Альма 2. Точка бифуркации
Шрифт:
– Я не знал, что он настолько стар, - прошептал я, глядя на спящего, на кровати мужчину, - сколько же ему лет...
– О, я смотрю, кто-то все же не успел дочитать чужие письма до конца?
– Я не хотел их читать, - огрызнулся я, - мне просто было интересно, что это за книга лежит на постели.
– Ну да, - серьезно кивнул оперативник, - и именно поэтому ты так увлеченно копался в ней целых полчаса.
– Мне просто хотелось увидеть дату, когда была сделана первая запись, - признался я, - только и всего. Но там, в конце, ну... то есть в начале вообще пошли какие-то непонятные закорючки и символы, написанные непонятно на чем. Я не смог в них разобраться.
– Сейчас вообще мало кто умеет читать наши руны, - флегматично заметил он, - я этому не удивлен.
– Так
– Спроси его об этом сам, когда он проснется.
– Он не хочет говорить об этом.
– И что?
– удивленно приподнял бровь Льет, - Ты думаешь, что я горю желанием говорить с тобой об этом?
– Я думал это не такой уж и сложный вопрос.
Молчание. И безразличный взгляд, уставленный в пространство.
– А что с вашими родителями?
– осторожно спросил я, - прости, если задел, просто... меня всегда удивляло, что в одной семье родилось сразу четверо одаренных. Это... так необычно и...
– Мы не родные братья, - не поворачиваясь ко мне соизволил ответить Льет, - и у всех у нас были разные родители.
– О... я не знал...
– Стейнульв самый старший из нас. Именно он нашел меня в 1768-ом под Бирмингемом, истекающего кровью с перерезанными сухожилиями в сточной канаве города. Он вылечил меня, научил всему и принял в свою семью. С тех пор я обрел новый дом и взял себе его родовое имя. Точнее, одно из имен его рода. Ему я обязан всем. Я удовлетворил твое, любопытство, мальчик?
– Да...
– мне стало как-то неловко, - хочешь, я сменю тебя сегодня пораньше? У меня сна сейчас ни в одном глазу, а ты наверное и не спал особо с тех пор как мы вернулись с того рейда.
А в ответ тишина и все тот же безучастный взгляд в сторону леса. Помню, как раньше меня сильно раздражала подобная манера общения у этого человека - хочет - ответит, а хочет - и нет, если не считает это нужным, разумеется. А потом как-то привык. Тем более что с ним мы не особо часто пересекались на базе, да и во время моей короткой рабочей карьеры в отделе. Чудо вообще, что он сейчас все это время со мной разговаривал.
Я вздохнул и поднялся на ноги. Немного поразмыслил и потопал в дальний угол, в котором виднелись осколки красивой напольной вазы и пара сланцев, враскоряку торчащие из ее обломков. Поднять, отряхнуть и поставить их возле кровати рядом с кроссовками. Вот так...
– Так тебя сменить пораньше или нет?
– я повернулся к окну и уставился на пустой подоконник. В пустом проеме легонько играл занавесками прохладный лесной ветер.
Разбудил меня шум открывающихся дверей машины и рокот голосов, о чем-то оживленно переговаривающихся внизу. Помотав головой, чтобы быстрее прогнать остатки сна, я зевнул и вылез из-под козырька веранды, на которой так удачно прикорнул после своего скромного завтрака. При первом же воспоминании о еде, желудок жалобно квакнул, напоминая, что пара сухарей с тушенкой это, конечно, весьма хорошо, но за двое суток как-то не катит... Свесив ноги с крыши, я поправил мятые джинсы и посмотрел на солнце - времени было еще только чуть за полдень.
– Эй! Чьи это там волосатые ляжки висят?
– тут же раздался снизу удивленный баритон.
– Мои, не видно, что ли?
– буркнул я, свешиваясь через край, и от неожиданности чуть не свалился вниз, - Семен?!
– А кто ж еще, - добродушно усмехнулся тот, наблюдая за мной из под сложенной козырьком руки. Солнце палило нещадно.
– Семен!
– спрыгнув вниз я, крепко обнял пожилого оперативника, с которым, в свое время, столько дней провел на дежурствах в лесу. На моей памяти, этот всегда спокойный, рассудительный дядька, так обожающий рассказывать забавные истории из своей богатой биографии, вызывал у всех исключительно теплые чувства. Бывают такие люди, что вот вроде бы и знакомы вы с ними всего ничего, а такое ощущение, будто бы знаешь их уже всю жизнь. Причем залезть в душу или как-то специально вызвать доверие Семен никогда ни у кого не старался. Он просто был таким, какой он есть, и жил так, как ему было комфортно. Этакий слегка простодушный, веселый работяга, любящий выпить и поговорить за жизнь, - как вы тут??
–
Нормально, - вздохнул он, - устали только с дороги сильно. Да и там, - оперативник безошибочно махнул рукой в сторону севера, - было не до отдыха.– А... Антон, - напрягся я, - вы нашли его?
– Нет, - покачал головой оперативник, - даже следов никаких. Расспрашивать впрямую, как ты сам понимаешь, никого особо мы не могли, тем более что там уже и без нас крутились какие-то тертые ребята. Но насколько смогли понять - все было цивильно. Поработал, закончил, улетел обратно. Отследили его передвижение до аэропорта, ну а дальше... все глухо. Службы аэропорта взяты под опеку так плотно, что ничего сделать нам не удалось. Арн даже не хотел обратно тем же маршрутом уходить - все чувствовал за нами наблюдение.
– У вас же сейчас практически другие тела и лица?
– удивился я, - чего бояться? Это я еще молчу про качественные документы и прочее.
– Моторику мы тоже изменили, - хмыкнул он, - учитывая, с кем нам предстояло иметь дело - никакие предосторожности уже не казались лишними. И все равно меня не покидало ощущение, что мы буквально проскочили в игольное ушко. Да вон и Арн это подтвердит, - кивнул оперативник в сторону распахнутых дверей усадьбы.
– Было дело, - кивнул, вышедшей из кухни здоровяк, - здорово, Дима.
– Привет, - я пожал протянутую мне руку и слегка замялся, - Арн, тут такое дело... Мы...
– Можешь не стараться, - хмуро проговорил он, - Борисыч встретил нас сегодня в аэропорту. Пока мы ехали сюда, он ввел нас в курс последних событий.
– Мне жаль, - тихо сказал я.
– Знаю, - оперативник развернулся и пошел к открытому багажнику джипа, где виднелись еще не убранные в холодильник пакеты с продуктами. И только вздувшиеся желваки на его щеках, выдавали насколько мнимым было его внешнее спокойствие.
– Позже это обсудим, Димка, - похлопал меня по плечу Семен, - будет у нас еще время. А ты сейчас лучше давай-ка к полковнику. Он просил тебя зайти к нему как проснешься.
– Где он сейчас?
– вздохнул я, предчувствуя не совсем приятный для себя разговор.
– В лаборатории.
Походная лаборатория, она же бывший спортзал, этого воистину безразмерного подвала, занимающего по площади, наверное, почти столько же сколько и весь первый этаж дома, встретила меня уже привычным запахом химии и сыростью. Большую ее часть занимали какие-то непонятные медицинские сооружения и бочки, из которых в большом многообразии торчали во все стороны кучи разноцветных проводов и трубок. И куда ни кинь взгляд - везде наткнешься либо на очередной такой вот клубок, либо на нечто вообще совсем уж невообразимое. Ну, оно и понятно. Учитывая наше текущее положение, где бы мы стали заказывать или покупать нормальное лабораторное оборудование? Да и задачи перед нами стоят сейчас совсем другие и куда как более прозаичные, чем занятие фундаментальной наукой. Вот и пришлось нашему фанатику извернуться и из банок, склянок, разного мусора, и тех небольших специализированных блоков, что можно было купить в обычном магазине, при помощи аспирантов собрать себе хоть что-то более-менее вменяемое. Как говорится, ружье из хлама и старых подтяжек получалось не очень, но это всяко было лучше, чем совсем нечего.
Помню, когда я работал в институте, сам делал нечто подобное. Ибо ждать, что тебе выделят несколько миллионов на нужный и важный прибор не приходилось, а работу делать было надо. Вот и наловчились мы с товарищами из дерьма и палок мастерить сначала печи, по точности не уступающие чешским, стоящим у нас в лаборатории, а потом и вовсе замахнулись на дериватографы и прочую узкоспециализированную мат.часть. Естественно, что такого качества как на заводе в кустарных условиях достичь не удавалось, но когда ты своими руками собрал прибор за пять тысяч рублей, а его аналог на рынке стоит минимум шесть миллионов и при этом по характеристикам не особо сильно отличается от твоего, то выбор, думаю, очевиден. Тем более что точности самодельного прибора под некоторые задачи нам хватало за глаза. Вот и сейчас здесь я мог лицезреть, примерно, такую же картину, как на моей предыдущей работе.