Алая кровь на белых крыльях

"Россия, только великая Россия, - больше ничего у меня не осталось!"

"Только твердая вера в Россию и русский народ удерживала меня от отчаяния".

"У меня ничего нет собственного, кроме сознания, что я русский человек".

"Любовь и вера в Россию - это все наше богатство. Если и это потеряем, то жизнь для нас будет бесцельной".

* * *

Интересно, что будет, если сложить в одном месте восемьсот тонн тротила, две тысячи тонн хлопка, сто тонн шестидюймовых фугасных снарядов в ящиках, и двести тонн авиационного бензина в бочках, а затем все это дело поджечь? Правильно! Именно эту картину и увидел с мостика "Шеера" Лотар фон Арнольд, и поручик Долгорукая. Посчитав, что маневр отрыва подводному крейсеру удался, командир "Адмирала Шеера" дал команду повернуть на обратный курс. Он попросил Светлану подняться наверх, и вкратце рассказал ей о своей идее с бомбардировщиком. Поручика эта идея удивила, но затем она стала расспрашивать о характеристиках "Готы" и о том, как и где в шхерах возможно организовать взлетно-посадочную площадку. В данном вопросе командир "Шеера" помочь не мог ни чем, кроме детального знания местности, где распологалась база. Вопрос было решено отложить до того момента, когда будет ясна ситуация, ибо мечтать, как говориться не вредно, но без наличия самолета - все это бесполезная трата времени. Попытка продолжить разговор на мостике на другую тему, была прервана необычайным и никогда ранее невиданным атмосферным явлением. Хотя до рассвета было еще несколько часов, где-то на юге, что весьма странно, так как солнце восходит на востоке - вдруг расцвело на несколько секунд небольшое солнце. Затем, на какое-то мгновенье все исчезло в темноте, а затем за горизонтом стало подниматься какое-то свечение, которое становилось все ярче и ярче, и все больше и больше - чем-то все это зрелище напоминало ночной костер. Только было непонятно, кто и как разжег костер в открытом море. Моряки на плотике? Упругая стена воздуха внезапно сбила с ног всех стоявших на мостике и швырнула назад. В какой-то последний момент Лотар успел подхватить Светлану за талию, но, не сумев удержаться на ногах, упал на спину, а поручик упала на него сверху. Инстинкт сработал мгновенно - "Срочное погружение!" проорал Арнольд, и схватив поручика в охапку, рывком встал на ноги, поморщившись от боли (кажется он упал спиной на какой-то рым или скобу). Все устремились вниз по трапу. Предпоследней, спустилась Долгорукая, а последним командир лодки, задраив за собой люк. Приняв доклад от вахтенного о том, что все люди на борту и лодка не получила никаких повреждений, он скомандовал открыть кингстоны ЦГБ и быстрой. "Адмирал Шеер" ушел под воду.

Теперь в безопасной и спокойной обстановке можно было разобраться с происшедшим.

* * *

А разбираться, командиру субмарины было с чем - не каждый человек в мире становится свидетелем таких странных событий.

Они почти успели. Почти, потому что взрывная волна все таки настигла их. Им повезло - в момент прохождения ударной волны группа бегущих находилась за холмом, и их не зацепило. Зато с впереди стоящих зданий сорвало крыши. А потом с неба пошел дождь. Огненный дождь. Хлопок, смоченный бензином, из распотрошенных взрывом хлопковых тюков летел на грешную землю, выискивая пищу для очистительного огня. А пищи в грешном городе Гданьске было много. Деревянные дома, склады с военным имуществом, вагоны, грузы сложенные гигантскими штабелями под открытым небом - все шло в дело. Группа беглецов под руководством Кузьменчука продолжила свой бег среди разгорающихся пожаров. Бежать было намного сложнее - улицы были завалены обломками крыш, упавшими столбами и деревьями. Пожаров с каждой минутой становилось все больше. Вскоре добавилась и новая опасность - стали взрываться боеприпасы, поливая Гданьск еще одним смертоносным стальным дождем. С пожарами уже никто не боролся - теперь главная задача жителей города была выжить. А выжили немногие.

Усилия английских моряков оказались напрасными. Хотя, откуда им было знать, что в городе произойдет катастрофа? Ударная волна расшвыряла корабли и суда стоящие в бухте. Она швыряла их друг на друга, переворачивала, а если не могла перевернуть, то сминала в металлический хлам их надстройки. Больше всего повезло дозорным эсминцам - за исключением легких повреждений и людей снесенных с надстроек за борт, у них все было благополучно. Что касается всех остальных, то уже через несколько минут гавань до боли напоминала картину затопления Первой Тихоокеанской эскадры на внутреннем рейде Порт-Артура. Некоторые из войсковых транспортов перевернутые взрывом стали братскими могилами для десанта находившегося на их борту.

Не все потеряли голову в этом аду. Многие из тех кто уцелел, пытались бороться с пожарами, пытались спасать мирных жителей, но их усилия лишь продлевали агонию, и в конечном счете не избавляли от смерти, а только отодвигали на несколько минут или часов. Гданьску было суждено оказаться сметенным лавиной, которая накопилась под влиянием различных факторов. Единственный морской порт Великой Польши становился ее последним портом и практически ушел в ее историю, как горькое воспоминание. Слишком много орудий смерти было сконцетрированно в одном месте, и слишком пренебрежительно к ним отнеслись.

Из детских сочинений:

"О взрослые, взрослые! Мало того, что вы сами режетесь, вы отравили наши детские души, залили нас кровью, сделали меня вором, убийцей… Кто снимет с меня кровь… Мне страшно иногда по ночам… Успокаивает меня лишь то, что сделал я все это по молодости, и вера в то, что есть Кто-то Милосердный, Который простит и не осудит, как люди!"

"Отец позвал меня, посадил на колени и начал говорить, что он уезжает на войну и может быть больше не вернется… Я начал просить его, чтобы он взял меня на войну, но он сказал, что я еще глуп, после этого он сказал, чтобы я никогда его не забывал и молился за него Богу. Отец сел на лошадь и уехал, все плакали, но я очень радовался, потому что папа сказал, что я скоро буду такой же военный, как и он, и тоже поеду на войну, но после мне стало скучно, и я втихомолку плакал".

"Мой папа был офицер N полка, командир первой роты. Его солдаты очень любили, и папа их также очень любил. Скоро папа и его вся рота начали собираться в поход, чтобы ехать на войну. Я не хотела расставаться с папочкой и все время плакала. Наконец наступил ужасный день для меня, когда мама и я поехали провожать папочку на вокзал, поезда еще не было… Пришел поезд, папа с нами попрощался и ушел. Потом я его увидела на площадке вагона очень грустного. Папочка меня попросил сказать стихотворение, которое я знаю с 4-х лет. Поезд потихоньку стал двигаться, папочка меня крестил, а я говорила стихи".

"Ну, мама, прощай", помню я свои слова, когда я заехал верхом к маме попрощаться; мама тихо подошла, поцеловала меня и сквозь потоки слез произнесла: "Володя, помни, что сказал папа, и не забывай свою мать". Через несколько дней я ехал в рядах N полка, а мысли мои были там, около моей матери, которая осталась теперь одна, отдав трех сыновей своих на благо родине".

"Лучше всего в моем воображении запечатлелся образ моей матери: тихой и доброй, кроткой, как ангел. Это был образ кротости, чего только она мне ни прощала".

"Но что же можем мы, восемнадцатилетние старцы, искалеченные и измученные (ведь мы знаем, что мы изуродованы!)?… Несмотря на добросовестнейшие внешние старания, я малограмотен; ведь пробелы 17, 18 и 19 гг. нельзя теперь заполнить. Устроить мирный семейный очаг?
– Мне 18 лет, а у меня уже полтора года туберкулез кости, мой сосед, ему 19 лет, и он имеет 14 ран, полученных на фронте. Какие же мы мужья!?"

"Одна надежда на воскресение нашей дорогой родины".

"Мы любим Россию и снова желаем ее видеть могучей, и сильной, и славной страной… Попросим же мы Бога о том, чтобы он вновь взял под свою защиту поруганную и униженную, но не забывшую, несмотря на все гонения, христианскую веру, нашу дорогую Святую Русь".

Срочно тов. Сталину от Л.П.Берия:

"Докладываю о проработке группы "Новый Карфаген". Среди документов Л.Д.Троцкого найден меморандум доктора Гельфланда. Фотокопию документа высылаю:

Меморандум д-ра Гельфанда

Подготовка массовой политической забастовки в России

К весне надо подготовить в России массовую политическую забастовку под лозунгом: свобода и мир. Центром движения будет Петербург, а в нем - Обуховский, Путиловский и Балтийский заводы. Забастовка должна охватить железнодорожные коммуникации Петербург-Варшава, Москва-Варшава и Юго-Западную железную дорогу. Железнодорожная забастовка будет проведена прежде всего в крупных центрах с большим количеством рабочих, в железнодорожных мастерских и т. п. Чтобы сделать забастовку всеобщей, везде, где только можно, будут взорваны железнодорожные мосты, как это имело место во время забастовочного движения 1904-1905 гг.

Конференция русских социалистических вождей

Это дело может быть осуществлено только под руководством российской социал-демократии. Ее радикальное крыло уже приступило к действиям. Но надо, чтобы к ним присоединилась и фракция умеренного меньшинства. До сих пор такому объединению более всего препятствовали радикалы. Однако, две недели назад их лидер Ленин сам открыто поднял вопрос об объединении с меньшинством. Объединения можно достичь на средней линии в духе необходимости использовать слабость административного аппарата внутри страны, вызванную войной, для начала энергичной акции против абсолютизма. Следует заметить, что умеренная группа всегда находилась под более сильным влиянием немецкой социал-демократии.