Александровскiе кадеты

Четвёртая рота в полном составе прибывала к магазинам, с ней вернулись и посланные полковником гонцы.

— За мной!

Они вновь перешли на южный берег канала, и повернули направо, по течению, по направлению к порту.

Луна с готовностью проливала на вымерший город свой серый, смывающий цвета и краски свет. Пятиэтажный доходный дом у самого трамвайного кольца, вывеска — «Пекарня» над выбитыми окнами, фасад закопчён. Валяются переломанные столы и стулья с высокими резными спинками, изнутри несёт гарью. Заведение разгромили и сожгли совсем недавно.

Две Мишени только сжал губы да махнул рукой с маузером — вперёд, мол.

Миновали Везенбергскую улицу — ещё одна бакалейная лавка разграблена и сожжена; за Обводным каналом виделся пивоваренный завод Дурдина, на их стороне — Русско-американская резиновая мануфактура «Треугольник», длиннющие краснокирпичные здания в три этажа, вытянувшиеся вдоль канала, и грузовые баржи, причаленные к набережной.

Здесь, у резиновой мануфактуры, жизнь обнаружилась.

Огни они заметили, ещё когда переходили Обводный. И сейчас Две Мишени, едва они чуть приблизились к полыхавшим на набережной кострам, вскинул сжатый кулак — сигнал «всем стоять».

Там горели костры, стояло четыре грузовика — «Паккарды»; вокруг слонялось десятка два личностей частью в шинелях, частью в матросских бушлатах, а частью и в тёмных гражданских пальто. Все вооружены, из кузова ближайшего грузовика смотрел «максим», правда, за пулемётом никого не было. Вспыхивали огоньки цигарок, доносились голоса; здесь никто не ожидал ничего неожиданного, никто не выставлял караулов и вообще, похоже, тяготился этим ничегонеделанием в ночи.

Кадеты пробирались вдоль стены дома, по жесту Двух Мишеней разом вжались в камень, исчезли, слились со старой штукатуркой, только что были — и вот их уже нет.

Напротив, у пивоваренного завода, тоже обнаружились живые души, правда, куда меньше. Грузовиков там не имелось, костер горел всего один и народу там насчитывалось едва ли с дюжину.

— С этими всё ясно, — Две Мишени, прищурившись, глядел на толпившихся у огней. Федор смотрел тоже — на поднимающийся махорочный дым, тускло поблескивающие в лунном свете штыки, на лозунги, небрежно намалеванные белой краской по тёмным холстам и кое-как прикрученные к бортам грузовиков. Они, семеро стрелков-отличников с автоматическими винтовками Федорова, расстреляли бы эту толпу в несколько секунд, но что потом?.. — По Таракановке пойдём, к сухопутной таможне…

Так и сделали. Таракановка, мелкая неширокая речка, с низкими берегами, где тут и там чернели низких плоскодонные баржи, вывела их почти к самым Нарвским воротам.

Почти — потому что там тоже горели костры, стояли вооружённые люди, правда, явно никуда не торопившиеся.

Две Мишени, помрачнев, махнул рукой — назад, мол.

Федор его понимал. Было отчего расстроиться — николаевские юнкера ушли, заводы охраняются рабочими отрядами, и, хотя в центре постреливают, совершенно непонятно, куда двигаться и где искать бесследно сгинувшие в каменном лабиринте Петербурга две старших роты александровцев.

— Нужен пленный, господа кадеты.

Они возвращались тем же путём.

Вышли на Обводный — однако у «Треугольника» дружинники явно всполошились. Махали руками, показывали пальцами — невесть как, но явно заметили кадет, деловито тащивших всяческое добро из Измаловских магазинов.

Затарахтел мотор, один из грузовиков окутался сизым дымом. В кузов быстро набились вооружённые люди, стояли на подножках, висели по бокам. Рядом с шофером устроился пулемётчик, и не с тяжёлым «максимом», но с лёгким «льюисом», выставив далеко вперёд толстое дуло в кожухе.

— Быстрее!

Побежали, по-прежнему прижимаясь к стенам. Грузовик позади них набирал скорость.

Правда, мотор у него хрипел и захлёбывался, катил он медленно, и у него никак не получалось догнать кадет-александровцев.

Однако к трамвайному кольцу перед вокзалом они добежали, изрядно запыхавшись. В сквере уже успел расположиться целый взвод, третья рота деловито оборудовала передовые позиции.

Федор, задыхаясь, почти упал на пожухлые листья. Рядом застыли кадеты третьей роты, их начальник Чернявин скрючился за пулемётом.

— Пусть проедут, — одними губами сказал Две Мишени. — Может, пронесёт…

Не пронесло.

Грузовик завернул вдоль трамвайных рельсов, направляясь к вокзалу. Люди полезли из кузова, замялись перед тёмными провалами выбитых окон.

— Тихо вроде всё… — донеслось до Федора

— Да нет здесь никого!

— Почудилось Емельянке невесть что!

— Да видел я, сам видел, мешки тащили через мост!

Всего дружинников тут было, наверное, десятка полтора. Наставив винтовки, они топтались перед зданием — черные зияющие дыры оконных проёмов, тишина, ни звука, ни огонька…

— Ну тебя, Емеля, язык, что помело!..

— Брать, — выдохнул Аристов. Чернявин молча кивнул, шёпотом принялся отдавать распоряжения.

…Их прикрывали тёмные трупы трамваев. Стрелки-отличники Феди Солонова и два десятка кадет третьей роты выступили все разом, наставив стволы.

— Ни с места! — рявкнул Две Мишени.

В тот же миг, как по волшебству, винтовочные дула возникли и в вокзальных окнах, словно там только и ждали момента.

— Бросай оружие! — подхватил Чернявин.

— Бросай! — из ближайшего окна наводил пулемёт Семен Ильич Яковлев.

— А? Что?..

Дружинники так и замерли.

— Клади винтовки! Или — залп по счёту «два»!

Молодой парень в худом пальто не выдержал первым. Положил винтовку на камни брусчатки, мелко и поспешно закрестился.

— Вот молодец, — одобрил Две Мишени. — А вам что, особое приглашение требуется?

Дружинники складывали оружие, явно оробев.

— Руки вверх, подходи по одному для обыска!

— Да кто вы такие? — вожак, тот самый, что сидел с «льюисом», положил пулемёт вместе с остальными, но, видать, оказался смелее других. — Мы — рабочая дружина с «Треугольника»! Порядок охраняем! А вы что за…

— Кадеты энто, — с ненавистью выдохнул усатый дядька постарше. — Ишь, при погонах… александровские, я ихнюю сволочь знаю…

Федор Солонов чуть сдвинулся. Ствол его «фёдоровки», куда более годной для городских перестрелок, чем длинная снайперская винтовка, глядел прямо в лоб усатому.

— Осторожнее, любезный, — процедил сквозь зубы Две Мишени. — Давай-ка заходи внутрь, посидим рядком да поговорим ладком…

Третья рота осталась караулить — не явятся ли ещё желающие проверить, что случилось с первой отправившейся на разведку командой. Пленных затолкали в пакгауз и заперли, отделив двоих — вожака и усатого.