Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Джун. Когда я буду уезжать, они появятся.

Барри. Похоже, тебе нравится эта мысль?

Джун. Нет. Самое плохое, что я могу придумать.

Барри. Так освободись от него.

Джун. Не могу.

Мы опять столкнулись с тем, что любые слова звучали фальшиво, и не знали, как отвечать. Она ничего не писала, я тоже, мы сидели перед экранами словно парализованные. Я не мог сказать того, что действительно думал, и, видимо, с ней дело обстояло так же. Или она была просто подавлена.

Барри. Прости. Я должен был сдержаться, постараться с тобой не ссориться. И не требовать того, чего ты не хочешь.

Джун.

Не получится. У меня не получается.

Барри. Мне дурно делается от мысли, что он может заглянуть в компьютер и обнаружить твою исповедь. Или нашу переписку.

Джун. Он ничего в этом не понимает. Вообще не знает, как обращаться с компьютером.

Барри. И все-таки лучше проверить. В старых детективах на дверь прилепляли волосок, и если потом не находили его на месте, знали, что кто-то ее открывал.

Джун. Прикрепить волос на компьютер?

Барри. Нет. Но мне вдруг пришло в голову, что с компьютером все даже проще. Ты помнишь, когда в последний раз работала на нем?

Джун. Да. Сегодня утром. Около одиннадцати.

Барри. Тогда запусти поиск и задай сегодняшнее число. Так ты найдешь все файлы, которые сегодня открывались, и увидишь, в какое время. Если кто-то открывал их после тебя, ты поймешь. Напиши, когда проверишь. Я жду. Идет?

Джун. Ладно.

Я ждал, пока она, наморщив лоб, работала. Лицо я видел не слишком четко, но не сомневался, что на лбу у нее и в самом деле появились морщинки. Мой трюк удался.

Джун. Черт, черт, черт.

Барри. Он заглядывал?

Джун. Да. Четыре наших электронных письма открывались между семнадцатью двадцатью девятью и семнадцатью тридцатью одной. Примерно в это время я вернулась из магазина.

Барри. Значит, кое-что он все-таки понимает.

Джун. Бог мой! Теперь мне все ясно. Это его врач понимает.

Барри. Врач?

Джун. Да, он был здесь, когда я вернулась. Врач, который лечил его. Тоже француз. Они знакомы со школы.

Барри. Какие сообщения? Ты прочла их?

Джун. Три моих и одно твое. Твое письмо из Флоренции, оба письма, которые я писала тебе туда, и одно из последних. Что теперь делать?

Барри. Завтра же отнесешь компьютер в фирму и договоришься, чтобы тебе установили защиту на все файлы. Получишь пароль и сможешь открывать их только сама. К сожалению, я не знаю, как это делается, иначе мы могли бы заняться прямо сейчас. Не забудь про мусорную корзину и почтовый ящик.

Джун. Так и поступлю. Похоже, он шпионит за мной.

Барри. Что ты чувствуешь к нему? По-прежнему очарована?

Джун. Только отвращение и презрение. Чары развеялись. Он никогда больше не получит надо мной власти. Благодаря тебе. Ты есть, а значит, у него нет шансов.

Барри. Вот и отлично.

Джун. Хочу спать. Завтра установлю защиту. Первым делом.

Барри. Выбирая пароль, помни: он не должен его вычислить. Пусть это не будет ни дата рождения, ни мое имя, ни имя Женевьевы, если ты ему рассказывала про нее. Выбери что-нибудь совершенно абсурдное. Комбинацию букв и цифр.

Джун. Хорошо. Спокойной ночи.

Барри. Постарайся уснуть.

Калим сидел в своем кресле, одетый только в черную майку. Джун прижалась ртом к низу его живота и двигала головой вверх-вниз. Я слышал, как она причмокивает,

стоя перед ним на коленях. Полностью одетая. «Что уставился как дурак? — сказал мне Калим, откинув назад голову. — Можешь воспользоваться ее задницей, только потом продолжишь со мной». Я снял с Джун тренировочные штаны, приспустил свои, встал на колени за ее спиной и вошел в нее. Это оказалось легко. Внутри было тепло. Она не двигалась. К причмокиванию добавились новые звуки, когда мои бедра стукались о ее ягодицы. Странное чувство — нечто среднее между возбуждением и напряжением. Я занервничал и стал спешить. Все быстрее, быстрее, но ничего не менялось, прогресса не было. Я не мог прийти к завершению. «Теперь, — сказал Калим, — твоя очередь», и я с неохотой сменил Джун…

Когда я проснулся, была еще глубокая ночь. Я пошел в ванную и хорошенько прополоскал рот. Сон не вызвал во мне отвращения — только стыд.

В ее квартире было темно. Я-то надеялся, что она еще сидит за компьютером и я смогу с ней поговорить, рассказать свой сон и получить отпущение грехов.

Тогда я оделся и поехал в «офис». По крайней мере буду ближе к ней.

Его сперма изверглась прямо мне в рот. Но меня не стошнило. Зачем мой мозг заставил меня ее проглотить? Я был близок к тому, чтобы обратиться к толкователям снов. И наверняка услышал бы: пока не вытащишь ее оттуда, ты подобен ему. Но как вытащить, если она не хочет?

Я стоял у окна — справа и слева от меня по полу тянулись провода видеокамер — и смотрел в окна дома напротив. Взгляд мой скользил по каменной пустыне, и это только сильнее давило на меня.

Вытащив из задней комнаты матрац и не раздеваясь, я улегся возле самого окна. Даже спать хотел как можно ближе к ней.

* * *

Наутро у меня болела спина и во рту был отвратительный вкус. Внизу на улице машина освобождала мусорные контейнеры и шумела при этом в три раза громче, чем дома. В окнах дома напротив не было заметно никаких признаков жизни. Было всего семь часов утра.

Поскольку я примчался сюда среди ночи под впечатлением от своего сна, я не подумал о том, что стоило бы надеть рабочий комбинезон. Пришлось поторопиться — выйти из дома и исчезнуть, пока все спят.

Из-за ночного образа жизни я уже много лет не видел раннего утра. В это время мир принадлежит по-утреннему свежим и веселым женщинам с безупречным макияжем, обильно, даже, пожалуй, чересчур политым духами, и мужчинам с газетами под мышкой, которые то и дело поглядывают на небо, стараясь предугадать погоду.

Оказывается, в этом городе опять можно смотреть на небо. Здесь, в бывшем Восточном Берлине, на тротуаре не валялось ни одной кучки собачьего дерьма, и единственная опасность для прохожего состояла в том, что можно было провалиться в яму, так как асфальт хранил еще память о временах народной собственности.

Он был одет в синий тренировочный костюм. Как Джун, когда еще жила через дорогу. Опять таращился в телевизор, но каналы не переключал: заинтересовался передачей.

Фотография Шейри стояла у меня на столе, прислоненная к стене. Я взял ее и засунул в ящик. Думаю, она не обиделась.

Поделиться с друзьями: