Александр Башлачёв - Человек поющий

Александр окончил школу. В июне состоялся последний звонок [см. фото 12]. Нелли Николаевна хотела, чтобы сын

поступал в технический институт или университет. Для того чтобы подготовить к поступлению, она даже пыталась нанять ему репетитора. Однако сам Башлачёв был увлечен исключительно гуманитарными дисциплинами и поехал в Ленинград вместе с Андреем Шульцем: «Он — на журфак [Ленинградского университета] хотел, а я — в химико-фармацевтический, на улице Профессора Попова. Мы оба были в джинсах, обрастали волосами, рубашки были модные и ботинки. Вписывались мы в это всё. Саша себя считал хиппи. Помню, что он купил первые джинсы — это был „Wrangler", драные. Насчитал на них четырнадцать заплат! И это так ему нравилось. В этих штанах и поехал в Питер. Идем по Дворцовой площади, и к нам подходит милиционер. Хороший оказался, пошутили, посмеялись. Саша говорит: „Ошибка молодости", — но в таком виде ему нравилось ходить, в драных штанах, но обязательно фирменных, американских. Тогда, кстати, в Питере показывали фестивальные фильмы с Московского кинофестиваля. Много мы там посмотрели тогда: американские, японские фильмы. Любили еще ходить в Питере в „Кинематограф" на Васильевском острове — там старые фильмы показывали, французские, итальянские. Вообще ему фильм „Мой друг Иван Лапшин" очень нравился. Он меня на него повел. Нравился ему Тарковский. На „Зеркало" мы с ним вместе пошли, но с первого раза ничего не поняли. Он потом еще два раза ходил. „Сталкер" ему нравился. Мы часто ходили в кино. Телевизор вообще не смотрели, там только советская пропаганда была. Потом стали появляться американские фильмы — это было интересно».

На вступительных экзаменах в университете Башлачёв встретился со своим земляком Леонидом Парфёновым, который тоже приехал поступать на факультет журналистики. Первый тур творческого конкурса Александр прошел с успехом. Однако на втором туре Башлачёву, по всей видимости, объяснили, что из-за отсутствия у него публикаций, даже

если он сдаст все остальные экзамены на «пять», он не поступит. В результате Башлачёв вспылил и ушел. Андрей Шульц вспоминает: «Он приехал в Питер и понял, что там у него ничего не получится, потому что иногородних на журфак брали только десять человек. Там и медалисты, и отличники. А у него ничего такого не было. У них уже куча статей была, а у него — только две. И он понял, что там нечего делать». Леонид Парфёнов рассказывает: «У меня тоже не было публикаций, там всех стращали. „А где вы будете жить?! Мы не всех обеспечиваем общежитием! А с каким изданием вы сотрудничаете? Вы должны постоянно работать! У нас сейчас люди после армии поступают, все работают!.." Козу рогатую показывали всем на этом творческом конкурсе. Но я решил, что раз поступаю, то пройду это до конца. Если меня выкинут, тогда и поеду назад. Мало ли что они говорят... Саша и потом мне ничего не объяснял. Я его несколько раз спрашивал, чего он тогда психанул. Тебе что, двойку поставили? Тебе сказали забрать документы? Он сам забрал документы, сам сошел с дистанции. Творческий конкурс не является ничем. Он является собеседованием. Принимают все равно по экзаменам». Необходимо отметить, что хотя Леонид и Александр уже и были знакомы, но дружить и общаться регулярно они начнут позже.

Экзамены в университеты проходили в июле, чтобы не поступившие еще имели шанс устроиться в институты в течение августа. Однако, родившись в мае, Александр не попадал под весенний призыв в армию, а потому решил не повторять попытки поступления в этом году. В июле-августе он с родителями и сестрой поехал на машине в Таллин.

Марина Зиничева рассказывает: «Уже школу закончили. В конце августа у нас встречу классную организовывали. Все пришли. Посмотрели друг на друга. Интересно, конечно. Но куда-то надо пойти. Конец августа, темно. Саня говорит: „Пойдем на дачу". Пришли ночью. Выпить взяли, покушать

взяли. Но холодно, неуютно. Заходит Башлачёв и говорит: „Сейчас будет тепло. Я целую кучу дров нашел. Костер сделаем". Сделали мы костер. Всю ночь он у нас горел. Весело. На другой день утром пришли Сашины родители с утра пораньше. Мы сразу смылись. Нелли Николаевна Саньку схватила. Оказывается, сосед привез забор, штакетник, на дачу. А мы его сожгли. Такое дело наделали!»

14 сентября, Башлачёв с Александром Смирновым [см. фото 13] устроились работать художниками-оформителями на коксохимическое производство Череповецкого металлургического завода [см. фото 14]. С трудоустройством им помогла мама Смирнова.

7 ноября Александр с Максимом Пермяковым и Андреем Шульцем участвовали в праздничной демонстрации в Череповце [см. фото 15].

Башлачёв уже определился в выборе будущей профессии, поэтому пошел в школу юных журналистов при газете с, как он сам потом будет говорить, «поэтическим названием „Коммунист"». Его взяли под свое крыло две сотрудницы издания — Тамара Михайловна Соловьёва и Елена Филипповна Ганичева. Хотя Александр попал в эту школу к завершению второго года обучения, его заметки сразу высоко оценили и стали печатать, что в дальнейшем сильно облегчит ему задачу поступления в высшее учебное заведение. Марина Зиничева: «В тот год когда он не поступил, он писал с Виктором Петровичем Игнатьевым10. Тот давал ему задания, а Саша писал... И у Розы Михайловны [Молотковой] он брал уроки. То есть очень конкретно стал готовиться для того, чтобы поступать в следующем году».

10 Известный череповецкий спортивный журналист, заслуженный работник культуры. В восьмидесятых был директором областной телестудии. С 1999 года — пресс-секретарь мэра города. С 2002 года — пресс-атташе хоккейного клуба «Северсталь». Умер в 2005 году.

11 Близкий университетский друг и однокурсник Александра. Ныне — начальник Управления по телерадиовещанию, печати и информации администрации Красноярского края.

Смирнов и Башлачёв работали на заводе). Они отправились в Кунгур, учиться в художественном училище. Этот город в Пермской области находится по дороге из Череповца в Свердловск, если ехать на поезде. Башлачёв нередко приезжал к ним в гости, они тоже навещали его. Иногда ребята вместе ездили домой или из дома. Однажды в Свердловске они втроем пошли в пельменную, им не хватило денег, чтобы расплатиться. Пришлось на несколько часов оставить Максима в залог. Во время одной из поездок в Кунгур Александр написал стихотворение «Разлюли-малина (из жизни кунгурских художников)».

В частности, Башлачёв ездил в Кунгур 15 ноября, откуда вернулся в Свердловск. Позже из Свердловска он написал маме письмо, в котором расспрашивал про подписку на литературу и рассказывал о своей поездке: «Ты уж не очень, прошу тебя, не очень обижайся на меня за мое в высшей степени свинское молчание. Вообще, рекомендую привыкнуть, что у меня все нормально и всего вдоволь, ни в чем, за исключением времени, не нуждаюсь... Живу пока в общежитии полулегальным образом12, может быть, сегодня еще что-то будет из квартир, припишу в конце... Вступил в профсоюз... Съездил к Максиму [Пермякову] в Кунгур. Город у них, конечно, безобразный, в отличие от Свердловска. Здесь мне всё хорошо, всё нравится, всё нормально. Как Маяковский? Попробуйте подписаться на Гоголя... Я слышал еще что-то о Достоевском... P. S. Посылаю полный конверт воздушных поцелуев. Ловите их по комнате».

Когда Александр приезжал домой в Череповец, он, конечно, встречался с друзьями. Светлана Шульц вспоминает: «Иногда мы с ним сидели у памятника Верещагину на аллейке, и однажды он сказал мне такую фразу, что он не будет жить долго».

12 Башлачёва долгое время не прописывали.

Ирина Корниенко, учившаяся на курс старше Александра, предложила ему сочинять роман в письмах. Несколько его писем сохранилось, первое из них датировано «9 января нового стиля 1979 года от рождества Христова». «... Наши отделения для корреспонденции в университете имеют завидное по своему постоянству обыкновение оставаться для нас пустыми — и для Вас, насколько я понял, это тоже иногда бывает важно...» Господин «N» писал госпоже «К» в некий несуществующий, романтический мир прошлого, в котором имя было не нужно, хватало одной буквы, так как в нем их было всего двое на все то множество строк, которые они написали. Из письма Александра: «Верю ли я в рок? Да, я верю в рок, маленькая язычница13, как склонен верить во все мистическое. Это объяснить несложно — одно из самых величайших мучений (не единственное, впрочем), что я вынужден выносить в этом мире, — есть постоянная, хроническая ностальгия по чуду, отсутствие чудес, и бога... и дьявола...»

В Череповце друзья за глаза называли Александра «Башликом». В университете, кроме романтичного обращения «Господин N», бытовали и новые неблагозвучные клички — Башлык14 или Башлак. Возможно, из-за антипатии к таким прозвищам Башлачёв придумает себе позже сокращенное имя СашБаш.

Многочисленные письма Александра — источник множества разнообразных сведений, а также штрихов к портрету Башлачёва. В письме своей подруге Наталье Важинской от 15 июня он написал следующий постскриптум: «...Может быть, свидимся еще, если не помру до тех пор от страшной

13 Ср. с обращением к образу язычницы в интервью Игорю Леонову.

14 Тюркское слово, обозначающее остроконечный капюшон из сукна, надеваемый поверх головного убора. Имеет длинные концы для обматывания вокруг шеи.

болезни — сибирской язвы, эпидемия коей охватила весь Свердловск, и эпицентр — в Чкаловском районе, недалеко от нас. Мы все уже привыкли, и это уже давно не сенсация, но смертность еще очень высока. Главное — против нее практически нет лекарств, так как эта болезнь имеет лишь симптомы сибирской язвы, а на самом деле это — утечка из одной из лабораторий в черте города. Человек умирает в течение двух суток». Свои письма Башлачёв часто снабжал иллюстрациями [см. фото 17].

Существенным шагом для Александра стало начало сотрудничества с череповецкой группой «Рок-Сентябрь» в качестве автора текстов песен. Сергей Герасимов: «В то время у меня появилась мысль сделать что-то музыкальное у нас в городе. У меня были друзья, замечательные музыканты, мы еще с детства знакомы: Слава Кобрин и Саша Пугачёв. После того, как я узнал, что Саша [Башлачёв] пишет неплохие стихи, я переговорил с ним по поводу перспективы создания самобытной рок-группы. Он был не против. Более того, воспринял это с большим энтузиазмом. Тогда вообще было престижно, чтобы у группы была своя музыка и свои стихи. Не переигрывать что-то, как, например, ансамбль „Самоцветы", а именно все свое. Все были только „за", и я их познакомил. У нас [в Череповце] во Дворце строителей открыли дискотеку, и я был первым диск-жокеем города. Была еще одна база — так называемый Дом культуры. Там очень хорошо получалось: уходил директор, а на его место вставал отец Славы Кобрина Михаил Матвеевич. Но там тогда играла другая хорошая группа под названием „Белые Грифы". Старшее поколение, в общем, неплохие музыканты. Они переигрывали The Beaties, The Rolling Stones, советские шлягеры, своего у них почти ничего не было. Когда директором стал Михаил Матвеевич Кобрин, „Грифов" сместили, меня взяли туда вести дискотеку, я уже в двух местах ее вел. Встал вопрос, как сделать так, чтобы на танцах заиграла группа. И вот тут возникла идея совместить