Александр. Том 2

— Эм, — Сперанский поднёс палец к губам. — Я не могу сказать, ваше величество. Я плохо знаю графа.

— Все мы знаем друг друга недостаточно хорошо.

Я задумался. Что я помню о Кочубее? Да ни черта я не помню. А из Сашкиных записей знаю только, что он активно любил Англию и не вылезал из-за границы. Но это можно было сказать о половине дворян. Могу я поручить ему такое ответственное дело, как дороги? Понятия не имею. Но пока не попробую и не узнаю. Вроде бы он далеко не глупый человек. Ладно, до дела дойдёт не прямо сейчас. И на стадии подготовки можно уже многое будет сказать о человеке.

Дверь приоткрылась, и в кабинет скользнул Скворцов.

— Ну слава богу, наконец-то! — я соскочил с подоконника. — Где Мудров?

— Он на кухне, ваше величество. Он спросил, можете ли вы… В общем, наверное, лучше, если я сейчас приведу его сюда.

— Илья, идём, — вместо ответа скомандовал я, первым выходя из кабинета.

До кухни мы дошли быстро. На наш небольшой отряд из трёх человек, а Сперанский увязался за мной, смотрели с удивлением. А за спиной уже готовые продолжить путешествие люди начинали перешёптываться. На кухне никого, кроме Мудрова, не было. Он стоял перед столом и пристально смотрел на разделочную доску, буквально гипнотизируя её взглядом.

— Что с её величеством, Матвей Яковлевич? — резко спросил я, подходя к нему.

— Ничего, всё в порядке, — ответил Мудров. — Вы правильно сделали, ваше величество, что запретили подавать отдельные блюда. Граф Кочубей всё ещё болен, он съел больше этой дряни, но не настолько, чтобы погибнуть.

— Что с ними? — я нахмурился.

— Что вот это такое, ваше величество? — и Мудров указал на лежащее на разделочной доске растение с острым знакомым запахом. Кружевные листья, белый корень. Он спрашивал, поэтому я сразу заподозрил какой-то подвох.

— Петрушка? — спросил я неуверенно, не рискуя прикасаться к растению.

— Вы убрали все блюда, в которых вот это использовалось в качестве приправы. А сами вы почему их не ели раньше? — Мудров продолжал гипнотизировать взглядом доску.

— Терпеть не могу петрушку, — признался я ему. — Меня от одного запаха выворачивает. К кинзе это тоже относится. Почему вы задаёте эти вопросы? — я сложил руки на груди, продолжая хмуриться.

— Я практикую в госпитале. Вообще-то планирую съездить за границу и прослушать курсы лекций знаменитых врачей, но пока что занимаюсь в госпитале. Там я некоторое время занимался отравлениями от различных растений, которые легко спутать с привычными всем нам, — он наконец-то поднял на меня взгляд. — Когда я осмотрел её величество, то не нашёл ничего, что могло бы обратить моё внимание на какую-то болезнь. Молодая здоровая женщина, которая недавно перенесла лёгкую простуду — вот какое было у меня заключение. А потом ваш секретарь отвёл меня к графу Кочубею. Там я нашёл несколько удивительно знакомых симптомов и тут же попросил отвести меня на кухню. Один из работников заболел. У него, кроме всего прочего, появилось спутанность сознания, и ему стало трудно дышать, и тогда я вспомнил, что может вызвать такие симптомы. Я перерыл всю кухню, выгнал отсюда абсолютно всех, но нашёл, — и он указал на всё то же растение. — Это не петрушка, ваше величество, это болиголов. В Греции во времени Сократа яд этого растения применялся при казнях осуждённых преступников. Говорят, что самого Сократа отравили в том числе и болиголовом. Правда, его травили тремя разными ядами, но это к делу не относится, не так ли, ваше величество?

— Почему Кочубей пострадал больше всех? — я на мгновение прикрыл глаза.

— Скорее всего, граф любит острую пищу, а корень болиголова часто путают с хреном, — пояснил Мудров. — Его много надо съесть, чтобы отравиться до смерти. Так что те слуги, кто пробовал блюда, могли даже этого не почувствовать или списать на лёгкое недомогание.

Понятно. Значит, этот паскудный яд не накапливается в организме. И это единственная хорошая новость.

— Где Бобров? — я повернулся к нахмурившемуся Сперанскому.

— Я уже послал за ним Илью, — ответил Михаил, глядя на лежащее на доске растение с ненавистью. — Не может быть, чтобы никто не узнал эту дрянь, — выпалил он.

— Нет, не может, — я покачал головой. — Матвей Яковлевич, боюсь, вам нужно будет задержаться при мне. Каждый день проводить осмотры всей императорской семьи, начиная с меня. Проверять всех работников кухни. И всех господ и дам из нашего сопровождения, кто пожалуется на что угодно.

— Я понимаю, ваше величество, — Мудров слегка побледнел, но держался довольно стойко.

Лежащее на доске растение приковывало мой взгляд. Как бы мне хотелось тому, кто его сюда притащил и продолжал таскать, в глотку всё до крошки запихать. Только почувствовав, как дёрнулись желваки, я заставил себя несколько раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы немного успокоиться. Заметив, как возле меня встал Илья, я процедил: — Проследи, чтобы эту доску выкинули. И ты лично будешь осматривать все продукты, которые поставляют на кухню. Чтобы ни одна крошка муки мимо твоего взгляда не прошла. Юра. Вперёд вышел бледный, как стена, Бобров. — Выдели Илье пару гвардейцев, в чьей преданности ты уверен больше, чем в своей.

— Да, ваше величество, — он коротко поклонился. — Отрядить кого-нибудь для снятия пробы?

— В этом нет необходимости, — я почувствовал, как кулаки сжимаются сами собой. — Матвей Яковлевич уже объяснил, что снимающие пробу не съедают столько яда, чтобы его почувствовать. Это чей-то весьма изощрённый ум придумал. Ведь ни разу та же «петрушка» не была добавлена, к примеру, в кашу. Нет, всё строго в соответствии с рецептами блюд.

— Это не случайность, ваше величество, — хмуро сказал бледный Бобров. — Случайно могли один раз что-то перепутать, но не делать это случайно всё время.

— Да, поэтому всех работников кухни под стражу. Быстро, пока они ещё не сообразили и не подались в бега. Миша, отправь гонца к Макарову. И ещё одного к Архарову. Они мне здесь нужны вместе со своими людьми.

Я замолчал, глядя в одну точку. Чёрт бы вас всех побрал! Я бы понял, если бы хотели отравить меня. Серьёзно, понял бы. Но травить весь поезд? С нами же дети! Я даже не знаю, что с ними сделаю, когда поймаю! — Илья, передай приказ: мы остаёмся до тех пор, пока я не прикажу двигаться дальше. Пускай начинают распаковывать сундуки. Её величеству я сам сообщу, — и я развернулся в сторону выхода. Мне сейчас предстоял тяжёлый разговор с женой, и нужно было успокоиться, чтобы дров не наломать.

Глава 8

До комнат Елизаветы я так и не дошёл, потому что меня догнал этот молодой доктор Мудров.

— Ваше величество, ради бога извините, но не могли бы мы поговорить с глазу на глаз? — произнёс он, сложив руки в молитвенном жесте. — Мне нужно кое-что уточнить и желательно без посторонних.

— В чём дело, Матвей Яковлевич? — я невольно нахмурился.

— Я бы хотел поговорить наедине, ваше величество, — твёрдо произнёс Мудров. — Это касается осмотра её величества Елизаветы Алексеевны и не предназначено для чужих ушей.

— Хорошо, пройдёмте в мой кабинет, — сразу же согласился я и быстро пошёл к кабинету, который не так уж давно покинул. Что-то в его словах заставило меня насторожиться. Так же, как и то, что Мудров на самом деле слишком быстро нашёл ядовитое растение. Словно он знал, что искать или, по крайней мере, догадывался.

В кабинете уже суетился Кириллов, расставляя немногочисленные вещи, которые могли мне понадобиться, по местам.

— Степан, выйди, потом доделаешь, — приказал я своему личному слуге. После того, как дверь за ним закрылась, повернулся к Мудрову, скрестив руки на груди. — Что вы мне хотели сказать, Матвей Яковлевич? Что с Елизаветой Алексеевной?