Алхимия единорога

– Неплохая идея.

– К тому же здесь указано, что книга будет отправлена в один из голландских музеев.

Эта весть обрадовала меня, но проницательная, догадливая Джейн немедленно добавила:

– Я точно знаю, о чем ты думаешь.

– Вряд ли.

– Знаю. Рикардо мечтает стать богатым, очень богатым, если научится добывать золото, но ему невдомек, что, продав книгу израильтянам, он получил бы целую гору денег. А теперь ему придется ждать до весны, снова безуспешно пройти все этапы Великого делания… Лишь для того, чтобы в очередной раз рухнуть в изначальную пустоту. Такова судьба невежества, – усмехнулась моя подруга.

– И все-таки, Джейн, Николас лишился одной из своих драгоценных книг.

– Ты прав, однако ключи к философскому камню никогда не должны оказаться в руках неподготовленных людей. Если это случится, миру грозит страшная катастрофа.

– А если камень достанется какому-нибудь государству?

– Немыслимо. Мы не можем допустить подобного. Наследие Фламеля должно остаться в верных руках. Однажды Николасу придется кому-то доверить свою тайну…

– Значит, он все-таки жив?

– Ну, я просто так выразилась. Живы лишь его потомки.

– Почему ты не скажешь мне все до конца? Не доверяешь?

– Мы не никому не можем доверять. Кроме тебя, дурачок. Ты теперь – один из нас.

– Кого – «вас»?

– Об этом мы еще поговорим. Поехали в аэропорт. До нашего рейса осталось два часа, а нам нужно успеть купить билеты. Давай поторапливайся. Детали обсудим позже.

XIII

Поднявшись в салон самолета, я заметил, что все места бизнес-класса заняты иудеями ортодоксальной внешности: черные шляпы, козлиные бородки. Я сразу подумал, что они возвращаются с большого собрания раввинов.

Бизнес-класс был переполнен. Среди пассажиров я рассмотрел двоих, которых обслуживали с особым почтением.

Я обернулся к Джейн; та еле заметно улыбнулась и крепче прижала сумку к груди. Мною овладел страх, которым люди заражают друг друга, глядя на последствия автокатастроф. При этом люди остаются безучастными (ведь все это произошло не с ними), хотя на самом деле понимают, что сами спаслись лишь чудом. Бывает страх химический – его вдыхают, его запах узнаваем, его прикосновение к коже ощутимо; вот такой страх я и чувствовал сейчас всем телом. Мне всегда недоставало хладнокровия.

«Черт, ну и совпаденьице!» – подумал я.

С озадаченной улыбкой Джейн спросила:

– Знаешь, кто эти люди?

– Они похожи на нью-йоркских раввинов, которые встречаются на Биг-Эппл и Даймонд-стрит.

– Нет, эти люди гораздо важнее. Здесь собрались высшие иерархи иудейской церкви, каждый из них – как Папа. Смотри, слева сидит главный ашкеназский раввин Израиля, Иона Мецгер, а рядом с ним – главный сефардский раввин Шломо-Моше Амар.

– И что они делали в Лиссабоне?

– Они летят из Мадрида. Наверное, конечный пункт маршрута самолета – Тель-Авив, с посадкой в Лиссабоне и Амстердаме, а у многих из них семьи живут в Голландии.

– Странный маршрут.

– Это новая линия.

– Логичней было бы наоборот: Лиссабон – Мадрид.

– Вот и нет. Теперь летают так.

– Не понимаю, зачем им пользоваться обычным рейсом, подвергая себя опасности?

– Это мера предосторожности. Кому придет в голову, что в рейсовом самолете собрались важнейшие столпы иудаизма?

– И в придачу – одна из книг Авраама, – добавил я с усмешкой.

– Замолчи, сумасшедший! По меньшей мере дюжина из этих людей работает на правительство, на «Моссад». Я читала в газетах, что раввины побывали в Толедо и в Кордове; в общей сложности их сто пятьдесят человек. Их визит во дворец архиепископа в Толедо расценили как «историческую революцию». Один из главных раввинов, кажется, Мецгер заявил: «Если бы пятьсот лет назад дед прадеда моего деда вошел сюда, его бы запытали в подвалах инквизиции, но вчера архиепископ встретил нас в дверях и пригласил войти, чтобы поговорить на важные темы. Это историческая революция». А в Кордове раввины посетили Алькасар, в котором во время так называемой «реконкисты» ^[68] размещался двор Изабеллы и Фердинанда, католических королей.

68

Реконкиста (исп. и порт., отвоевание) – процесс покорения мавританских королевств на Пиренейском полуострове христианами, а также, в широком понимании, последующее преследование и принудительное крещение мусульман и иудеев.

Джейн долго рассказывала мне про евреев – про их трагедии, их драмы, их коммерческие таланты. Она все говорила и говорила, не повышая голоса, поражая меня точностью своих познаний. Это была необыкновенная женщина, порой олицетворявшая саму мудрость. Когда она раскрывала свою копилку исторических знаний, оставалось лишь изумляться – когда такая молоденькая девушка успела столькому научиться? Именно эта сверхэрудиция порой ставила меня в тупик, порождая смесь страха и недоверия. Я долгое время наивно полагал, что, вступив с женщиной в любовную связь и успев провести с ней немало времени в постели, ты уже ее понимаешь. На самом же деле порой все выходит по-другому. Начинает казаться, что ты спишь с незнакомкой, и становится ясно, что физическая близость – тончайшая недолговечная пленка – не позволяет проникнуть во внутренний мир.

Единственный путь в глубины души пролегает через разговоры, через искренность и умение истолковывать слова и поведение другого. А для этого с человеком нужно довольно долго общаться. Легко ли разобраться в человеческой психологии? Понятия о четырех основных темпераментах недостаточно, чтобы добраться до глубин, куда мы все стремимся проникнуть. Нам хотелось бы узнать тайную суть помыслов другого, но это удается лишь с экстравертами. Да и экстраверты то и дело преподносят сюрпризы.

– Как ты относишься к верности? – спросил я.

– Хочешь знать, буду ли я верна тебе, когда мы расстанемся? – отозвалась Джейн.

– Понимаешь, вот что меня беспокоит: сегодня у меня есть девушка, а завтра она уже с другим.

– Видимо, это зависит от взаимных обещаний. Мы что-нибудь друг другу обещали? К твоему сведению – ничего. Так о чем волноваться?

От этих слов мне стало холодно, точно Джейн окатила меня ведром ледяной воды. Она говорила со мной безразлично, как с незнакомцем, и мне сделалось грустно. Я вспомнил все, связывавшее меня с этой женщиной, и понял – между нами нет ничего, кроме секса. В памяти осталась лишь череда неописуемых наслаждений.

Я смотрел на лицо Джейн, на ее юную шейку, и у меня кружилась голова. При взгляде на вырез ее футболки, на тугие груди с крепкими сосками, натянувшими ткань, становилось трудно дышать, и при виде ее ног сразу перехватывало горло. Но едва я начинал думать о привязанности, о духовном контакте, как меня ожидала полная пустота. Ровным счетом ничего. Мои чувства к Джейн держались только на отличных сексуальных отношениях, инициатива в которых принадлежала ей. Я даже не был потрясающим любовником (хотя, возможно, я к себе слишком суров и несправедлив) – потрясающей была она. Поэтому я и не понимал, чем привлекаю Джейн. Если вообще привлекаю. Мы не говорили о чувствах всерьез, не пробуждали друг в друге нежности, которая развивается постепенно, не вспоминали о прошлых горестях, о семейных секретах, о первой любви, о потаенных переживаниях. Ничем подобным мы с Джейн не делились, а ведь именно такие семена могут дать всходы, пускающие корни любовного союза.

У нас ничего похожего не было. Только секс. Только взаимная выгода, зарождающаяся дружба и много секса. Мы не флиртовали, мы миновали все стадии любовного ухаживания, которое традиционно развивается in crescendo. ^[69] Нет, с самого начала был только яростный ураган страстей; неприкрытое наслаждение, присущее животным, но с разумностью человеческих существ, которые благодаря своей культуре и утонченности научились растягивать удовольствие и выжимать из него все соки.

69

По нарастающей (ит.).