Алло, милиция? Часть 3
Шрифт:
— И ворьё в курсе…
— Меня тоже беспокоит их информированность. В общем, если я не застану на месте вас или Аркадия, кому звонить?
Сазонов раздумывал секунд десять.
— Ладно. Пиши телефон. Представься, только не Вундеркиндом, а…
— Ноль-ноль-восемь. Потому что ноль-ноль-семь уже занято.
— Хорошо. Я распоряжусь, чтоб знали — на связь вышел наш человек.
— И последнее. Приборчик, что обнаруживает прослушки-закладки.
— Категорически запрещено, этого я даже не слышал. Подойди к Аркадию, он на месте. Только верни!
—
— Именно. Ты непредсказуем и недисциплинирован.
— Вас тоже — с наступающим!
Закладки обнаружились две — у Кабушкиной и у Элеоноры. Одна — под днищем шкафа, другая в венткоробе. Учитывая, что даже уборка этих комнат происходила в присутствии хозяек, поставил их кто-то очень «свой»…
Диктофоны содержали обычную кассету «МК-60», тянувшуюся чрезвычайно медленно, не на четвёртой штатной скорости. Они включались на запись автоматически, реагируя на шум, в паузах останавливались. У Валентины плёнка докрутилась, и запись прекратилась, у Элеоноры остались последние метры.
Егор злорадно сложил гаджеты в наплечную сумку с милицейскими бланками. Пусть потом отчитываются, куда пропали товарно-материальные ценности. Подобный аппарат видел у Цыбина, по меркам 1982 года — писк хайтека. Озадаченной Кабушкиной пообещал прослушать всё сам — что она говорит про Егора за спиной, а Элеонора — с какими мальчиками любезничает. Директриса беспечно махнула рукой, Эля взволновалась несколько больше, вставив «там ничего серьёзного».
— А что несерьёзно? Ты же понимаешь, что подвергаешь чью-то жизнь опасности? Причём — не свою!
В голову пришла здравая идея. Преодолев слабый протест Кабушкиной, лейтенант вытащил из её двухкассетника фирменную «Сони» с записями «Бони-М», воткнул в диктофон и включил на запись, сунув не под шкаф, а за любимый фикус Валентины, очевидно, напоминавший тропическую растительность исторической родины её предков.
Подумав, что стращать их на сегодня хватит, уехал в РОВД.
Предупреждение уголовника сработало на все сто. Около шести вечера позвонила Элеонора и сообщила дрожащим голосом: магазин закрыт, орудует бригада ОБХСС из города, шесть оперов и четыре нештатника.
— Давно? — Егор постарался унять подскакивающий на адреналине пульс.
— Второй час. Не давали позвонить.
— А сейчас?
— Требуют десять тысяч. Обещают покровительство на год. Кабушкина держится как распятый раввин. Только не смеётся.
— Подбодри её и скажи со всем соглашаться. Через час привезу деньги. Будь на телефоне. Возможно, «Верас» — не лучшее место для передачи.
— Опять ты куда-то влип, — догадался Вильнёв.
— Николай! Вот очень тебя прошу, сейчас не лезь. Вступают в бой силы, что ненароком нас с тобой обоих раздавят как навозных жуков. Но я хоть знаю, откуда ветер дует и в какую щель уползать. Хорошо? Не шучу.
В ответ услышал пару матерных восклицаний. Не вникая в них, набрал телефонный номер.
— Это ноль-ноль-восемь. В течение часа ожидается передача взятки в особо крупном размере должностному лицу, занимающему ответственное положение.
Когда он закончил и потянулся
за курткой, Вильнёв предупредил:— Не переоценивай себя. Иначе — правда раздавят.
— Завещаю тебе пишмашинку и, вместе с приостановленными, сто двадцать три уголовных дела.
Затем пришлось метнуться домой, достав из загашника десятку, которая ой как не скоро вернётся, переписать номера сторублёвых купюр и мчаться на Восток-1. Там, как в той книжке: ба, знакомые все лица.
— Аркадий! Дело же не по твоей части…
Тот кинул едва докуренную до середины «стюардессу».
— Ежу понятно. Но почему-то Виктор Васильевич считает, что покрывать твои выходки можем только я или он сам.
— Лестно.
С Аркадием приехало трое характерных «мужчин в штатском».
Егор описал диспозицию, им не понравившуюся.
— Не пойдёт. Нам что, валить мордами на пол всю гоп-компанию? Тем более, часть оперов и общественники — не факт, что в курсе вымогательства. Надеюсь, ты не брал табельный.
— Не успел.
— Тебя вообще здесь нет. Ты — заинтересованное лицо, сожитель потерпевшей. Да и откуда десяти тысячам взяться у честного мента? — пошутил гэбешник.
Они лежали у сердца во внутреннем кармане куртки и словно просили: не отдавай нас в нехорошие руки. Поимённо просили, номер каждой помечен в бумажке…
— Действительно, откуда?
— Я тебе дам. Они помечены спецкраской, видимой в ультрафиолете. Сам ваш ОБХСС такие использует. Но и мы не лыком шиты. Правда, предназначались для… Не важно.
— Где передать?
— Давай так. Вон — кафе. В понедельник вечером наверняка есть свободные столики. Зови их. Придут только те, кто замешан. Отдай пакет Элеоноре, она — Кабушкиной. Мы за стойкой, вы двое, — он кивнул паре подручных, — блокируете выход и сразу несётесь в зал, как только послышится шум.
— Слушаюсь, — кивнул Егор.
— Слушаюсь — это мой любимый глагол, — усмехнулся Аркадий. — Жаль, что от тебя слышу его впервые. Дуй к телефону-автомату и проси Элеонору выйти, а чтоб Кабушкина шла к кафе.
Егор посмотрел вдоль темнеющего проспекта, освещённого фонарями. В декабре ночь опускается рано.
— Что меня смущает. Их наглость. Требуют взятку и не тихарятся. Может — подстава?
— Не думаю. Скорее — обнаглевшие вконец. Кто может поймать за взятку за руку? Только ОБХСС, а они сами — ОБХСС. Страна непуганых идиотов. Не знают, суки драные, что за них взялись орлята Дзержинского.
Это прозвучало с таким пафосом, что Егор едва сдержал рогот, отыскивая будку телефона-автомата.
Дальнейшее, что естественно, пошло не по плану. В кафе явились двое, щуплый человечек под метр шестьдесят и детинушка ростом с Егора. Сели напротив Кабушкиной, ничего не заказывая. Та завернула конверт с гэбистскими деньгами в салфетку и протянула. Как только мелкий сграбастал взятку, над ухом лейтенанта прозвучало: «снято!»
Аркадий рванул вперёд, оператор, отложивший камеру — тоже, размахивая наручниками.
— Работает Комитет Госбезопасности! Всем оставаться на местах, руки на стол!