Александр. Том 2

— Юра, оставь нас ненадолго, — тихо приказал я.

Бобров, вскочивший, когда мы зашли, коротко поклонился и вышел. Театр построен по всем правилам, так что, если мы будем говорить тихо, нас никто не услышит.

— Зачем вы меня так срочно выдернули с представления? Неужели из-за письма Колычёва? Степан Алексеевич уже три раза мне писал с просьбой об отставке. До завтра это вполне могло подождать, — прошипел я, глядя в упор на Макарова.

— Степан Алексеевич упомянул в письме, что Талейран хочет видеть на его месте Куракина, — вздохнув, ответил Макаров. — Собственно, он поэтому это послание мне адресовал. Думал, что я похлопочу перед вами за его отставку. Не хочет Степан Алексеевич быть послом в Париже. Слишком сложно ему даются каждые даже самые незначительные шаги.

— Александр Семёнович, объясните ради всего святого, зачем вам срочно понадобилось мне всё это рассказывать? Я знаю, что с Францией всё очень непросто. Не нужно мне головной боли добавлять, — я поморщился.

— Проблема в князе Куракине, ваше величество, — Макаров посмотрел на письмо, и на его лице заиграли желваки. — Он гроссмейстер масонской ложи, и через час должен состояться его арест здесь, в Московском доме. Вот поэтому я и решился вас побеспокоить. Если ваше величество решит подыграть старому лису и пошлёт к нему князя, то любые намёки на то, что Куракина арестовывали, крайне нежелательны.

— Вот чёрт! — я вскочил и отошёл за тяжёлую штору, чтобы не привлекать внимание к своей персоне. И так многие зрители больше на нашу ложу смотрели, чем на сцену. — Почему Талейран хочет иметь дело именно с князем Куракиным? — наконец спросил я, поднимая взгляд на Макарова.

— Министр иностранных дел французского консулата любит жить на широкую ногу. Об этой его маленькой особенности уже и Бонапарт знает, но предпочитает пока закрывать глаза. Однажды Талейрану припомнят всё, но пока вот так, — и Макаров развёл руками. — А Куракин может ему помочь обеспечить вполне безбедную жизнь. И с князем Куракиным можно о чём-то договориться, в отличие от того же Моркова, к примеру. Это кроме того, что подарки от этого русского посла будут отличаться особой щедростью.

— Что же делать? — спросил я вслух, вперив взгляд в стену. — Вот какие черти потащили князя к масонам?! А ведь он всё ещё вице-канцлер, я пока не освобождал его с этой должности.

— Все аресты, даже таких влиятельных лиц, как князь Куракин, были согласованы с вами, ваше величество, — напомнил мне Макаров. — К тому же мои агенты донесли, что Мария Фёдоровна пытается снова наладить с ним дружеские отношения…

— Вот что, отменяйте сегодняшний арест, Александр Семёнович. А завтра в десять утра пригласите князя прибыть вместе с вами на доклад. Я задам ему несколько вопросов, и если ответы мне не понравятся, он отправится прямиком из моего кабинета в вашу вотчину. Или же он отправится после коронации в Париж, что тоже не исключено, — принял я решение. — А теперь я, пожалуй, вернусь в свою ложу и попробую всё-таки посмотреть представление.

— Очень хорошо, ваше величество. Я же, с вашего позволения, отправлю гонца и приказом об отмене задержания, и тоже посмотрю, как играет прекрасная Гранатова отсюда.

Я махнул рукой и вышел из этой ложи, чтобы вернуться в свою. Надо всё-таки выбросить все мысли из головы и постараться понять, что же люди находят в театре. С этим настроем я вернулся на своё место рядом с женой и принялся внимательно наблюдать за происходящим на сцене действом.

Глава 14

Сегодня шёл дождь. Он лил с самого раннего утра, нагоняя на меня тоску. Заниматься делами не хотелось, и я даже заставлять себя не стал. У императоров тоже должен быть выходной, в конце концов! Хорошо ещё, что я вчера назначил встречу только Куракину. Она состоится через полчаса, а вот уже сейчас должен прийти Макаров с ежедневным докладом.

Александр Семёнович будет при этой встрече присутствовать, потому что приказ об аресте князя я не отменял, а всего лишь приостановил. Всё действительно будет зависеть от нашего разговора. Потому что, как ни крути, а посол в Париже нужен. Ещё сильнее, чем в Лондоне. Про Англию я вообще стараюсь пока не думать. Нет у меня на примете никого, кто сумел бы держать удар на этом фронте.

Надо же, хотел сегодня не заниматься делами, а всё равно стою у окна, смотрю, как стекают по стеклу капли дождя, и думаю о том, кого бы назначить послом в Лондон.

— Ваше величество, — в кабинет вошёл Скворцов, прикрыв за собой дверь. Я повернул голову в его сторону, оставшись стоять у окна.

— Да, Илья, что у тебя? — спросил я у секретаря, слегка напрягаясь. Не просто так он зашёл сюда. Если бы Макаров уже пришёл, то он сразу объявил бы о нём, а не мялся у порога.

Сегодня Скворцов впервые караулил вход в мой кабинет без Сперанского. Михаил в это время полностью с головой окунулся в разбирательства, касаемые игнорирования городскими властями приказа о нумерации домов и присвоении земельным участкам постоянных адресов. Как оказалось, дело просто намертво забуксовало на этапе составления проекта, и Сперанский сейчас разбирался с тем, что здесь преобладало: халатность, общий пофигизм или намеренный саботаж. И последнее было очень даже актуально, ведь этот приказ ломал давнюю систему, к которой все давно привыкли.

Ну ничего, Михаилу полезно. Он должен на собственной шкуре испытать, что создание грамотного закона, который в теории должен пойти исключительно на пользу народу, — это всего лишь первый шаг. Точнее, даже полшага. Главное, что нужно было сделать — это заставить закон работать. И самое главное, наиглавнейшее, я бы сказал, нужно заставить закон работать правильно. Потому что есть у людей такая особенность, как трактовка законов так, как им вздумается. И это относится ко всем людям, что здесь, в Москве, что в Париже и Лондоне, что в экваториальной Африке. Такова наша природа, и тут ничего не поделаешь. Так что пускай разбирается на примере всего лишь единой нумерации домов и введения специальных адресных книг.

— Ваше величество, прибыли Ростопчин Фёдор Васильевич и Архаров Николай Петрович. Просят вас принять их, — после довольно длительного молчания сообщил Скворцов.

— И что же привело их сюда? — спросил я, отвернувшись и снова посмотрев в окно. — Они озвучили причину, по которой я должен бросить все свои дела, чтобы уделить им время?

— Сказали, что у них возникли непреодолимые разногласия в плане подготовки к коронации, — снова чуть помедлив, ответил Илья. — И что эти разногласия можете решить только вы, ваше величество. Они хотели озвучить их на ежедневных встречах, посвящённых подготовке, но вы их до конца недели отменили, а решение нужно принять прямо сейчас.

— Даже интересно стало, что они опять не поделили, да ещё в рамках подготовки к коронации, — я повернулся лицом к двери, опершись на подоконник поясницей. — Пускай зайдут. Только, Илья, предупреди их, что если они не успеют решить все проблемы до прихода Макарова, то будут их решать в его присутствии, — и я скрестил руки на груди, гипнотизируя взглядом дверь.

— Слушаюсь, ваше величество, — Скворцов поклонился и вышел, оставив тем не менее, дверь слегка приоткрытой.

Практически сразу в кабинет ввалились Архаров с Ростопчиным. Они слегка застряли в дверях, но Архаров продавил Ростопчина существенным авторитетом и вошёл первым, оставив губернатора Москвы злобно смотреть ему в спину.

— Ваше величество, — поклонились они вполне синхронно. Я тоже склонил голову в знак приветствия.

Всё ещё продолжая стоять у окна, я довольно долго разглядывал их красные морды и молчал. Под моим пристальным взглядом Ростопчин заёрзал, а Архаров покраснел ещё больше. Садиться я им не предлагал, да и сам не собирался. Вот так мы и стояли друг напротив друга и молчали. Наконец я заговорил, нарушив стоявшую в кабинете неестественную тишину.

— Вы так сильно спешили ко мне, чтобы помолчать? — как только вопрос прозвучал, они заговорили одновременно, стараясь перекричать друг друга. Я поднял руку, поморщившись при этом: — По одному. Николай Петрович, начинайте.