Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
Однако уже в августе 1915 года российская промышленность «наверстала упущенное». Сормовский машиностроительный завод начал в самом спешном порядке выпуск артиллерийских орудий. Коломенский и Брянский металлургические заводы - снарядов. Иваново-Вознесенская и Никольская Саввы Морозова хлопчатобумажные фабрики начали производить обточку снарядов и изготавливать ручные гранаты. Строились новые оружейные, пороховой и патронный казённые заводы.
На Русском фронте исчез «снарядный голод». Появилась так называемая «траншейная артиллерия» в виде 37-мм пушек, бомбомётов и миномётов. Потребность в таких орудиях с началом позиционной
Противоборствующие коалиции за зиму составили новые стратегические планы на вторую военную кампанию. Париж и Лондон потребовали от России новых наступательных действий. России приходилось считаться с настойчивыми просьбами своих союзников. Впоследствии Давид Ллойд Джордж, британский премьер-министр, признался:
— Мы в 1915 году предоставили Россию её судьбе…
Первоначальный проект новой кампании составил генерал-квартирмейстер Ставки генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов. Он предлагал оборону на южном крыле Русского фронта и наступление в сторону Восточной Пруссии с последующим перенесением атакующего удара на Берлин.
Против такого стратегического плана выступили главнокомандующие обоих фронтов. Они считали, что первоочередной задачей должен быть не удар по германской армии, а разгром союзника Берлина Австро-Венгрии и вывод её из войны.
У нового главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта по вопросу стратегического планирования состоялся следующий разговор с начальником штаба Ставки генералом Янушкевичем. Тот относился к Алексееву с известной долей личной симпатии, отмечая его большое дарование в штабной работе:
— Николай Николаевич. Я ознакомился с последними документами моего предшественника генерала Рузского. Хочу доложить своё мнение относительно предлагаемого фронтам плана Данилова: я решительно против.
— Михаил Васильевич, план новой кампании только рассматривается. Почему вы так резко против него?
— Оборона на юге может привести к восстановлению сил Австро-Венгрии. Наступление же на севере не решит исход войны. Вот такие мои главные мысли.
— Тогда что вы предлагаете?
— Считаю, что самой главной задачей Русской армии в новой кампании является выведение из войны австрийцев.
— Но это придётся делать Юго-Западному фронту. Какую стратегическую задачу видите вы в таком случае для своего фронта?
— Ведение активной обороны. Её цель - не дать германским войскам прийти на помощь разбиваемым австрийцам.
— А помощь союзникам по Антанте?
— Мы оттянем с Западного фронта часть немецких сил. Тогда французы в очередной раз будут обезопасены от сильного удара.
Пока Ставка решала проблему стратегического планирования, главнокомандующий германскими войсками на Востоке генерал Гинденбург провёл Горлицкую операцию против русской 3-й армии Юго-Западного фронта. Успех бит достигнут немцами и австрийцами благодаря массированным атакам в районе прикарпатского города Горлицы и сосредоточения там большого числа орудий тяжёлого калибра.
Под Горлицей на 4 (!) русские пушки большого калибра немцы применили аж 334 (!). Такого шквала тяжёлых снарядов, обрушившихся на участок прорыва у польского городка в Прикарпатье, не знал даже Западный фронт в самых ожесточённых сражениях.
Горлицкая операция длилась 52 дня. В итоге
русским войскам пришлось оставить австрийскую Галицию, но неприятель прорвать Восточный фронт так и не смог. Зато он его успешно «продавил». Людендорф писал в своих воспоминаниях о результатах того наступления:«Фронтальное отступление русских в Галиции, как бы оно ни было для них чувствительно, не имело решающего значения для войны...
К тому же при этих фронтальных боях наши потери являлись немаловажными».
Известный военный историк-белоэмигрант профессор генерал-лейтенант Н. Н. Головин в своём фундаментальном труде «Военные усилия России в мировой войне» пишет:
«Германский прорыв в Галиции вызывает в русских войсках, терпящих в это время острый недостаток в огнестрельных припасах, большие потери; численность действующей армии опять падает, и к 15 мая 1915 г. она равняется 3 900 000».
Тот же Головин пишет об отступлении Русской армии:
«Выход из создавшегося положения был только один: отвод всех армий вглубь страны, для того чтобы спасти их от окончательного разгрома и для того, чтобы было с чем после восстановления снабжения продолжать войну.
Но русская Ставка три месяца не может на это решиться. Только в первых числах августа начался грандиозный отход армий Северо-Западного фронта, проведённый с большим умением генералом Алексеевым.
Много трагических переживаний выпадет на долю высшего русского командования за время этого отступления: сдаются крепости Новогеоргиевск и Ковно, очищаются крепости Ивангород, Гродно и Брест-Литовск, в тылу царит паника. Несколько раз германские клещи готовы были окончательно захватить отходящие русские армии, но в итоге к октябрю месяцу русские армии выходят из грозящего окружения и останавливаются на новой линии, протягивающейся от Риги на Двинск, озеро Порочь и далее на юг на Каменецк-Подольский».
Когда закончится Великое отступление 1915 года, многое российские газеты назовут главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерала Михаила Васильевича Алексеева «спасителем Русской армии в Мировой, Отечественной войне».
Один из ближайших помощников и советников Алексеева в кампании второго года войны, генерал Борисов, вспоминал:
«Во время борьбы в Польском мешке в первый раз у меня возник сильный спор с Алексеевым. Я, исходя из опыта бельгийских крепостей и зная крепостное дело из прежней своей службы в Ивангородской крепости, в Генеральном штабе, настаивал на очищении нами не только Ивангорода, Варшавы, но и Новогеоргиевска. Но Алексеев ответил:
— Я не могу взять на себя ответственность бросить крепость, над которой в мирное время так много работали.
Последствия известны. Новогеоргиевск оборонялся не год, не полгода, а всего лишь 4 дня по открытии огня немцами, или 10 дней со дня обложения. 27 июля 1915 г. обложен, а 6 августа пал. Это произвело на Алексеева очень сильное впечатление. Мы были уже в Волковыске. Алексеев вошёл в мою комнату, бросил телеграмму на стол, опустился в кресло со словами: