Алена и Аспирин
Шрифт:
— Алексей Игоревич, вы не правы. Это будущее вашего ребенка…
— Светлана Николаевна, еще одно слово — и я спущу вас с лестницы.
Она отступила. В этот момент он в самом деле похож был на человека, способного исполнить угрозу.
— Просьба в дальнейшем не беспокоить, — сказал он, закрепляя успех.
Она развернулась и бросилась по лестнице вниз, едва удерживая слезы. Аспирин остался стоять, и секунду спустя услышал вскрик этажом ниже: два женских голоса вскрикнули одновременно.
— Ой!
— Да что вы…
Он перегнулся через перила.
Ирина стояла на лестничной площадке. Топот убегающей учительницы гулко доносился
Ирина подняла глаза и увидела его.
Секунда. Холодный сквозняк подъезда.
Потом они разошлись, не сказав друг другу ни слова.
Преддверие Нового года всегда приносило нехилый дополнительный заработок. Корпоративные вечеринки начались уже в середине декабря, и Аспирин устраивал праздник попеременно чиновникам, бизнесменам, каким-то продвинутым лицеистам и опять чиновникам, и так почти без перерыва. Он уставал, как собака, зато семейный бюджет поправился и даже, пожалуй, разжирел.
Вместо погибшего инструмента Аспирин купил по объявлению другой. Эта новая скрипка превосходила покойницу по всем статьям: разница в звучании слышалась невооруженным ухом. Алена была довольна.
Приближалось католическое Рождество. Проезжая на машине мимо елочного базара, Аспирин вдруг притормозил. Вот уже много лет он не опускался до возни с елкой — Новый год проходил где угодно, только не дома. Но у самого края ограды из жердей стояла (вероятно, с рекламной целью) огроменная темно-зеленая ель. Откуда ее привезли, какой «Зеленый патруль» оплачет ее кончину — Аспирин не стал себя спрашивать. Он вышел из машины, и торговец, как водится, заломил цену — ель была его гордостью, до праздников еще оставалось время, а покупатель вовсе не выглядел бедняком. Аспирин вытащил кошелек, как барон на рабском рынке, велел связать ель веревкой и «присобачить» к багажнику.
Втаскивая елку в лифт, он проклял свой глупый порыв. Хотел уже выбираться и тащить колючую тяжесть по лестнице, но тут зеленая верхушка наконец-то вместилась в коробку и пришлась по габаритам, как родная. Вздохнув с облегчением, Аспирин нажал на «пять», и в эту самую секунду в лифт — в незагроможденное елкой пространство — впрыгнула женщина.
Аспирин успел увидеть, как спокойствие на лице Ирины сменяется паникой, а паника — решимостью. Лифт полз наверх; Ирина нервно поправила челку, две вертикальные складки на лбу сделались виднее.
— Я думала, нам надо поговорить…
Лифт приехал на пятый этаж. Аспирин не успел пошевельнуться — Ирина нажала кнопку девятого.
— Я думала… нам надо поговорить. Я думала — это нормально, когда люди разговаривают.
Аспирин уныло подумал, что ошибся в ней. В женщинах он ценил прежде всего легкость — и при встречах, и при прощаниях. Они с Ириной доставили друг другу радость и разошлись по обоюдному — он так думал — согласию. Неужели она закатит сцену?!
Лифт приехал на девятый. Ирина, секунду поколебавшись, нажала кнопку с цифрой «два». И лифт снова поехал; Аспирин двумя руками удерживал тяжелую елку, ладони его были в смоле, иголки норовили ткнуться в щеку.
— Я понимаю, в твоем кругу… так, наверное, и делается. Когда люди, будто кошки… когда им все равно, вместе они или…
Она была очень красная. Ей было стыдно за каждое слово, но удержаться она уже не могла. Замкнутые в тесном пространстве, в компании
огромной колючей елки, они ездили вверх и вниз, будто экипаж маленького, забытого и обреченного космического корабля.— Я тебя презираю, Алеша. Мне бы хотелось, чтобы ты это знал.
Лифт приехал на второй. Ирина, всхлипнув, нажала кнопку девятого, спохватившись, выставила руку в дверь, и створки не сошлись. Ирина выскочила из лифта и кинулась по лестнице вверх. Аспирин, не думая, еще раз нажал почему-то кнопку девятого.
А через минуту, выгружая ель на своем этаже, он услышал, как внизу бранится консьержка тетя Света:
— Эй, кто там в лифте балуется?!
— Зачем это? — удивилась Алена.
Аспирин положил елку на пол в прихожей. Тут же о нее споткнулся. Чуть не упал, хотел поддать дерево ногой, но в последнюю минуту все-таки удержался.
— Что-то опять случилось?
— Ничего.
— Да ладно, я же вижу… Зачем ты елку приволок?
— Если тебе не нравится, выброси в окно, — сказал Аспирин и закрыл за собой дверь спальни-кабинета.
Пять минут было тихо. Потом Алена заиграла снова.
Он лег, не раздеваясь, и закрыл глаза. И через несколько минут провалился в параллельную реальность: ему казалось, что он лежит в спальне с зеленоватыми занавесками, и что на пыльном подоконнике несет вахту старая настольная лампа. И что Ирина спит рядом.
И он протянул к ней руку, счастливый, что все так хорошо разрешилось и не было, оказывается, тех суетливых дней, когда они считали друг друга чужими людьми. Рука провалилась в пустоту, но Аспирин не захотел просыпаться. Не открывая глаз, попробовал еще раз — дотянуться…
И пришел в себя.
Шторы были серые, комната — другая, никакой лампы не было в помине. Полоска света выбивалась из-под двери.
Щурясь, он выбрался в коридор: по всей квартире пахло хвоей, и елка не валялась, связанная, на полу в прихожей. Она стояла в гостиной в большом ведре, огромная, влажная, и занимала собой чуть не полкомнаты.
Под елкой сидел на расстеленной наволочке Мишутка. Глядел на Аспирина.
— Где у тебя игрушки хранятся? — Алена впервые за много дней казалась довольной. — В смысле, елочные?
Аспирин показал ей картонный ящик, затерянный в глубине шкафа, перекочевавший еще с родительской квартиры, не открывавшийся минимум лет десять. Алена стерла с картонки пыль и подняла крышку. На свет один за другим стали появляться сосульки и шарики; у Алены порозовели щеки. Она разглядывала блестящие штучки и строила рожи своему смешному отражению, потом отыскала красный с блестками колпак и напялила на Мишутку — словом, вела себя, как и положено девочке, впервые открывшей ящик с елочными игрушками. Аспирин невольно вспомнил, как и сам сиживал перед этим ящиком, перебирая сокровища, предвкушая праздник. А рядом, на полу или на диване, сидели отец или мама. Или оба вместе; Аспирину казалось, еще секунда — и ощущение детства повторится. Еще мгновение…
— Вы поругались с Ириной? — ни с того ни с сего спросила Алена, и наваждение рассеялось. Воспоминания ушли.
— Почему ты так решила?
— Мне показалось.
— Мы не ругались. Просто, знаешь ли, у взрослых бывают сложные взрослые проблемы, отношения…
— Ну ты же с ней спал, — со снисходительной улыбкой сообщила Алена. — Вам обоим нравилось. Почему же вы расстались?
Аспирин выронил сосульку, и она разбилась. Шипя и ругаясь сквозь зубы, он побрел на кухню за веником.