Алька - любовь моя
Шрифт:
– - И ты говоришь, что это простое объяснение?
– удивился муж.
– Ничего себе, чужую собаку обняла, увела. Почему она тебя послушалась? Почему тебя не тронула?
– - Мне еще в детстве Павел Ильич объяснил, что не надо бояться собак. Они чувствуют страх человеческий и другие эмоции. Пес должен знать, что ты сильнее его. Я про себя говорила: "Я не боюсь тебя, я приказываю тебе идти со мной! Ты сейчас уйдешь со мной". И, кроме того, - глаза Алины заискрились лукавством.
– Мы ведь жили по соседству. Пес бегал свободно по их территории. Я всегда его угощала чем-нибудь всегда вкусным. Боялась, что кто-нибудь из девчонок просунет руку сквозь сетку, она была вместо забора, пес и откусит. Вот и настраивала его на добрые эмоции по отношению к нам. Разговаривала, гладила. А, попросту говоря,
Валентин засмеялся.
– - Вот с тех пор и стали звать меня то ведьмой, то колдуньей. Считали, пса усмирила каким-то заговором. Посмотрела ему якобы в глаза, загипнотизировала, что-то прошептала. Я, конечно, шептала, но про конфеты. Я не стала никого переубеждать. Еще сыграли роль бесценные советы Павла Ильича, как вести бизнес. Они через меня часто шли. Получилось, что удачу тоже я принесла и Диме, и Сереброву. А про колдовство... Фигня все это, Валь! Всему, Валя, простое объяснение существует.
Валентин, вполне удовлетворенный словами жены, уже говорил о другом. Смеясь, признался, что во время танго переживал, как бы пышная грудь жены не выскользнула наружу, всем на обозрение.
– - Поэтому и прижимал тебя к себе. Не смей больше надевать такие платья, - добавил он в заключение.
– - Ну и что, - засмеялась и Алина.
– У меня есть что показать. Все бы смотрели и завидовали тебе.
– - Нет уж, - в тон ей ответил муж.
– Это мое и только мое. Не для обзора других. Да, кстати, Ире диадема приглянулась... Что скажешь?
– - Скажу, что папочка подарил её дочке.
– - Правильно, - сказал мужчина.
– Ира так и сказала, что мать согласна... Правильно, говорит Серебров - ведьма ты, колдунья, мысли читаешь...
Вслух же Валентин не сказал пока, что, зная, кто такой Серебров-Братеев, принял решение бизнес в России начать свертывать и перебираться на постоянное место жительства в США. Пусть корпорацию "Орлофф", русский филиал возглавит другой человек. У Валентина семья на первом месте... Дочь есть... От Альки...
Но ни Валентин, ни Алина не заметили изменившегося лица Арины, когда она смотрела на них, движущихся в танце.
Ирина в этот раз сумела справиться со своими чувствами. Решила не напоминать матери ничего. Рассказала только сестре, ей надо было обязательно с кем-то выговориться. И услышала странную фразу от Елены:
– - А папа наш, ты думаешь, был святым?
– - Ты хочешь сказать...
– - Я ничего не хочу говорить. Это жизнь наших родителей. Мы, благодаря им, выросли с отцом и матерью. Ты взрослая была уже и не могла принять факт существования родного отца, а если бы в детстве мама тебя разлучила с моим отцом. Да ты бы совсем чокнулась. От нервного расстройства пришлось бы тебя лечить, а не актрису. Учись, Ирка, думать. Наш папа воспользовался тем, что маме дороже всего в жизни были ты и я.
– - Странно получается, - не успокаивалась младшая сестра.
– Ты родная дочь папы Димы, а всецело на стороне мамы и Валентина.
– - Знаешь, сестренка, не так уж гладко все было в нашей семье. Я всегда боялась остаться без мамы. Наверно, что-то чувствовала. Да и Дарья всегда мне говорила: "Вот уйдет от вас мать, Ирку заберет, а тебя отец не отдаст. Будешь с отцом жить, без матери". Я очень боялась этого. Но мама не ушла. Она не ушла из-за нас. Из-за меня! В чем мне её винить? Когда появился Валентин, мы только познакомились, я сразу поняла: мама - по-прежнему наша мама. Он не забрал, не увел её. Он пришел к нам, в нашу семью, принял нас, он зовет нас дочерьми. Он любит нас. Любит маму. И сейчас я рада одному - счастью мамы. Ир, ты подумай, как хорошо все сейчас сложилось. Я счастлива с Колей, ты счастлива с Жорой, кстати, это Валентин вырастил для тебя мужа. Мама наша веселая. Не болеет. Она больше не плачет потихоньку.
– - Ты тоже об этом знала?
– - О чем, - не поняла Елена.
– - О её непонятных слезах.
– - Все знали. И бабуля с дедулей, и ты, и я.
– - А папа?
– -
Конечно, знал. Ира, папа Дмитрий, я еще раз говорю, тоже не был святым, поверь мне. Я помню, как смотрел папа на мать Жоры во время реалити-шоу. Мне казалось, что он влюбился. Вспомни, последние годы он редко бывал дома. Все у него какие-то дела были.– - Он же предпринимателем был.
– - А Валентин не предприниматель? Поверь, его корпорация гораздо больше, и дел у него больше. А он от мамы ни на шаг! И Коле с Жорой не разрешает нас одних оставлять. Нет, Ира, у папы, скорее всего, была женщина, вот он без конца и уезжал. Последние годы с нами чаще были мама и дедуля с бабулей.
Ирина замолчала. Училась думать и прощать. Она даже не поссорилась с матерью и Валентином в очередной раз. Новое известие, принесенное ими, отодвинуло на дальний план все обиды и горести.
Неожиданный поворот.
Валентин был счастлив, счастлив так, что иногда делалось страшно. Но больше всего ждал он одного важного события. Это будет через несколько месяцев. Случилось то, чего опасалась Аля - она забеременела. Именно поэтому она не решилась выпить на помолвке даже шампанского, хоть и надеялась, что беременности нет.
На первые нарушения цикла Алина отреагировала своеобразно.
– - Немолодая уже. Старею. Надо бы мне к врачу. Налицо все признаки климакса. Да и не стоит забывать, что яичник у меня только один.
Обеспокоенная мыслью о старости, она весь день вглядывалась в зеркало. В их роду женщины не страдали обилием морщин. У тети Сонечки их было совсем мало, а родная мать Дарья вообще и в шестьдесят выглядела на сорок.
– - От злости, наверно, - думала в свое время Алька.
А теперь, когда ушли в прошлое обиды на мать, позади были более тяжкие беды и испытания, и был муж, на которого, по её представлениям, вполне могли иметь виды более молодые особи женского пола, женщина с тревогой вглядывалась в свое отражение в зеркале. Стареть совсем не хотелось. Она тщательно изучила себя. Вроде еще ничего. Волосы все еще густые, седые волоски, конечно, есть, и немало, но, слава косметологической промышленности, их не видно под устойчивой краской. И решив, что она выглядит еще очень ничего, Алина успокоилась. Так пробежал месяц.
Никогда Алька, живя с Дмитрием, не предохранялась. Она всегда хотела третьего ребенка. Но организм её всю жизнь работал как часы. Алька опять спокойно отреагировала, что нарушение цикла повторились. Но к врачу все же решила сходить. Она с грустью вспомнила своего а-кого врача Стаса Позднякова. В Москве ей надобности до сих пор в женских врачах не было. Где же узнать фамилию хорошего специалиста? Может, к Миронову обратиться. Нет. Он поставил ей ошибочный диагноз. И вдруг дошло, что девочки-то её обе беременны. Они наблюдаются у одного врача. Это же о чем-то говорит. Что же, врач был выбран. Да как-то надо Валентину сказать, что нужно посетить медиков вне плана. Тот боялся за Альку. Помнил, очень хорошо помнил, как молился всем богам в далеком онкологическом центре, ожидая окончания операции. Алька придумала.
– - Не буду я пока обременять Валю своими проблемами, ни к чему ему вообще знать, что жена его стареет. Поеду-ка я с Еленой к её врачу, Узнаю, когда ей надо на прием и запишусь на тот же день. Лене-то, наверно, придется все объяснить, А Вале скажу, что мне её проводить надо. А сама проверюсь, - размышляла Алька, поедая из банки второй соленый огурец.
Именно этот соленый огурец и натолкнул её на мысль о возможной беременности. Алька настолько испугалась этой мысли, что бросила есть. Нет, не может такого быть. Что ей теперь нельзя съесть спокойно огурец. Вот она его положила и даже не хочет доедать. А может, все-таки хочет? Она стала вспоминать себя в дни молодости, когда ждала детей. Что она чувствовала в те дни? С Еленочкой её без конца тошнило сначала, чего-то хотелось, даже в обмороки падала. Когда ждала Ирку, чувствовала себя прекрасно. Ну была как-то изжога. Еще бы не мучиться ей в тот день от изжоги, она тогда у свекрови в деревне кастрюлю малосольных огурцов съела, не сразу, конечно, за день. Вкусные были. А сейчас такого нет, ну съела огурец, ну захотелось.