Альфа поневоле

Мне некому было пожаловаться на брата, кроме, может быть, бабушки. Она меня жалела и утешала, хотя и не хотела связываться с хулиганом Андреем, которого, по всей видимости, сама боялась. Бабушка часто сетовала на то, что мама родила нас без мужа. А без твёрдой отцовской руки старший совсем распоясался и ни бог, ни чёрт ему был не указ. Про отца в нашей семье спрашивать было не принято, но по её случайным фразам я понял, что и я, и брат появились от отношений мамы с женатым мужчиной. Правды, конечно, никто никогда не узнает, но уже в сознательном возрасте я сделал вывод, что мама по молодости была очень наивной и верила, что её женатик рано или поздно уйдёт из семьи. Что же случилось с ним на самом деле, я так и не понял. Бабушка вспоминала его так, как будто того уже не было в живых. Но умер ли он на самом деле или просто был мёртв фигурально для них с мамой, я не был уверен. Бередить раны расспросами мне не хотелось, да и это не изменило бы ничего. Я сделал вывод, что отец мой был человеком так себе, раз умудрился заделать аж двоих на стороне и продолжил при этом приспокойно жить с женой. Я подозревал, что у меня, наверное, где-то есть сводные братья или сёстры, но заведомо относился к ним ещё хуже, чем к Андрею. Будто они украли у меня счастливую полную семью и беззоботное детство.

Бабушка часто повторяла мне, что я обязательно изменюсь, когда стану старше. Ничего в своей жизни я не ждал так сильно, как полового созревания. Но мне, видимо, на роду написано было прожить всю жизнь несчастным. Я становился старше, а признаков пубертата, как у всех других парней, так и не наблюдалось. Я понимал, что со мной что-то не то. Даже бабушка порой осторожно роняла в мой адрес «недоразвитый» и старалась кормить меня получше. Но все эти переживания отошли на второй план после того, как в одну из лунных ночей я вдруг начал трансформироваться.

Бабушка сначала решила, что у меня припадок, хотела вызвать скорую. Но потом увидела, что у меня все кости выворачиваются, а на гладкой коже появляется шерсть. Она начала причитать и креститься, облила меня святой водой, стала тыкать мне в лицо икону. Я на это всё смотрел как-то отстранённо. Было больно, жутко больно, так что я принялся скулить и подвывать тихонько. Забился под кровать и попытался не шевелиться. Она ещё некоторое время ходила охая по квартире, пару раз шваброй приподнимала край застилавшего кровать покрывала.

– Что же это? Что же это делается-то, а? – произнесла она беспокойно, сев на диван. – Стасик, это ведь ты?

Я тихонько подал голос. Тело горело, дышать было тяжело.

– Да как же это? Что же делать-то?

Она посидела немного, беспокойно вздыхая, а потом пошла на кухню и принесла оттуда пару варёных сосисок.

– На вот, – она бросила мне их под кровать. – Только меня уж не кусай, ладно?

Вспоминая об этом позже, всегда удивлялся такой её реакции. На самом деле есть мне не очень хотелось, но сосиски пахли очень аппетитно и были прямо у меня под носом, так что я в конце концов их слопал. Бабушка заглянула под кровать и довольно закивала. А потом снова сходила до кухни и принесла маленький тазик с водой. Я попил, расплескав половину воды на пол. Она только усмехнулась на это.

Как только я перестал бояться её и освоился немного в новом теле, мне захотелось выйти на улицу. Я осторожно вдоль стеночки пробрался в прихожую и начал скрести входную дверь.

– Нет, Стасик, на улицу тебе нельзя, ты там всех алкашей местных перепугаешь, – она заперла дверь за замок, а потом поспешила к балкону. Мне не оставалось ничего, кроме как сесть на полу последи кухни и уставиться в незашторенное окно. Там же я в итоге и уснул. А когда проснулся, уже вновь был человеком.

Просто так оставлять ночной инцедент бабушка не стала. С самого же утра села за телефон и за два часа обзвонила всех своих знакомых. При этом соблюла все правила конспирации. Разговор начинала вообще с других тем, заходила издалека, прямых вопросов не задавала. Главная её задача заключалась в том, чтобы выяснить природу моей транформации. И к моему удивлению, пара её приятельниц по большому секрету рассказали, что знают о таком. Дескать, с давних времён ещё пошло, что некоторые колдуны-шаманы могли превращаться в волков. И вроде как, у того, в ком их кровь, тоже могут проснуться сверхестественные силы. Но распространяться о таком не стоит, поскольку люди по натуре своей злые и не принимают всего, что не могут понять умом.

Наверное я бы ударился в панику и наделал глупостей. Но бабушка меня успокоила, сказала, что будет присматривать за мной. Просто велела не говорить никому и следить за собой. А ещё внимательно слушать людей и искать себе подобных. Мысль о том, что вокруг могут быть такие же как я, заставляла меня чувствовать трепет. Мне очень хотелось подружиться с кем-то, хотя бы немного. Порой я даже представлял, что семья Дениса тоже волки. От Дениса даже исходило что-то такое непонятное, что-то что привлекало моё внимание и заставляло думать о нём долгое время после встречи. Но, разумеется, спросить его напрямую я не мог.

Отсутствие у меня типичных мужественных признаков стало беспокоить родных. Чем старше я становился, тем больше походил на девушку. Андрей язвил, называя меня бабой с яйцами. А мама начала подозревать у меня генетическое отклонение, именуемое синдромом де ля Шапеля. Это патология, при которой мужчина генетически является женщиной с соответствующими хромосомами. Мама настаивала на том, чтобы я прошёл обследование. Я, разумеется, отказывался. Одно дело, когда тебя просто обзывают уродом, а другое, когда твоё уродство подтверждено медицинской справкой. Я не собирался давать Андрею ещё один повод постебаться над собой. В ответ на тираду мамы я привёл аргументы из той же статьи, которой она тыкала мне в лицо.

– Даже если это действительно болезнь, то лекарства от неё нет, – озвучил я очевидное. Гормонотерапия – это довольно спорный выход, дорогой и не всегда эффективный. Сейчас я чувствую себя здоровым и нормальным, но любое вмешательство может резко изменить ситуацию.

На удивление мама прислушалась ко мне. Полагаю, финансовая сторона вопроса стала определяющим фактором. Я наконец смог выдохнуть спокойно. Перспектива обследования меня пугала ещё и потому, что я понятия не имел, что стало с моей физиологией после трансформации. Я чувствовал себя сапёром, идущим по минному полю с завязанными глазами.

Тем временем, здоровье бабушки начало ухудшаться. Чтобы обезопасить и меня, и себя она уговорила маму отпустить меня жить с ней. Вроде как, самой маме надо было жизнь устраивать, Андрей тоже был занят учёбой и тренировками, а я и так всё свободное время у бабули торчал, так что в сушности, ничего бы и не поменялось. Мама сначала сомневалась, говорила, что я обязательно наделаю дел без её надзора, но в итоге всё-таки сдалась. Андрей, когда понял, сколько свободы у меня будет, попытался уговорить меня поменяться. Клялся и божился, что будет бабулю носить на руках. Но бабушка отлично знала цену его слову. В итоге, мы с ним рассорились ещё больше. После всех тех вещей, что он мне наговорил в прошлый раз, фраза: «Ну и катись к своей старухе!» была воспринята мной, как пожелание доброго пути. Я собрал вещи и окончательно переехал.

Я прекрасно понимал, что надеяться в этой жизни мне не на кого. Скрывать правду от семьи всё время невозможно. Рано или поздно они узнают, и не факт, что отреагируют на ещё одну мою «странность» спокойно. Бог послал мне бабулю, и я был благодарен. Но ко взрослой жизни нужно было готовиться уже сейчас. Из-за неплохой усидчивости и способности к концентрации внимания учёба давалась мне легко. У меня даже были шансы поступить в университет. Там учился Денис. И пусть мы были бы на разных курсах, всё равно, наверное, пересекались бы иногда, а ещё у нас было бы больше общих тем для разговоров. Просто после их ссоры с Андреем мы вообще почти перестали видеться. Я ощущал какую-то ностальгическую тоску по прошлому, даже по тем временам, когда Андрей обзывался и специально убегал от меня, чтобы довести до слёз. Денис обычно делал ему замечания, что нельзя так поступать с младшими и тогда мне казалось, что ему совсем капельку не всё равно.

Время шло и всё неизбежно менялось. Прежде мама никогда не заговаривала с нами о своих мужчинах, хотя время от времени у неё кто-то и появлялся. Но для знакомства нас с Михаилом она собрала целое застолье, позвала нас с бабушкой и пару своих подруг, включая маму Дениса. Михаил всем официально представился, как мамин будущий муж, хотя до этого я даже не слышал о нём. Но возражать как-то я посчитал себя не в праве, просто потому что мама и так слишком долго ставила нас на первое место и забивала на личную жизнь. Я не стал возражать, даже несмотря на то, что интуитивно чувствовал, что Михаил не такой уж положительный, каким пытается всем казаться. Я видел это в его взгляде, чувствовал в воздухе, что его окружал. Андрей же, напротив, отчего-то пришёл в восторг от нового маминого ухажёра. У них мгновенно нашлась куча общих мужицких тем для разговоров. Андрей, как маленький, хвастался ему своими медалями, полученными на соревнованиях. Приглашал их с мамой на спартакиаду, на которой он должен был представлять свой торгово-финансовый колледж. Михаил одобрительно кивал, но как-то странно косился на маму Дениса. Та в ответ бросала непрязненные взгляды. Я не понимал, в чём дело, думая, что тут замешаны какие-то личные тёрки.