Алистер

— Я буду тебя учить, раз твой дедушка не дождался.

— Я не согласен.

— Ты выбрасываешь компьютер — и я отдаю тебе свой. Заканчиваешь старшую школу, после чего сменяешь меня на посту.

— Нет.

— Всё уже было решено до твоего рождения.

— Значит, мама сбежала, — многозначительно надавил Рю. Он не собирался проигрывать какому-то левому плану, придуманному нечужими людьми.

— Она внизу, — вздыхает мужчина, показывая всем видом, что не его идея эта была — доложить о том, чтобы сын бросал всё и вся ради так называемого долга.

— Да неужели? — Рю пропитал сарказмом незначительное выражение будто ядом. — Она сейчас не здесь, не в этом кабинете, так что я буду полагать, что она сбежала, даже не поговорив со своим сыном.

— Тебе это не нравится, я могу поставить себя на твоё место, но…

— Да, ты поставил однажды, но меня, пожалуйста, не трогайте, — он повертел головой из стороны в сторону.

Сердце билось, как заведённое. Младший Куросава прокручивал перед собой кадры, в которых резко встаёт с кресла, опрокидывая его, но что-то удерживает его, может, возможность испортить и без того отвратительную беседу, от которой зависит, сможет ли он жить дальше без теней главной ветви.

— Не будь эгоистом. Мы тебя с матерью так не растили.

— Я не эгоист. И вообще, вы меня не растили, особенно ты.

Глава сжал кулак. Всё равно, что перед ним его родной сын, наследник огромного состояния, влияющего на экономику страны. Поначалу так не скажешь, ибо в свободном от города доме, которому пошёл седьмой десяток. Мало что тут покажется дорогим. Это считается их первым домом, где они открыли своё дело ещё в далёком прошлом.

— И наглым ты никогда не был.

— Повторю, во мне нет вины, поэтому, если больше нечего сказать, я ухожу. — Рю почти оттолкнулся от подлокотников, как отец стукнул кулаком по столу. Сердцебиение у обоих на мгновение остановилось, отбивая после нервный ритм, порядком сбившийся.

— Закрой рот! — мужчина шагнул назад, жалея о том, что не сдержался.

Рю закрыл, но это лишь усугубило нависшую над ними тяжёлую атмосферу.

— Так, — наконец очнулся он, — мне ничего не остаётся, кроме как самому сейчас избавиться от твоего ноутбука. Сынок, пойми, всем от этого будет лучше, — он желал достучаться до своего ребёнка, подтолкнуть к правильному решению, но тот, как исполнитель приказов, не выдал ни словечка.

В представлении Рю в нём самом не стояла какая-то проблема, из-за чего он заслужил доказывать день за днём своё уважение перед родителем. От него всегда будет мало просто повиновения. От Рю ждут уверенных действий, технического мышления, становления голоса в семействе, но самим им никак невдомёк: близкие люди ограничивают, ломают, прогибают под себя, как им удобно. Папа, ты правда за них?

Рю глубоко сомневается в действенности их странной методики.

Увидев, что делает Рю, он махает усталой рукой:

— Говори.

Парень тщательно изучает обстановку и последним пунктом возвращается к главной загвоздке сегодняшнего вечера. Хотелось бы провозгласить его красивым, да что там красивым, изумительным. Закат одной оранжевой линией залёг на горизонте, коего облегали холодные, морозные оттенки. Но нет, насладиться им во всей его красе не дадут.

— Лучше не будет мне, — Рю был уверен в том, до чего стучится два года. — Ты однажды отказался от своего счастья. Я не повторю твоих ошибок.

— Ты не понимаешь…

— Отговорка.

— Это твоя обязанность как члена семьи фамилии Куросава.

— Мне что, поменять фамилию?

Сердце главы пропустил удар. Рю совершенно безразлично мнение слушателей в случае принятия отличных друг от друга сторон, и раз даже отец с ним ни разу не соглашался, находясь под башмаком долга, долгов и морали фамилии Куросава, то последняя надежда на союзника пропала навечно, укатилась, улетела, просвистела прямо пред твоим носом и исчезла, как оранжевый лучик под тяжёлым весом синих туч.

— Ты не посмеешь, — через зубы произнёс мужчина, морщины которого глубоко залегли на переносице и щеках.

— Ты прав. Я против поспешных решений, что передалось мне точно не от тебя. Все жалуются, что на нашем счету скопилась уйма долгов. Мы в упадке. Ты не в состоянии исправить ситуацию. А я смогу. От меня просто хотят денег. И ты в том числе.

— У меня не получилось удержать наш бизнес на плаву, но это удастся у тебя, — указал наконечником шариковой ручки, которую держал всё это время, на Рю.

— Нет, ты не скинешь на меня ответственность.

— Больше не на кого, — вместо того чтобы дальше убеждать сына, он пошёл в наступление.

— Нет наследников? — Рю предпочёл бы убедиться окончательно. Парень не ожидал от старшего слабины, почти, ведь в такие моменты не разрешается выдавать свои чувства, полностью открываться, говоря правду, однако отец есть честный человек, и Рю лучше положится на собственное чутьё, вместо того чтобы раз за разом проверять того на прочность. — Правда?

Рю не отступит. В конце концов, он борется за себя самого, за свои жизненные принципы. Думал, родители не настолько глупы, чтобы вообще как-то предпринимать меры ради лишения сына удовольствия жизни. На правду надеется всегда, а вот на подлянку — ещё чаще. Только в сознательном возрасте доходишь до несправедливости, к тому же, несовершенства мира и как по щелчку пальцев расстраиваешься из-за невозможности изменить ход событий, в которых ты можешь добровольно не участвовать, но влиять на него своим существованием.