Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей
Шрифт:
В дальнейшем финансовое ведомство в своей политике придерживалось пунктов программной записки Рейтерна. Это проявилось в сокращении ведомственных расходов, утверждении нового таможенного тарифа 1868 г., применении концессионной системы в сооружении железных дорог. Во второй половине 1860-х гг. началось оживление экономической жизни. В 1869–4.873 гг. Россия пережила бурный хозяйственный подъем, который выразился в стремительном росте акционерного учредительства, развитии основных отраслей промышленности, широкомасштабном железнодорожном строительстве, увеличении торговых оборотов, расширении экспорта. В этот период была достигнута некоторая стабилизация финансов. Позитивные перемены в экономике и усиление налогообложения позволили значительно увеличить поступления в казну. В первой половине 1870-х гг. обыкновенный бюджет, как правило, сводился с профицитом, значительно повысился курс рубля.
Достигнутые успехи высоко подняли авторитет Рейтерна в «верхах» и укрепили доверие к нему государя.
В начале 1873 г. на заседании Государственного совета Рейтерн в очередной раз заявил, что будет вынужден просить об увольнении со своего поста в случае отказа Военного министерства сократить свою смету, хотя «ему было бы крайне тяжело и прискорбно находиться вдали от государя после того, как 11 лет имел счастье быть столь близким его величеству». Как вспоминал А.В. Головнин, «государь встал, взял его за обе руки и сказал: “ты совершенно прав” — Рейтерн, очевидно, выиграл во мнении и расположении государя»{156}. Сопротивление финансового ведомства заставляло Д.А. Милютина несколько умерять требования о выделении новых ассигнований. Однако император проявлял огромную заинтересованность в реформировании и перевооружении армии. Поэтому расходы Военного министерства постоянно увеличивались и в 1865–1875 гг. составляли почти треть государственного бюджета.
Александр II неоднократно обсуждал с Рейтерном вопросы внешней политики и обычно прислушивался к его советам{157}. Во всеподданнейших докладах и личных беседах министр финансов призывал императора к сохранению мира и прекращению новых территориальных захватов, неизбежно связанных с международными конфликтами и значительными финансовыми затратами. В частности, в феврале 1863 г. на заседании Комитета министров он категорически возражал против расширения наступательных действий в Средней Азии, указывая на трудность «привлечения в новый край рабочей силы и капиталов» и «нежелательность отвлечения этих сил от сердца России». Александр II и часть высших сановников с пониманием относились к требованиям министра финансов. Однако военное командование, во многом вопреки воле петербургских властей, предпочитало активные наступательные действия. Поэтому экспансия в среднеазиатском регионе постоянно нарастала{158}.
Стремлением избежать даже отдаленной угрозы военной конфронтации была продиктована позиция Рейтерна во время переговоров в 1867 г. с Северо-Американскими Соединенными Штатами о продаже Аляски. На заседании Особого совещания под председательством Александра II он решительно высказался за эту сделку. Министр финансов считал, что подобный шаг избавит Россию от владения, которое она в ходе войны с одной из морских держав не сможет защитить. В противном случае могут произойти столкновения Российско-Американской компании с американскими торговцами и моряками из-за открытых в начале 1860-х гг. на Аляске золотых россыпей, что нанесет непоправимый ущерб дружеским отношениям России с САСШ{159}.
Опасением спровоцировать международные осложнения объясняется поведение Рейтерна во время обсуждения в «верхах» декларации канцлера A.M. Горчакова об аннулировании унизительных для России статей Парижского трактата 1856 г. о нейтрализации Черного моря. Это стало возможным после поражения Франции в войне с Пруссией 1870–1871 гг. Проект декларации содержал пункт о возвращении России отторгнутой Южной Бессарабии. На заседании Совета министров во главе с Александром II в октябре 1870 г. Рейтерн выступил против каких-либо территориальных притязаний, чтобы не допустить конфликта с европейскими державами. Но император был полон решимости одобрить текст декларации. Вечером того же дня министр финансов отправил Горчакову письмо с подробной аргументацией своей позиции. Канцлер представил это письмо Александру II, и оно вернулось от него с отметкой: «Это ничего не меняет в моих мыслях». Однако через день по докладу Горчакова, убедившегося в правоте Рейтерна, император согласился исключить из текста декларации пункт о возвращении Южной Бессарабии. «Таким образом, — вспоминал А.В. Головнин, — Рейтерну удалось оказать России огромную услугу, предотвратить массу страшных страданий и сохранить сотни миллионов рублей, расход коих лег бы тяжелым бременем на нынешнее и будущие
поколения»{160}.Однако министр финансов не смог удержать Александра II от объявления войны Турции. Вплоть до середины 1876 г. император был настроен вполне миролюбиво, резко отзывался о славянофильской агитации и неоднократно говорил Рейтерну о своей решимости не допустить втягивания России в балканский конфликт. Однако затем его настроение стало меняться. В конце сентября министр финансов получил от императора приглашение приехать в Ливадию. По прибытии 1 сентября в резиденцию Александра II Рейтерн нашел его «в совершенно воинственном духе» и «лихорадочном возбужденном состоянии». Самодержец заявил о невозможности урегулировать противоречия с Османской империей мирным путем. Перед Рейтерном была поставлена задача поиска средств на ведение войны. Он пытался возражать, но император прервал его, дал указание переговорить с другими министрами и затем доложить ему о результатах.
Для Рейтерна это стало настоящим потрясением. По опыту Крымской кампании он хорошо представлял себе последствия очередной войны. Положение усугублялась тем, что в этот момент народное хозяйство вновь оказалось в кризисе, который характеризовался сокращением железнодорожного строительства, снижением выпуска продукции легкой промышленности, замедлением темпов развития тяжелой индустрии, неустойчивостью хлебного экспорта, ухудшением торгового баланса. Кризис сопровождался биржевой паникой, огромными убытками и банкротством многих частных предприятий и банков. Это вызвало соответствующую реакцию на Западе, подорвало международный кредит страны, вызвало отлив иностранных капиталов за границу, падение курса рубля и российских ценных бумаг на европейском денежном рынке.
В подобной ситуации вступление в войну должно было неизбежно привести к полному финансовому краху. Между тем Рейтерн быстро убедился в воинственном настрое большинства своих коллег в правительстве. И все же он попытался переубедить императора. 3 октября 1876 г. министр финансов направил ему записку, в которой указал на неизбежные гибельные последствия войны. Он доказывал, что она приведет «к погрому наших финансовых и экономических интересов». Только за счет займов казне не удастся покрыть предстоящие расходы, поэтому неизбежно придется прибегнуть к «пагубному средству» — выпускам кредитных билетов, результатом которых будет «совершенное расстройство нашей денежной системы». Россия, подчеркивал Рейтерн, «будет подвергнута такому разорению, с которым никакие бедствия в ее прошедшем сравниться не могут. Сообразно с этим расстроится и финансовое ее положение, и пройдут десятки лет, если не целые генерации, прежде чем она поправится»{161}.
На следующий день Александр II выразил министру финансов недовольство его позицией. С запиской он ознакомил только наследника престола великого князя Александра Александровича. 3 октября император созвал совещание нескольких министров, на котором обрушился на Рейтерна с упреками. «Государь сказал, — вспоминал тот, — что записка произвела на него самое грустное впечатление, что я порицаю все реформы его царствования, доказывая, что эти реформы ослабили Россию; что я вовсе не указываю на средства для ведения войны и предлагаю унизить Россию. Что этого ни он, ни сын его не допустят». Министр финансов отверг обвинения в порицании преебразований 1860-х гг. и повторил свои аргументы. Однако, как вспоминал Д.А. Милютин, «государь возвратил ему записку, сказав, что он вызвал его не для того, чтобы узнать его мнение, следует ли начать войну или нет, а чтобы изыскать средства к покрытию тех издержек, которые вызовет война». На слова Рейтерна об отсутствии необходимых финансовых ресурсов Александр II резко ответил: «Средства есть, но надобно уметь и хотеть их достать!» Однако, несмотря на размолвку, перед отъездом министра финансов в Петербург император сказал ему «несколько милостивых слов»{162}.
Рейтерн твердо решил для себя уйти в отставку после окончания войны, а до того момента выполнять свой долг. Он предпринял ряд срочных мер, чтобы собрать хотя бы часть необходимых средств. Между тем Александр II со временем несколько отошел от своей воинственной позиции и всячески демонстрировал министру финансов свое расположение. «По мере того, как государь после возвращения из Ливадии приходил все более в прежнее свое мирное настроение, — вспоминал Рейтерн, — он становился ко мне на прежнюю доверчивую милостивую точку; это уже не изменилось до самого конца; напротив, он мне показывал какую-то особую мягкость, как бы человеку, которого надобно беречь». Министр финансов старался склонить императора к отказу от военного вмешательства. Во время всеподданнейшего доклада 12 ноября 1876 г. он сказал Александру II, что суммами, которые поступят в казну в ближайшие месяцы, можно будет покрыть лишь первоначальные расходы, поэтому придется истощить разменный фонд и наводнить Россию бумажными деньгами. 10 декабря Рейтерн вновь доложил об очевидной нехватке средств и невозможности «начать войну, не зная, чем ее довести до конца». Эти заявления произвели на императора сильное впечатление{163}.