Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
— Надо подготовить кубанское казачество к доброжелательной встрече добровольцев. Из Ростова мы можем отступить только на юг, но никак не в Сельские степи...
В ряд областей Северного Кавказа откомандировали офицеров, знакомых с местными условиями. Надежда получить помощь от кавказских горцев не оставляла Корнилова с Алексеевым. Они знали, что вернувшиеся с фронта всадники Черкесского, Кабардинского, Осетинского, Ингушского, Чеченского и двух Дагестанских конных полков симпатий к большевикам не питали.
Обнадёживало то, что со второй половины декабря в рядах Добровольческой армии действовала
Посланным в горы офицерам поручалось войти в связь с лидерами горцев и начать набор добровольцев. Алексеев инструктировал посланцев:
— Ставшие большевистскими части с Кавказского фронта в поисках продовольствия буквально грабят аулы. Горцы страшно возмущены этим. Призовите их к борьбе...
В середине января из Екатеринодара в Ростов пришла телеграмма от генерала Эрдели. Он сообщал, что выезжает в штаб Добровольческой армии вместе с князем Девлет-Гиреем (Девлет-хан-Гиреем), который обещал выставить до десяти тысяч черкесов на войну с красными. Эрдели телеграфировал:
«…Князь Девлет-Гирей предлагает нам помощь и готов поднять на борьбу с большевиками весь черкесский народ».
По прибытии в Ростов Девлет-Гирея с ним состоялась встреча, в которой участвовали Алексеев, Деникин, Лукомский и Эрдели.
— Уважаемый князь, вы подтверждаете своё обещание генералу Эрдели выставить десять тысяч черкесов?
— Да, подтверждаю. И не только черкесов. На мой призыв откликнутся и другие горские народы. Кавказ велик, и его люди чтут мой род.
— Сколько вам, князь, потребуется времени на это?
— В первые две недели я могу поставить в строй две тысячи конных, вооружённых за свой счёт черкесских джигитов. Остальные встанут под мои знамёна за полтора, самое большее - два месяца.
— Какое содействие вы ждёте от нас, командования Белой армии?
— Мои воины нуждаются в денежном содержании, чтобы воевать за нового царя в России. Надо будет покупать и коней, и винтовки.
— Какую сумму вы хотели бы получить на это дело?
— Прошу выдать мне единовременно около миллиона рублей. Остальные деньги готов получить несколько позднее. И ещё мне нужно девять тысяч ружей.
Алексеев и Корнилов при этих словах молча переглянулись. Было очень сомнительно, что князь сможет собрать в горах Черкесии десять тысяч всадников. Добровольческий Черкесский полк Кавказской туземной («Дикой») дивизии насчитывал всего четыре конные сотни. Но перед встречей было решено, что в деле с Девлет-Гиреем надо рискнуть.
— Уважаемый князь. Вы поставили перед собой трудную задачу собрать в горах такое огромное конное войско.
— Если будет дан миллион рублей или пусть даже чуть меньше, то лавина с гор обрушится на красных в самом начале весны. И сомнёт их в степях.
— Но мы можем дать вам только двести тысяч рублей. Казна нашей армии более скромна, чем хотелось бы.
— Всего двести тысяч!
В таком случае я прекращаю с вами, господа генералы, разговор до лучших времён. Позвольте откланяться. Меня ждут в горах...Князь Девлет-Гирей в сопровождении свиты телохранителей уехал из Ростова в Екатеринодар крайне обиженный. Уговоры его давнего знакомого генерала Эрдели не подействовали. Ввязываться в войну между белыми и красными «за просто так» горский владелец не желал. Советская власть его пока мало чем обидела. Ещё не успела «прижать» как своего потенциального классового врага.
Последующие события Гражданской войны показали, что «проект Девлет-Гирея» не был осуществим. Когда черкесы ополчились против большевиков за страшные по последствиям реквизиции скота и прочего провианта, их вооружённые отряды занялись только упорной защитой своих аулов. «Вытащить» же горскую конницу воевать на равнине оказалось задачей сложной.
...В последних числах января красные войска овладели Батайском, расположенным против Ростова на левом берегу Дона. Оттуда был выбит сводный белый отряд генерала Маркова.
Советскими отрядами был занят и город Таганрог, в котором вспыхнуло восстание рабочих. В ходе уличных боев таганрогский гарнизон силой всего в четыреста штыков (3-я Киевская школа прапорщиков) был большей частью истреблён. Только небольшой части юнкеров удалось с боем вырваться из города к станции Марцево на соединение с добровольцами. Киевские юнкера влились в состав Юнкерского батальона, понёсшего к тому времени в боях большие потери.
Под этим приморским городом добровольцы выдержали первый серьёзный бой. Полковник Кутепов, чей Офицерский батальон был подкреплён частью Георгиевского полка и донским партизанским отрядом Семидетова, дважды разбил отряды красного военачальника прапорщика Сиверса у железнодорожной станции «Матвеев Курган». Победа далась легко, поскольку яростному напору плохо управляемых, преимущественно недисциплинированных матросских отрядов добровольцы противопоставили воинскую выучку и воодушевление офицерских рот.
Вокруг Ростова-на-Дону возникло кольцо окружения. К началу весны 1918 года оно стало неудержимо замыкаться.
В те дни Михаил Васильевич писал своим родным:
«Горсточка наших людей, не поддержанная совершенно казаками, брошенная всеми, лишённая артиллерийских снарядов, истомлённая длительными боями, непогодою, морозами, по-видимому, исчерпала до конца свои силы и возможности борьбы. Если сегодня-завтра не заговорит казачья совесть, если хозяева Дона не станут на защиту своего достояния, то мы будем раздавлены численностью хотя бы и ничтожно нравственного врага.
Нам нужно будет уйти с Дона при крайне трудной обстановке. Нам предстоит трудный, по всей вероятности, пеший путь и неведомое впереди, предначертанное Господом Богом. Трудно сказать, как всё устроится.
Если мне Богом суждено погибнуть, то со мной погибнут и те, кто несёт на себе тот же крест. Всю жизнь прожил честно. Хуже то, что погибнет такое дело, от которого ожидались известные результаты. За это будут нарекания. Но если бы кто знал ту невыразимо тяжёлую обстановку, при которой прожиты последние три месяца.