Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Шрифт:
Глава 5
«Мы так близки…». Газа.
Осень 332 г. до н. э.
Александр разбил лагерь на том месте, где стена палестинской Газы показалась ему наиболее доступной, и велел собирать машины. Инженеры считали, что из-за высоты вала стену приступом взять не удастся. А Александр считал, что именно поэтому ее и надо взять — по причине невозможности это сделать. Ему правились трудновыполнимые задачи. Он решил насыпать свой вал, равный по высоте городскому, по нему подводить машины и одновременно рыть подкопы под стены крепости. Александр был в своей стихии; полный идей,
— Я так соскучилась! А ты меня забыл!
— Ты же с Геро! Я посчитал, что у тебя есть приятное общество.
— Какое общество может мне заменить тебя?! Почему ты не дал о себе знать?
— Но ты же знаешь, где я и чем занят. Или ты думала, я шляюсь по кабакам и бабам? — Он рассмеялся.
Она в ответ еще сильнее расплакалась.
— Таис, детка, давай ты не будешь меня ругать, — сказал он примирительно, — давай мы вдвоем возьмем тебя в руки.
Таис силилась улыбнуться в ответ. Но у нее только дрожал подбородок и натянулся от плача нос. Александр не выдержал ее несчастного вида.
— О, Таис, детка моя родная! — Он обнял ее и качал как ребенка.
Она же вцепилась в него мертвой хваткой. Его мягкие волнистые волосы пахли солнцем.
— Ты меня, пожалуйста, не пугай.
— Ты забыл меня, — повторила она тихо.
— Если я занят, то и моя голова занята. Но это не значит, что я тебя забыл, — Александр говорил нежно-настойчивым тоном, стараясь убедить ее и себя.
Ибо она была права. Он действительно не думал о ней, думая о других вещах. Ведь не думать и забыть — это все-таки одно и то же.
Царь был счастлив своими заботами. Ему нравилось то, что он делал, — он увлекалсяэтим. О ней же он вспоминал только, когда его усталая, но довольная днем голова касалась подушки, чтоб в тот же миг уснуть и не думать ни о чем.
— Хорошо. — Он отнял ее голову от своего плеча, сжал руками и смотрел ей в глаза. — Что ты хочешь? Что мне надо сделать, чтоб ты была довольна?
— Ты со мной не гуля-я-ешь никогда… — И новые слезы подступили к ее глазам.
Александр очень удивился такой претензии.
— Но здесь же негде. Камни противные да песок вокруг; голь, пыль, ни деревца, ни рощицы… Но если хочешь, хоть сейчас: по темноте, по скорпионам и змеям. — Александр не удержался, чтоб не пошутить.
Но вопреки его опасениям, нового приступа рыданий не последовало, наоборот, Таис рассмеялась. Александр не очень ломал себе голову над тем, что иной раз Таис непросто понять, и ее настроения не подчиняются известной ему логике Аристотеля. Его это не раздражало и не сбивало с толку — он это любил.
— Ну, так-то лучше, — облегченно улыбнулся он, — смеяться тебе идет больше, чем плакать.
— Да, ты прав, да и не с чего! Я просто соскучилась очень.
— И я соскучился, — сказал Александр простодушно и совершенно искренне.
Таис погладила его грудь и плечи. У нее не хватало рук, чтобы обнять его, и это приводило ее в восторг. Она обожала его тяжелое, сильное тело. Вот и сейчас она перебралась к нему на колени
и пыталась обнять его так крепко, как это делал он, и при этом нашептывала:— Пообещай мне, что не будешь оставлять меня одну больше пяти дней.
— Десяти, — начал торговаться Александр.
— Шести…
— Девяти…
— Семи…
— Десяти… По рукам, Таис? — спросил Александр между поцелуями.
— Да… — Таис, увлеченная ласками, не заметила, что сбилась с торга.
— Отлично, значит, десяти. — Он хитро улыбнулся и убрал ее волосы за ухо, которое целовал.
— Ты пользуешься моей слабостью. Это нечестно. За это останешься у меня на всю ночь.
— По рукам, — тут же согласился Александр.
— А завтра утром пойдешь со мной гулять по пескам.
— По рукам… Но где твои руки, детка, это тоже нечестная игра.
— О, Афина, я не видела тебя сто лет!
— Сейчас я понимаю, как это было глупо с моей стороны. — Александр бережно понес свою драгоценность на «острова блаженных», туда, где они вдвоем чувствовали себя блаженно.
Вообще-то так называли мифические острова, куда после смерти попадали избранные праведники и герои, своей достойной жизнью избежавшие безрадостного существования в царстве мрачного Аида. Жизнь там была прекрасной, светлой и вечной. Фукидид утверждал, что они расположены где-то на Понте Эвксинском (Черное море). Их же острова не имели постоянного места. Ими могла быть удобная кровать Таис или менее удобная — Александра, любое помещение или намек на него, леса, луга, море, озера и их берега. Даже сталактитовая пещера и водопад имели место в их любовной жизни.
Само же выражение они впервые употребили на одном из редких симпосионов в тирскую весну. Темой симпосиона был Ахилл. Ее предложил Неарх, бывший в тот раз симпосиархом — устроителем и ведущим. Разговор зашел о том, что после смерти герой был воскрешен на островах блаженных, где его женой стала то ли Медея, то ли Елена, то ли Ифигения, здесь единства в легендах не было.
— Нелюбимая тобой Медея стала-таки женой твоего любимого Ахилла, — обратилась Таис к царю.
— Нашла свое счастье, — усмехнулся он.
— Но путем каких страданий!
— Катарсис — очищение через страдание и страх! — развел руками Александр. — Может, счастье и состоит в борьбе, в страданиях за него. Не выстрадаешь — не оценишь!
— Я не согласна, — возразила Таис и все обернулись к ней. — Вспомните Гомера:
«Что же у нас, кратковечных людей, называется счастьем? — Жизнь без невзгод, услады без боли и смерть без страданий».
— Каждый говорит о себе… — заметил Александр.
— А что бы было твоим счастьем, Неарх? — спросила Таис.
— «Жизнь без невзгод, услады без боли и смерть без страданий», — рассмеялся Неарх. — Но вернемся к Медее, значит, она нашла счастье с Ахиллом? А он?
— Ну, конечно, он был счастлив, только стяжая воинскую славу, — иронично ответила Таис.
— А когда он вообще был счастлив? — очень к месту спросил Клит.
— Когда любил Патрокла, — уверенно ответил Неарх.
— Значит, счастье — в любви, — тут же нашлась Таис. — Но кому же мы отдадим предпочтение в качестве жены Ахилла? Все они с далеко небезупречным прошлым. Медею не любишь ты, — Таис кивнула Александру, — а Елену — я.