Алистер

— Это моё решение, Акира-чан.

— Ударь меня.

Вот теперь он вызвал кое-что в безмятежном состоянии Рю, разворошил его немного, напомнил, где находится.

— Ударь, прошу! — действительно, раб. — Я хочу носить на своём теле синяки, сотворённые твоей рукой! Я буду носить их с гордостью! Ты никому не причинял вреда и не причинишь, ведь сам прошу тебя.

— Не надоело?

— Буду просить до тех пор, пока не получится! Пока ты меня не поймёшь!

— Тогда перестань вести себя, как отверженный. Я не могу гордиться таким братом, как ты. Пока не получится, говоришь… Убирайся.

— Ты не заставишь меня поверить, что ты говоришь мне правду. На самом деле ты не хочешь. Много скрываешь, но я доверяю старшему братику, он никогда не пожелает мне плохого.

Постепенно, когда Акира выговаривался, хрип исчезал, но ноги так и валялись на полу. Мальчишка похож на брошенную куклу, разбросавшую как попало конечности, когда её выкинули.

— Я до тебя даже не дотронусь. Сам вставай. Думаю, доберёшься, — Куросава отмахнулся и уселся за стол, объявляя конец всему, что происходило в этом помещении.

Ноги Акиры затекли, и я сдержал себя, чтобы не помочь ему при Рю, моём клиенте, который был категорически против моего участия, кроме особенных случаев. Конечно, этот довольно редкий, однако гневить Рю — нарушение подсмысла правила номер пять, который гласит: «Делать всё, чтобы клиенту было хорошо, но не потакать его капризам». Рю ещё в своём уме, так что вряд ли он будет злоупотреблять мной в здравом уме.

Я глядел за Акирой, пока тот восстановится и наконец покинет личное пространство Куросавы. Я чувствовал, как его бесит чужое присутствие. Люди могут пошатнуть его непоколебимость, утащить за собой, повлиять на него, но у него была достаточная фора, чтобы отстраниться от всех минусов человеческих слабостей. Он приспособился лучше, чем подавляющее количество взрослых, осознанных людей. Рю с лёгкостью отвергает то, что действует на него как балласт. Парень не оглядывается, идёт вперёд, и ему хорошо.

Для такого расклада необходимы весомые причины. И я уже сомневаюсь, что найду их сроком в несколько часов.

Мы остались с клиентом наедине. Так как он вытащил жёсткий диск из ноутбука, ему, похоже, было нечем заняться, поэтому на сцену, как всегда, выхожу я.

— Куросава, что случилось с Акирой?

Он сидел спинкой к столу и открыто разглядывал мою маску, точнее, две белые впадины вместо обычных прорезей и будто бы даже насмехался над моей «проблемой», за которую я её в принципе не принимаю.

Рю смахнул чёлку и встал на ноги, подходя.

— Ты ему поверил? — хищная улыбка озарила серое лицо. — Ха-ха, интересно.

— Он в отчаянии.

— Это не моя проблема. Скажи, как представление? — после явного сарказма он хмыкнул, не услышав ответ. — Не будь таким мягким. Ты впервые его увидел, а я жил с ним. Ты многого не знаешь. Верить первому встречному — глупо.

— Ему десять.

— Девять, — легонько поправил меня Рю. — Ну, как знаешь. Я легко смирюсь с тем, что он меня в итоге возненавидит. Он себя не любит, ты же видел. Не смотри так. Он одержимый.

Глава 5

Гул доносился с первого этажа. Все переговаривались насчёт рисовых полей, то есть семейного бизнеса, переходили на личности и шептались кто о чём.

Стук в дверь.

— Войди, — голос у мужчины был с хрипотцой, наверняка от усталости и приличного возраста.

— О чём ты хотел со мной поговорить? — Рю закрывает дверь и садиться напротив отца в его кабинете.

Черты у них были различны, даже больше, чем могло оказаться. Оба смотрели друг на друга с толикой властности, но один — с подозрением, а второй — больным пониманием. Видно, что Рю не нравится всё, что с ним сейчас происходит: и люди внизу, и предстоящий разговор. Кажется, он и говорить с радостью отказался бы.

— Сегодня твой день рождения, и твоя мама просила меня самому объяснить тебе, зачем предстоящий разговор повторяется поколение за поколением. Хоть ты и можешь догадываться о его сути, — старший Куросава вздыхает, будто сам не в восторге от того, что придётся продолжать. Слова давались ему просто, они вылетали из его рта, но это потому, что в рабочей обстановке ему приходится иметь дело с разными людьми и общаться исключительно на рабочие темы.

Рю — его сын, и вовсе не обязательно устраивать из разговора близких друг к другу людей переговоры.

— Слушаю, — Рю сел в удобное кресло и свободно положил руки на подлокотники.

— Осталось немного времени, чтобы ты занял моё место, и мы бы хотели с твоей матерью, чтобы ты принял всё как есть.

— Поподробнее. Как это — есть? — непонятно, прикидывается ли парень, проигрывая пластинку, которая вертелась у него достаточно долго, чтобы кидать обвинения, либо чувствует, что отец недоговаривает.

— Ты хорошо учишься, Рю-чан, лучший в классе, и не в одном. Знай, мы тобой гордимся, наши родственники тобой гордятся.

— Они разве самое главное?

— А ты считаешь, что нет? — мужчина пристально уставился на сына, ожидая ответа, то его так и не последовало. — Ну что ж, я думаю, что без них ты бы здесь не оказался.

Рю серьёзно размышлял над словами «родителей не выбирают». Нет, не к отцу в его время относится данная мысль, а к нему, ко всем тем людям, что подверглись влиянию родителей и тем самым испортились как личности. Он глубоко уважает тех, кто старше его (ему не пришлось приучаться к этому, как-то мальчик самостоятельно дошёл, без влияния), но в то же время не забывает разделять других на группы и натягивать улыбку, когда того просит особый случай. А вот это уже дело рук родителей, но и их винить не в чем: они считают своей задачей обезопасить Рю. Он не глупый, только дайте ему возможность проявить себя.

— Я мог родиться в другой семье, — осторожно добавляет Рю, ожидая реакции Куросавы.

— Но не в этом дело, — манера поменялась на более резкую. — Ты Куросава, старший сын главной ветви и можешь без моей помощи догадаться, что власть поменяется через пару лет, — отвёл взгляд, так же облокотясь на кресло, но смотрев теперь в потолок.

— Двадцать первый век на дворе.

— Ты выкинешь свой компьютер.

Рю вмиг поменял выражение лица, примерно так же, как это сделал отец. В состоянии ссоры или намечающейся ссоры они были похожи. Мягкость в чертах у парня была из-за молодости, свежести жизни, несмотря на то, какой она на самом деле является, а у мужчины она не пропадала всю сознательную жизнь, сколько бы его не вынуждали грубеть обстоятельства. Рю много раз задумывался, повзрослеет ли его отец когда-нибудь.

— Почему это? — Рю прищурил глаза, но злости своей не выдал.