать одну, — сказала она и глубоко вздохнула.

Я помолчал, представив себе кошмар, который ей пришлось пережить, и, проглотив комок в горле, спросил:

— Когда это случилось?

— Восемь лет назад.

— А сейчас как?

— Работаю я в кафе, а пою только в душе! А там, у тебя, это было редкое исключение.

— Ну, Бентгенс^[7] тоже так говорил. Уверен, ты могла бы сделать сольную карьеру.

— Я не пишу песен.

— Хорошие песни можно найти.