Алая кровь на белых крыльях
Шрифт:
Он налил себе рюмку коньяка, и повернувшись в корму кабины крикнул - "Добавьте им еще!" - бомбардир услышал его команду и очередная пятидесятифунтовая бомба понеслась к земле. Экипажу "Вальдека Руссо" нравилась эта прогулка по польским колониям. Но, допить коньяк французскому полковнику, было не суждено - страшная сила швырнула его, с зажатой в руке серебряной рюмкой, на стекло кабины - он так и не успел понять происшедшее, ибо в то же мгновенье огненный смерч поглотил четвертькиломеровую сигару и разметал на части. Радостных криков и восторженного вопля немногочисленных жителей Петрограда на трехкилометровой высоте не услышал никто. Бомбардировщик поручика Авиловой медленно и не спеша снижался по спирали делая круги на городом.
Лавр Георгиевич Корнилов упустил возможность стать свидетелем этого поединка, и когда он привлеченный громкими криками на улице приказал адъютанту разобраться и доложить в чем тут
Из детских сочинений:
"Мобилизации никакой не было, но все кадеты, гимназисты шли добровольно в армию"
"Я рвался на фронт отомстить за поруганную Россию. Два раза убегал, но меня ловили и привозили обратно. Как я был рад и счастлив, когда мать благословила меня".
"Мне было 12 лет. Я плакал, умолял, рвался всей душой, прося брата взять меня с собой, и когда мои просьбы не были уважены, решился сам бежать на фронт защищать Россию, Дон".
"Я одиннадцатилетний мальчик долго ходил из части в часть, стараясь записаться в полк".
"Мне было 11 лет, я был записан в конвой, одет в форму, с маленьким карабином за плечами… Встретил старого генерала, хотел, как всегда, стать во фронт, но поскользнулся и упал, ударившись спиной о затвор".
"Я кадет 2-го класса поступил в отряд, но, увы, меня назначают в конвой Главнокомандующего".
"В скором времени мне удалось уйти из дома и поступить в один из полков… Но после трех месяцев боевой жизни меня отыскали родители и заставили поехать в корпус".
"Видя родину в море крови, я не мог продолжать свое прямое дело - учение, и с винтовкой в руках пошел я с отрядом биться за честь и благо России".
Глава 33 Лето-осень 1919 года. Два кавалериста.
Отряд Семена Михайловича Буденного отступал. Несмотря на то, что буденовцам удалось оторваться от преследования "санационной" дивизии, пробиться к своим было невозможно - сбить пехоту методично марширующую вдоль дорог его кавалерии было не под силу. Возможно, в жестокой рубке он бы смог это сделать, но терять две трети своих закаленных в боях бойцов он не хотел - его отряд продолжал отступление вглубь занятой врагом территории. Были в этом отступлении и свои плюсы - его отряд подъедал и реквизировал то, что предназначалось для снабжения польской армии, то есть двигался по вражеской транспортной коммуникации. Два "санационных" батальона, которые попытались преградить его отряду путь были вырублены без каких-либо значительных потерь. Оно и не мудрено - одно дело "санировать" безоружное местное население и заниматься расстрелами местных жителей, другое- столкнуться с теми, кто уже шесть лет был на войне. Пленных естественно не брали. Добровольцев принимали, но только при наличии коней и кавалерийских навыков. Поэтому несмотря на стычки с тыловыми польскими подразделениями, численность отряда возрастала. Особую опасность для его отряда двигающегося вдоль железной дороги на запад могли представлять бронепоезда - но то ли у поляков были свои взгляды на то как воевать со "схизматами", то ли не было опыта их создания - пока в качестве противника, бронированные чудища им не попадались. Особую головную боль представляла взрывчатка, поскольку ее требовалось много - продвигаясь на запад, отряд методично взрывал все мосты, и железнодорожные сооружения. Еще Семен Михайлович жалел о том имуществе, которое приходилось уничтожать ввиду невозможности взять с собой - его хватило бы на вооружение целой армии.
Косвенный эффект от отступления Буденного превосходил многократно наступательные возможности его отряда. Прерванное снабжение частей польской армии, занимавшейся борьбой с вооруженными формированиями сепаратистов, стало незаметно, но неуклонно подводить войска Великой Польши к катастрофе. Дефицит продовольствия еще как-то можно было восполнить реквизицией его у местных аборигенов, но вот с боеприпасами стало очень трудно. И без того слабо налаженная система снабжения рухнула. Разношерстность польской артиллерии сыграла с ляхами дурную шутку - большая часть артиллерийского арсенала превратилась в бесполезно возимое с собой железо. Этой бедой тут же и воспользовались многочисленные отряды инсургентов - их атаки становились все ожесточеннее, а бои все кровопролитнее для польской стороны. В 10 утра над конницей закружил Сопвич с Французскими розетками на крыльях черно-красным прямоугольником украшенным черепом на фюзеляже, такой же череп украшал французский флаг на хвостовом оперении.
– Не стрелять - скомандовал
Сопвич был из знаменитой Махновской эскадрильи "АНАРХИЯ ЭФИРА", точнее это был один из двух самолетов входивших в это подразделение, но действовали два самолета, круче любого авиаполка. Два графа - анархиста-авиатора, русский Орлов и француз Де Марвильяк делали в воздухе чудеса. У них была своя группа гениев-механиков - Русский, француз и два немца. Механисьены, мало что содержали аппараты в полном порядке, они еще их периодически улучшали. В частности фельдфебель Гуго придумал подвесные сбрасываемые баки, что в два раза увеличивало дальность полетов, а Марсель Руссо разработал устанавливаемые на крылья, съемные блоки из спаренных пулеметов..
Сопвич Орлова сбросил вымпел с сообщением о дальнейшем маршруте Буденовцев. Дорога лежала на Гуляй-Поле.
Махно. Из детских сочинений:
"Свет от пожара освещал церковь… на колокольне качались повешенные; их черные силуэты бросали страшную тень на стены церкви".
"Многие ораторы умели так захватывающе говорить, что водили за собой толпы. Я помню, Махно говорил речь о свободе и уже уехал он. Только пыль по дороге видна. А толпа все стояла, смотря в даль и шепча: "Батько наш, батько Махно
"Когда мать отдала ему все, что нашла, он еще снял у меня и матери золотые кресты и ушел".
"Они ограбили дочиста нашу дачу, и меня и мать расстреляли, но к счастью и я и мама оказались только раненными и, когда на другой день легионеры были выбиты, нас увезли в лазарет".
"Возле самой насыпи, широко раскинув руки и уставив в небо невидящие глаза, лежал в грязи брошенный солдат; проходящие мимо него крестились и равнодушно проходили мимо".
"На улице до колен лежали всякие новые вещи, примусы, шоколад, материи, тазы"
Возвращение из рейда, всегда дольше чем путь туда, да и понятно. Хлопцы слегка прибарахлились, раненных прибавилось, но тем не менее Гуляй-Поле с каждым днем становилось все ближе. Противник не очень беспокоил. Тем более графы-анархисты ежедневно сбрасывали вымпелы с оперативной информацией. А увязавшийся за буденовцами Уланский полк, аэропланы с черепами на фюзеляжах своими ежедневными штурмовками заставили повернуть назад. Через несколько дней конницу Батьки Семена, встретил пулеметный полк Повстанческой армии Батьки Махно. А еще через несколько дней в Гуляй Поле произошла историческая встреча. Батьки друг-другу понравились и сразу стали разрабатывать совместный рейд в Польшу. А их штабы занялись организационными проблемами, а их было много. Оружие, боеприпасы, обмундирование и тут еще военно-полевая медицина. За время рейда у бойцов появились вши, а там где вошь, там и до тифа недалеко. Семен Михайлович не стал рассусоливать и приказал всем своим конникам побриться на голо и что бы еще больше ударить по возможным эпидемиям, вызвал к себе штабного писарчука Бабеля и приказал написать агитационный стих против вшей. Бабель стал отнекиваться, мол он силен в прозе… На что Батька Семен сказал грозным рыком, что мол пиши прозой, но что бы стих был! Бабель напрягся и выдпл следующий перл -
"Товарищ! Что бы победить:Всех вшей, Антанту и ЕвропуОружъе чисти каждый деньИ мой свою почаще жопу"Ужин в Объединенном Штабе Особой Отдельной Кавалерийской Армии Восставшего Народа был в самом разгаре. Стол ломился от яств в прямом смысле. Окорока и запеченная в перьях дичь, круги домашних ковбас жареных в смальце, груды жареных и вареных кур, ломти домашнего сыра и свежее выпеченные караваи хлеба, жареное мясо и всевозможные домашние соленья и маринады, связки лука и чеснока, а так же то чего нет вкуснее на всем белом свете - САЛО! Бело-розовое, с мясными прожилками, в мясными прожилками САЛО! Головка домашнего сыра, жареное мясо и соленья. Ну и рыба тоже была… Караси в сметане, селедка, связки воблы, осетрина и белуга, ну и для полного куража икра в бочоночках. А закусывать было чего. Казенная Смирновка, Шустовский коньяк и буряковые, пшеничные и прочие самогоны, в разнокалиберных бутылях заткнутых потрадиции початками, ну и всевозможное домашнее пыво (квасы и морсы не в счет). Батька хлебосольничал для своего нового друга от души. Когда большинство участников праздника приступили к пению разных песен одновременно, Семен и Нестор ушли по Английски. Им надо было обсудить совместный рейд. Рейд был задуман уже давно, но только сейчас поступили окончательные развед-данные из Контрразведки Русской Армии. Махно недоверчиво смотрел на карту…