Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

ны была значительнее, по дикции и в передаче стихов

несколько лучше, но также еще мало артистична, кроме

того, уступала первой в голосовых данных. Мейерхольд,

очевидно, рассчитывал, что общий план постановки спа­

сет «Незнакомку». Его увлекло все в целом, и он допу­

стил эту ошибку.

В конце концов я тоже стала надеяться на то, что

общий замысел постановки, чрезвычайно интересный, со-

475

вершит чудо. Мейерхольд и Юрий Бонди хотели, чтобы

виденья, вместо обычного занавеса, заволакивала пелена

снега.

Белое полотно, голубой газ с расшитыми на нем зве­

здами, легкий деревянный мост горбом — все это должно

было создать впечатление легкости. Вместо действия —

действительно виденья. У меня явилось опасение, что

слуги просцениума, которые должны были действовать в

продолжение всего спектакля, убирать предметы, менять

занавес, помогать действующим лицам, как раз помешают

впечатлению легкости, отяжелят представление. На самом

деле вышло не так. Слуги просцениума оказались на вы­

соте положения. Одетые в серое, ритмичные, ловкие, они

сами были подобны видениям. Кроме того, их благоговей­

ное отношение к блоковскому спектаклю передавалось

залу. То, как они возносили синее звездное небо за мо­

стом, как заволакивали белым, как бы пеленой снега,

компанию в кабаке, как закрывали вуалем каждого, вхо­

дившего на мост, особенно как становились на колени

перед эстрадой с зажженными свечами в руках, изобра­

жая рампу, и запечатлевалось главным образом в памяти

настоящего зрителя. Слуг просцениума играли студийцы:

Кулябко-Корецкая, танцовщица Ада Корвин, скрывавшая­

ся под фамилией Алексеевой, Грипич, Петрова, сам Мей­

ерхольд, скрытый полумаской, Сергей Бонди и другие.

Одним из настоящих зрителей блоковского спектакля был

покойный Вахтангов, оценивший его как должно. Впо­

следствии он воспользовался идеей Мейерхольда и ввел

слуг просцениума, под странным названием «цани» 63,

в «Принцессу Турандот». Вообще, постановка этой пьесы

вылилась из «Журнала Доктора Дапертутто».

Однако у вахтанговских «цани» была другая задача —

подчеркнутый ритм движения, точно под музыку; внеш­

няя веселость сделала их обыкновенными цирковыми, а

слуги просцениума Мейерхольда были совсем иными.

Их музыкальность выявлялась не так просто, а главное,

они были торжественными, священнодействовали во вре­

мя представления. Юрий Бонди придумал грим для дей­

ствующих лиц. Чрезвычайно удачно были сделаны глаза

Незнакомки и Голубого. От ресниц, как бы продолжением

их, шли синие лучи к бровям и вниз. От этого глаза по­

лучались большие и сияющие. Бобрищев-Пушкин на­

смешливо писал об этом: «У Незнакомки были огромные

ресницы во все щеки, нарисованные так, как рисуют де-

476

ти». На самом деле лучи шли вниз чуть-чуть дальше, чем

подводят обычно глаза. Тот же рецензент не уразумел

игры длинного плаща Голубого. Один из слуг просцени­

ума благоговейно расстилал край плаща, подчеркивая его

значение, заставляя ткань играть, участвовать в театраль­

ном представлении, а пошлый рецензент писал: «Так как

на лестнице было трудно стоять с плащом, то один из

прислужников все время ему укладывал плащ, как по­

удобнее» 64. Рецензент бранил спектакль, в сущности, за

плюсы, но в представлении нашем были и некоторые ми­

нусы, которых я не хочу замалчивать. Прежде всего —

убогое освещение Тенишевской аудитории, его, долж­

но быть, не учли режиссер и художник, задумав игру с

тканями, заменяющими кулисы, задник и обычный за­

навес, изображающий снег и небесный свод. Я убежде­

на, что если бы было надлежащее освещение, спектакль

имел бы б ольший успех даже у средней буржуазной

публики.

Затем, многие, близко стоящие к делу, считали не­

уместным участие в блоковском спектакле жонглеров-ки­

тайчат, которыми Мейерхольд пленился где-то на улице

во время их представления и захотел, чтобы они высту­

пили во время антракта. Эта идея его настолько захвати­

ла, что с ним ничего нельзя было поделать, он точно по­

мешался на этих несчастных китайчатах. Они жонглиро­

вали ножами во время антракта. Это получалось трога­

тельно-нелепо, как-то ни с того, ни с сего. Точно пришел

кто-то с улицы и заорал: «Ножи точить, паять...» Также

казалось мне тогда неправильным, что слуги просцениума

разбрасывали среди публики апельсины: казалось, это не

гармонировало с содержанием спектакля.

«Балаганчик», о котором Чеботаревская писала, что

он «выдержан с б ольшею стойкостью и разыгран совсем

хорошо» 65, по-моему, проиграл в новой постановке. Пре­

жде всего большим минусом было то, что Пьеро играл не

Мейерхольд, и еще то, что представление было вынесено

в публику. На месте уничтоженных первых рядов раз­

вертывалось действие с масками.

В театре Коммиссаржевской маленькая сцена «Бала­

ганчика» была отодвинута в глубину, и только те из зри­

телей, внимание которых особенно устремлялось к акте­

рам, ощущались ими и втягивались в их круг. Чуждое

оставалось в зрительном зале. В Тенишевской аудитории

актеры оказались во враждебном лагере. По крайней ме-

477

ре, половина зрителей была глуха к поэзии Блока и

враждебна режиссеру, актеры же вынуждены были дей­

ствовать в тесном окружении такой публики, что, несо­

мненно, влияло на их настроение отрицательно. Итак,