Алгорифма

В кострах горят деревья вековые, Безумец мёртв и тот, умом кто здрав. Убит привратник. Он-то чем не прав? Все женщины от них едва живые. Орда пошла на юг. Зверей коварней, Свиней невинней. Утром прадед мой Спас книги. В башне долго можно с тьмой Бороться… О, эпохи цвет досвинней! Нет дней в моих очах. Так много полок И так мало лет жизни… Сон, как пыль. Чем обмануться? Миф ли в свитке, быль, Весь день сижу я в башне, свет где долог. И то правда: жить лучше, не читая. А утешаю я себя лишь тем, Что для того, кто видел их тьму тем, Всё с вымыслом слилось. Блажу, мечтая! Как в грёзе вспоминаю, чем был город Прежде орды и чем он стал теперь. Затворник я дверенеотоперь. Периный пух мечом зачем-то вспорот… Кто запретит мне грезить, что однажды Я вникну в суть вещей и нанесу Рукою знаки, как гроза росу, Которая избавит дол от жажды? Моё имя Шианг, хранитель свитков, Возможно что последних, ибо нет Вестей — что с Сыном неба? Звёзд-планет Дитя от крепких спит, небось, напитков…

ШАХМАТЫ

1

В своём уединенье шахматисты Передвигают медленно фигуры, Задумавшись, как римские авгуры… Два вражьих цвета в ненависти исты! Глубинными решеньями цветисты Ходы: проворен конь, неспешны туры, Ферзь всевооружён, царь строит… чуры (!) Уклончив офицер, злы пехотисты. Но даже если игроков не станет, Быть архетип игры не перестанет. Война с Востока, где звезда истечна, На запад перекинулась. Настанет Финал лишь партии, которая конечна, А не игры, что — как другая! — вечна.

2

Царь слаб, нагл офицер, зело кровава Царица, зато пешка — полиглот. На чёрно-белом поле кашалот Разинул пасть и крокодил зеваво. Не ведают, что наперво-сперваво Просчитаны ходы тех, чей оплот — Коварство. Есть алмазный светолот, Высвечивающий то что скрываво. Только не ты ли Игрока другого Орудие? Омара дорогого Здесь вспомянём, его сравненье — мы Для Бога то же, что для нас фигуры На шахматной доске. Не балагуры Над партией сидят до самой тьмы!

ИСКУССТВО ПОЭЗИИ

Глядеться в реку, что течёт, как время, И вспоминать, что времена суть реки, Знать, что мы убываем, словно реки И наши лица изменяет время. А бодрствованье — то же сновиденье, Что мнит себя проснувшимся. Плоть смерти Страшится, а она подобна смерти, Которая зовётся «сновиденье». Во дне, году ли видеть просто символ Дней человека и его лет жизни. Из оскорбленья нас годами жизни Поэзию извлечь, молву и символ. Увидеть в смерти сон, зарю заката, Ржавеющее золото. Сложенье Стихов бессмертно и стихосложенье — Это заря рассвета и заката. Порой во тьме лицо глядится наше В себя из глубины своей зеркальной. Искусство глубине этой зеркальной Подобно, где лицо глядится наше. Улисс, увидев после стольких странствий Зелёную и влажную Итаку, Расплакался. Поэзия Итаку Напоминает после многих странствий, А также бесконечное теченье Воды непостоянной, и миг тот же Не повторим по-Гераклиту: тот же Он и другой, как вечности теченье.

ПРЕДЕЛЫ

Из улочек, что углубляют Запад, Одна, а вот какая, я не знаю, Увидена мной — слепоты внезап ад! — В последний раз — во сне ли? — вспоминаю, Пред Тем смиренный, Кто назначил нормы И строгую таинственную меру Вещам, теням и снам, чьи зыбки формы, Что ткёт и распускает по примеру Жены Улисса наша жизнь. Всему есть Предел, цена, последний раз и больше Впредь никогда, но тризну по кому есть В том доме, что хранит память всех дольше? Через хрусталик мутный уже утро И через в ряду книг зиянье грани Центральной бриллианта — «Камасутра» Там не стоит! — считать мне капли в кране. На Юге не одна во двор калитка С террасами, что сложены из камня И тутами запретна мне. Улитка Не захрустит: «Мой дом не из песка!» мня. Есть двери, что закроются навеки, И зеркало, что тщетно поджидает, И перекрёсток есть, что в человеке Четвероликий Янус наблюдает. Одно среди твоих воспоминаний Потеряно уже непоправимо — Ты не увидишь, жертва препинаний, Светила, что водой остановимо. Не повторишь того, сказал что розам И соловьям Омар Хаям, слагая Стихи назло изгнавшим рифму прозам. Другое время и страна другая… Залива гладь, куда впадает Рона, И всё моё вчера какое ныне Вернёт мне? Карфаген не без урона С лица земли стёрт Римом и вечны не Твердыни… Шуму утра я внимаю И голоса прохожих различаю. Разлуку со смиреньем принимаю С любимыми. Без Борхеса скучаю.

КОМПАС

Все вещи языка слова суть, где Некто ли, Нечто, ночь и день, слагает Абракадабру — мира излагает Историю, но смысл какой в труде?