Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
Александровский полк готовился к атаке.
Глава XII.4
— Помните, нам нельзя тут застревать, — повторял Две Мишени, обходя ряды добровольцев. Он хромал, опирался на костыль, но упрямо отказывался идти в госпиталь — мол, это просто царапина, допрыгаю, чай, не кукла фарфоровая — к вящему неудовольствию Ирины Ивановны Шульц.
Её возвращение бывшие кадеты восприняли с восторгом. Для них она была пережившей ужасные вещи и спасённой в последний момент учительницей, кого они помнили и любили. Никто не умел так рассказать о Пушкине или Лермонтове, о Тютчеве или о Фете, как она. И на уроках, посвящённых
Ирина же Ивановна часто поглядывала на Фёдора, на Петю — и вздыхала. Но им сейчас было не до разговоров…
Орёл они брали хитрым обходным манёвром, во взаимодействии с конницей графа Келлера. «Единая Россiя» с безопасной дистанции накрывала позиции красных своей морской 130-мм артиллерией, специально снаряжённые шрапнели рвались над торопливо вырытыми траншеями, собирая обильную жатву. И в атаку александровцы двинулись, как умели — перебежками, переползанием, прикрывая друг друга и беря на прицел любое шевеление на красных позициях.
Когда штурмовые пятёрки достигли линии окопов — там уже почти никого не осталось. Не выдержав обстрела, пехота красных начала беспорядочно оттягиваться вглубь городских кварталов, растекаясь по улицам и переулкам.
Фёдор, как всегда, шёл с Петей, Левкой, Севкой Воротниковым, а пятого им, как важно заявлял Ниткин, и не требовалось, потому что Севка, мол, «и так за троих может». Воротников не расставался со своим любимым «гочкисом», и в его руках это оружие творило настоящее опустошение на вражеских позициях.
Вот и сейчас — ползком преодолели последние сажени, швырнули гранаты, нырнули сразу же за разрывами, добили-дострелили выживших, Севка прочистил траншею несколькими короткими очередями. Рванули дальше — несколько красноармейцев подняло руки, бросив винтовки.
— Куды сдаваться-то идти, вашбродь? — деловито осведомился молодой парень с натруженными крестьянскими ладонями. — Мне батька с мамкой наказали живым вернуться, мол, без тебя обойдутся, красные ли, белые, а ты нам живым нужен.
Парня трясло, он болтал без умолку.
— Винтовку разряди, — велел Фёдор. — На плечо повесь, штыком вниз. Руки держи вверх. И иди прямо во-он туда, где рельсы.
— Эт где чугунка, вашбродь?
— Угу, где чугунка. Скажешь, мол, александровского полка прапорщик Солонов Фёдор тебя послал.
— Ага! — деловито кивнул парень. — А, вашбродь, пороть сильно станут?
— Тьфу! Наслушался баек этих! У нас пленных крестьян, кого по мобилизации забрали, домой отпускают. Ну, если не захочешь у нас воевать, у добровольцев.
— Ни, — покрутил головой пленный. — Батька мне велел домой живым… а то, грит, так шкуру спущу, что и на том свете вспомнишь! благодарствую, вашбродь!
И он, вместе ещё с тройкой таких же, явно только что набранных в пехоту солдат, пошёл к позициям белых.
Александровцы легко прорвали позиции красных на южной окраине Орла. В самом городе перестрелки вспыхивали то у присутственных мест, то у опустевшего здания кадетского корпуса, но зацепиться за город красная пехота не смогла. Рассыпалась, разлетелась брызгами. Многие сдавались в плен — тем охотнее, если слышали, что сдаются не дроздовцам или марковцам, но александровцам.
К полудню добровольцы овладели всем Орлом. На площадь перед собором вышел весь клир, в торжественных облачениях; сбежались обыватели, из тех, что позажиточнее.
—
Нет-нет, — покачал головой Две Мишени. Вновь поморщился, потрогал невольно бок. — Не время благодарственные молебны служить, батюшка. Все понимаю, без Божьей помощи не случилось бы сего одоления супостатов, да только и время терять нельзя. Мы…Ирина Ивановна Шульц, сменившая гражданскую одежду на френч и свободные галифе, решительно положила руку Константину Сергеевичу на локоть.
— Идём-ка, дорогой. На перевязку пора.
В Орле оставался совсем небольшой гарнизон, а главные силы добровольцев вновь устреслялись вперёд, к Москве.
Петербург, Смольный, 6 июля 1915 года.
— Положение, товарищи, наше швах. Как говаривал мой дядя…
— Вы, Лев Давидович, всё шутки шутить изволите!.. А царские войска уже взяли Орёл!..
— Мы, Владимир Ильич, уже собрали у них на фланге ударную группу. Командует Егоров. Якир у него заместителем. Там наши лучшие, самые надёжные части. Латышская дивизия, Московская пролетарская, Петербургская ударная. Первая и вторая конные дивизии червоного казачества. Сводная бригада красных курсантов. Эстонская дивизия, под командованием товарища Пальвадере. Двенадцать тысяч штыков, четыре тысячи сабель, сто двадцать орудий и четыреста сорок пулемётов. Перебрасываем силы с Западного фронта, пользуясь переговорами с поляками. Подходят сибирские мобилизованные дивизии, но до их полного сосредоточения в Москве ещё самое меньшее десять дней.
— Чэрэз дэсять днэй враг будэт в Москвэ, товарищ Троцкий!
— Ошибаетесь, товарищ Сталин. Беляки слишком широко размахнулись, они пытаются с ничтожными силами захватить и удержать огромные территории. Им приходится всюду оставлять свои гарнизоны.
— Да-да, т г удовое к г естьянство и г абочие восстают п г отив возв г ащения ста г ых по г ядков! Жестокий те гг о г, установленный…
— Владимир Ильич, дорогой, ну хоть тут давайте без лозунгов, хорошо? Вы же сами писали, в чём сила бывшего царя?..
— Свободная то г говля хлебом, действительно, способна п г ивлечь часть несознательного к г естьянства, однако возв г ащение помещичьего землевладения…
— Они не возвращают земли помещикам, вот в чём фокус. Вы разве не читали царский манифест?
— Читал, батенька, г азумеется, читал! Жалкая попытка обмануть т г удовой на г од!..
— Простите, товарищи, Владимир Ильич, Лев Давидович, но у нас белые под Москвой!.. Предлагаю вернуться к теме заседания!
— Кхм. Кхм. Согласен. Так что с вашей уда г ной г г уппой?
— Она готова к наступлению. Ударим во фланг и тыл белым. Они рвутся к Москве, бросили в прорыв все силы…
— Но ведь многие их части должны быть по-прежнему скованы боями с нашими окружёнными дивизиями?
— Нет, Феликс Эдмундович, к сожалению, сопротивление там прекратилось.