Александр. Том 2

— Выяснить-то было несложно, — Архаров вздохнул. — Сложнее понять, зачем она это сделала.

— Она? — я преувеличенно аккуратно отложил перо в сторону и теперь смотрел на Архарова, не мигая.

— Она, — он вздохнул. — До чего только дурь бабья не доводит! — и Николай Петрович покачал головой.

— Кто это сделал и как? — спросил я тихо. Архаров молчал, и я указал ему на стул. — Присаживайтесь, Николай Петрович, и рассказывайте.

— Благодарю, ваше величество, — пробасил Архаров и сел на предложенный стул, а потом, тяжело вздохнув, проговорил. — Это не было покушение на вас и венценосную семью. Всего лишь стечение обстоятельств.

— На кого покушались? На Кочубея? — я сжал руку в кулак, да так, что короткие ногти вонзились в ладонь.

— Да, на Виктора Павловича, — Архаров не смотрел на меня. Он был в курсе, что произошло с Лизой и, наверное, больше других разделял моё состояние. — Все знали, что ваше величество не ест…

— А то, что пряные растения едят другие, не только Кочубей, видимо, не пришло отравительнице в голову. — Кто она? Эта женщина имеет какое-то отношение ко двору?

— Нет, ваше величество, — Архаров покачал головой. — Это Марфа, преданная старая служанка графини Загряжской.

— Кого? — в голове шумело, и я никак не мог сообразить, о ком идёт речь. Я так долго ждал, когда мне назовут имя гадины, убившей моего ребёнка, что сейчас растерялся.

— Графини Загряжской, — терпеливо повторил Архаров.

— Где она, — я резко поднялся из-за стола, чувствуя, как по виску побежала капля пота.

— Наталья Кирилловна сейчас у Макарова на дознании. Александр Семёнович хочет выяснить, а не графиня ли надоумила старую дуру такой грех взять на душу. А если ваше величество эту ведьму имеет в виду, то она руки на себя наложила. Как чувствовала, что за ней я иду, вздёрнулась на конюшне.

— Где сейчас Макаров? — тихо спросил я. — Мне нужно присутствовать на дознании.

— Пойдёмте, ваше величество, я вас провожу, — Архаров довольно ловко поднялся со стула и быстро пошёл впереди меня. — На эту старую сумасшедшую меня ваш Раевский вывел. Он почти разобрался, я лишь подсобил ему чуток, — зачем-то сообщил мне Николай Петрович, открывая неприметную дверь совсем недалеко от моих апартаментов.

Комнатка была маленькая и без окон. Как её нашёл Макаров, оставалось загадкой, но то, что этот чулан идеально подходил для дознаний, было видно невооружённым взглядом. Посередине комнаты стоял стол. За столом расположился сам Александр Семёнович и уже пожилая дама с идеально прямой спиной. Она сидела, поджав губы и вскинув голову, всем своим видом показывая, что не прогнётся под гнётом обстоятельством и давлением на неё мерзкой отрыжки мрачных застенков.

— Наталья Кирилловна, голубушка, — Макаров говорил вполне доброжелательным тоном, — ответьте мне только на один вопросик: кто надоумил вашу Марфу сотворить такое с несчастным Виктором Павловичем? Ни за что не поверю, что она сама до такого додумалась.

— Я не буду отвечать на ваши вопросы, — она, кажется, вскинула голову ещё выше. Повернувшись ко мне, дама слегка побледнела, но потом громко и внятно произнесла: — Ваше величество, — приподнявшись, она сделала что-то весьма отдалённо напоминающее книксен. — Я никак не могу понять, в чём именно меня обвиняют. Я не отвечаю за безумные выходки Марфы. Она даже не была крепостной. Неужели это правда, и вы так сильно беспокоитесь за здоровье Марии Антоновны Нарышкиной? Настолько, что призвали этого цербера и этого ужасного Архарова, чтобы они пытали ни в чём не повинных женщин? И значит ли это, что трепетная Мария уступила вашим домогательствам, которые заставляли весь свет перешёптываться ещё год назад? И дитя, которого она вынашивает, это плод вашей любви?

— Что?! — я пару раз моргнул, и тут меня перемкнуло. — Что вы только что сказали?! — мне уже было всё равно, что она говорит. Я внезапно осознал, что передо мной находится женщина, которая виновна в гибели моего нерожденного ребёнка и в том, что Лиза до сих пор окончательно не пришла в себя. Шагнув к ней, я уже практически ощутил под пальцами дряблую кожу её шеи, но тут передо мной выросла подтянутая фигура молодого офицера. Каким-то невероятным образом Раевский понял, что я хочу сделать, и встал так, чтобы загородить собой ничего не понимающую графиню. — Уйди, Коля, — процедил я сквозь стиснутые зубы.

— Нет, ваше величество, — он покачал головой. — Пусть я сразу из этой комнаты отправлюсь обратно в своё поместье, а то и в застенки Петропавловской крепости, но не позволю вам сделать то, о чём вы будете впоследствии жалеть.

— Уйди, — я схватил его за рукав и попытался оттолкнуть, но Раевский упёрся и не сдвинулся с места. Надо отдать ему должное, хватать меня он себе не позволил. Мы, наверное, минуты две бодались взглядами, и наконец я произнёс более спокойно: — Я придумаю, как тебя наказать, и поверь, фантазия у меня богатая.

— Как будет угодно вашему величеству, — Раевский склонил голову и отошёл в сторону, давая мне пройти.

Похоже, на моём лице всё ещё читалась жажда убийства, потому что графиня отшатнулась, я же придвинул стул и сел на него, скрестив руки на груди.

— Рассказывайте, почему ваша служанка решила избавить этот мир от Кочубея, как она это сделала, и кто распускает слухи про меня и Нарышкину. Она дёрнулась, но я очень чётко проговорил: — Живо!

Уже через час мы знали почти всё. Пока она рассказывала, я тихо офигевал от той репутации, какую Сашка заслужил при собственном дворе. Единственное, что оставалось непонятным, каким образом ядовитое растение попало в наши блюда, если всё оно предназначалось именно Витеньке.

Собственно, произошло следующее. Витьке сильно благоволил Павел Петрович. Но тут не стоит удивляться, он вообще благоволил всем, кто его жутко ненавидел и продал при первой же возможности. Настолько не разбираться в людях это надо уметь.

В общем, Анну Петровну Гагарину, в то время ещё Лопухину, нужно было срочно выдать замуж, чтобы придать шалостям императора хоть какой-то статус приличности. Ну вроде он не с незамужней девкой развлекается, а с вполне респектабельной дамой. Выбор пал на Кочубея. Но в Викторе внезапно взыграла гордость, и он отказался. А чтобы давить императору было не на что, быстро женился почти на первой встречной. Точнее, не на первой встречной, естественно, а на Марии Васильчиковой, племяннице и воспитаннице той самой графини, которую я едва не придушил собственными руками.

Вот только Виктор не оценил степень злопамятности Павла. И вроде бы какая разница, за кого Аннушку выдавать? Ан нет, разница была. Точнее, было неповиновение прямому приказу императора. Молодого мужа высвистнули со всех должностей, а потом и вовсе предложили прогуляться до родного поместья. И опять Кочубей ослушался. Вместо того, чтобы уехать в деревню, он рванул за границу. Тётка увязалась за любимой племянницей, и ему пришлось взять её с собой. Но ни одного дня не проходило без стенаний на тему разрушенной жизни как самой тётушки, так и Марии. И полусумасшедшая Марфа в итоге была буквально запрограммирована на неприязнь к мужу любимой племянницы графини.

Павел умер. Удар с государем приключился, бывает. Кочубеи почти сразу начали собираться, чтобы поприветствовать нового императора, с которым Витька был так дружен когда-то. Вот только до Дрездена начали доходить странные новости, что молодой государь слегка умом тронулся. Охраной себя окружил, бывших приятелей на пистолетный выстрел к себе не подпускает. И Витя решил немного подождать.

Когда же они всё-таки вернулись, и Виктор встретился со мной, то его ждал очень прохладный приём. То ли не нужно было ждать и всё-таки сразу ехать, то ли… что-то ещё. В общем, снова заскочить на ту вершину, где Кочубей стоял когда-то, с ходу не удалось, и тётушка завела старую песню про то, как сильно Витя испортил всем им жизнь.