Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Шрифт:
— Да нет никаких «мы», есть я и ты, и пропасть между нами.
— О чем разговор, — опять воскликнул он и прижал руки к груди, — объясни мне на пальцах. Я ничего не понимаю… — Он взял ее руку, которой она нервно гладила безучастно мурлыкающую равнодушную кошку.
— Мы живем в разных мирах, — сказала Таис и высвободила свою руку.
Разговор принимал опасный поворот. Это уже произошло.
— Я так не думаю. Просто сейчас я занят другими делами. Ты обиделась, что я не появлялся?
— Нет, не на это… — Она пожала плечами.
— Значит, все-таки на меня? Но ты же понимаешь, за всем
— Война — это война, а я — это я.
Александр хотел рьяно возразить и уже открыл было рот, но быстро передумал и решил, что будет умнее повиниться и попытаться замять дело.
— Да, я виноват, я должен был уделить тебе время, ты права…
Таис раскусила его хитрость и усмехнулась.
— Да нет. Ты мне ничего не должен. Никто — никому — ничего — не должен.
Александр замолчал. Он, конечно, понимал, куда клонит Таис, и ему нечего было сказать. Он ограничен своей ролью и не может продолжать этот разговор, не разрушив ее рамки. Настало время выбрать, под какими знаменами ты стоишь. Их отношения, скованные условиями игры, окончательно зашли в тупик. А виноват он один. Ведь это он решил принести ее в жертву. Он — ее палач. Он хотел убрать ее, исключить из своей жизни. А когда она начала это делать сама — уходить из его жизни, — забеспокоился, задергался.
— Но ты все-таки пошутила про Афины? — спросил он с надеждой.
— Ах, как же тебе хочется все обернуть в шутку! Но живыми людьми не шутят! — Голос Таис дрогнул.
Таис поняла, что она на пределе, сейчас разрыдается, и стала прогонять Александра: «Пожалуйста, иди, иди, пожалуйста…» — и отталкивать его. Он же схватил ее за руки. Таис вскрикнула и стала испуганно вырываться. Александр поднял рукав, сдвинул браслеты, которыми она прикрывала затянувшийся шрам, и убедился в верности своей страшной догадки.
— Моя бедная девочка… моя родная девочка… — Он сжал ее в объятиях и осыпал поцелуями. — Я таки довел тебя, о, Великий Зевс…
Все те оборонительные сооружения, крепостные стены с бойницами, которые Таис возводила вокруг своей души так долго и трудно, рухнули в ту секунду, когда руки Александра обвили ее тело.
Как долго и горячо мечтала она, чтобы нашли они путь друг к другу, чтобы полюбил он ее так, как она любит его. Представляла, как прекрасно будет их соединение. Но все оказалось совсем по-другому — не было ни легкости, ни чувства освобождения, наоборот, она ощущала себя совершенно разбитой и раздавленной тяжестью пережитого. Александр тоже не производил впечатление человека, с плеч которого упала гора. Он был полон угрызениями совести и осознанием запутанности ситуации. Этот узел человеческих отношений не разрубишь так просто ударом меча.
— Я так виноват! Я тебя ужасно измучил. Все это было… неправильно. А может, так все и должно было быть. Я не знаю. Но мне очень жаль… — Он теребил и целовал ее пальцы.
— Все будет хорошо.
— Я не знаю, смогу ли я дать тебе то счастье, которое ты заслуживаешь. Видишь, какой я… жестокий, всех ломаю, подчиняю… Я и тебя могу сломать, совсем того не желая.
— Я все от тебя вынесу.
— Меня трудно любить.
— Это моя жизнь…
— Как
грустно сказано…— Настоящее всегда грустно, — ответила Таис непонятной фразой, но Александр понял. Он взял ее руку, целовал запястье.
— Когда я думаю о том, как люблю тебя, у меня сердце останавливается от боли и страха.
— Все будет хорошо, просто все очень быстро… поменялось. Мы еще не осознаем, что происходит, иначе почему бы я плакала? Я так оглушена счастьем, что у меня нет сил радоваться.
— А мне еще рано… — мрачно произнес Александр.
Он нехотя поднялся. Потом опять присел к ней, прижался головой к ее груди, тяжко вздыхал, целовал и покусывал ее руку, сам того не замечая.
— Великие боги, кто-нибудь, помогите мне! Молись за меня, пожелай мне удачи… Я вернусь… — И ушел.
И ушел!
Его долго не было. Возбуждение и волнение, владевшие Таис, достигли предела. Она вслушивалась в звуки ночи — отдаленное ржание копей, редкие окрики охранников, — каждый звук заставлял ее вздрагивать. Она то металась по своей комнате, то в изнеможении опускалась на кровать, застывая там на какое-то время. Резко пахло гиацинтами, и этот запах просто преследовал ее. Она сидела в полной тьме, пытаясь унять дрожь в теле и сильнейшее душевное волнение, успокоить в горящей голове хаос обрывочных мыслей.
«Почему не идешь ко мне ты, возлюбленный мой…»
В этот самый миг, как перед землетрясением, все звуки затихли, все предметы исчезли, время остановило свой бег, она почувствовала приближение Александра, его тепло, его свет, его притяжение — не видя и не слыша. Она увидела себя как будто со стороны — как она отрывает тело от кровати, поднимается на руках, прогибает спину, вдыхает пахнущий гиацинтами воздух, откидывает голову…
Ужас и восторг овладели ею! Ужас и восторг…
— Я заставил тебя ждать. — Александр жадно обнял ее трепещущее тело.
— Я ждала тебя всю жизнь.
— Мы все наверстаем…
С ней стало происходить что-то невероятное, жуткое и прекрасное. Мир вдруг дрогнул и поплыл, а ее тело сделалось легким, как облачко, и поднялось в воздух. Они полетели вдвоем, тесно сплетясь телами, соединясь руками, губами, и парили в небесах блаженства и любви, абсолютной, чистой, такой, какая другим и не снилась.
— Я люблю тебя безумно, я буду любить тебя всегда, я никогда не перестану любить тебя. Ты простишь меня?
— Да.
— Ты не будешь меня упрекать?
— Нет.
— И ты будешь любить меня всегда?
— Вечно.
— Ты никогда не оставишь меня?
— Нет.
Так закончилась ее жизнь рядом с ним и началась безумно счастливая, полная любви и близости, восторгов и отчаяния, веселья и печали сумасшедшая жизнь вместе с ним.
Таис проснулась раньше, чем Александр. По окаменевшим мышцам лица она поняла, что спала, улыбаясь, да и проснулась от переполнявшего душу счастья. Ей пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться вслух. Она сдержалась, чтобы не разбудить его, и рассматривала его спящего, пока слезы щемящей нежности не выступили у нее на глазах. Он любит ее. Он все-таки любит, и как любит! Какое чудо! Он — чудо. И он — рядом. Он — в моей жизни.