Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 2
Шрифт:
– Ха-ха-ха! – рассмеялась старшая сестра. – Вот ты какая хитрая, а ведь маленькая еще!
– Я еще хитрей стану, когда вырасту. Я расту, и хитрость моя со мной растет. А то как же! Я себя кормлю, пою, мою-ку-паю, а деньги за меня отцу отдадут? Где справедливость? – не унималась младшая сестра, между делом прислоняясь ухом к стене, стараясь услышать разговор в соседней комнате.
Тем временем, договорившись с новгородцами обо всем, Паво остался доволен собой. Когда бы еще повезло так, как сегодня! Хорошего жениха для старшей дочери он подыскал. Теперь нужно готовиться к свадьбе. Если бы несколько лет назад кто-то сказал ему, что он сам решит выдать дочь за русского, пусть даже за новгородца, он бы не поверил.
«Но все меняется, река и та русло меняет, когда на то воля богов!»-рассуждал Паво.
Разместив
Вторые сутки видавшая множество походов по Балтийскому и Белому морям ладья новгородского купца Афанасия Селиверста бороздила холодные воды Ладожского озера. Смотрел на мачту Афанасий и думал, что настала пора отделить часть имущества и передать единственному сыну Ивану к его свадьбе. Толкового сына дал Бог! Умен и разборчив в делах, силен духом и телом, непразднословен и верой крепок. Ликует душа Афанасия: добрый сын-отцу радость! Знает Афанасий, что дружба с княжеским сыном Борисом сможет открыть перед Иваном двери в успешную жизнь. Да одна беда: тщедушный княжич завистлив и коварен. Не надо бы ему про сватовство рассказывать. Да и дружбу с ним пора прекратить как-нибудь по-хитрому. Как бы чего дурного не случилось. Пока про женитьбу на вожской красавице, кроме кума Игнатия да шурина Архипа, никто более и слыхом не слыхивал. Держал эту новость ото всех в тайне Афанасий, чтобы не сглазить дело. Не был уверен, что девица чужого роду-племени приглянется сыну вот так-то сразу. А девица красивая, инда нимфа лесная. Не встречал за всю свою долгую жизнь Афанасий такой красоты. А что чужеродная, так ведь Бог людей сводит друг с дружкой всяких, чтобы плодились и жили промеж себя в дружбе и мире. Так и крови сильней, да и люди умней родятся.
Вот уж и звезды сквозь мглу просияли, а сон так и не идет, всё думки разные в голове кружатся, размышлять велят мудрому купцу.
Думал он: что бы дать за Иваном? Может, кроме дома, новую ладью? Пускай сын по морям с товаром ходит да купецким делом хозяйство укрепляет.
Тем временем на новгородских стапелях красовалось новое судно богатого купца Афанасия, с кирпичной печкой внизу, чтобы был для моряков горячий обед в дальнем походе. Добротная получается! Ловкие новгородские лодейщики умеют дерево выбрать, бревно выдержать, обводы распарить и выгнуть, собрать ладью, засмолить, чтоб служила она тебе до твоей старости. Примечали и перенимали науку молодые подмастерья, пришедшие по доброй воле, а то и по указу княжескому на тяжелое, но в народе почетное поприще. Разбуди среди ночи такого да спроси, как, мол, ладью или дубас смастерить? Не продрав глаза, ответит тебе: «Первым делом из большого дерева выдолбить, а то и выжечь деревянный челн, к нему прикрепить кокоры и только потом при помощи железных заклепок или шитья вицей древесным жгутом внахлест закрепить доски обшивки».
Крепко сидела эта наука в головах подмастерьев, хоть и не вбивалась она кулаками да плетьми мастеров. По-до-брому, по-разумному обучали старые новгородские мастера, с Божьим словом напутственным учили подмастерьев творить великое чудо – возведение судов. Вот и получались такие суда надежными и добротными, способными ходить и на веслах, и под парусом, и по мелким речушкам, и по морским просторам, приставать к любому берегу и выдерживать сильнейшие штормы.
– Эй, корманши, не видать ли землицы нашей Новгородской? – спросил штурмана Афанасий, подходя ближе.
– Поколь не видать! Чайки ишо не рышуть, знать, далеко до землицы-то, вишь, – крутым басом ответил дородный корманши.
Мимо босиком пробежал зуек – мальчишка лет двенадцати, выполнявший всякую хозяйственную работу. Команда Афанасия, состоявшая из десяти человек, включая этого расторопного мальчонку, готовилась трапезничать чем Бог послал. Солонины и рыбы в трюме было достаточно для долгого похода, а тут всего-то неделя.
Афанасий слыл запасливым хозяином и справедливым вожей-кормщиком.
– Гляди-ка, – крикнул рулевой, – никак шведская посудина наперерез нам по правому борту!
– Вот еще чаво не хватало! Давай лево руля! – скомандовал Афанасий.
– По ветру пойдем, авось не догонють! – как в
трубу гаркнул басом корманши.– У них гребцов на веслах как муравьев! – отозвался Тимоня, старый морской волк и лучший рулевой.
– Ничаво! Коли сунутся, мы им за так не дадимся! – гремел корманши.
Афанасий и Иван всматривались в даль, стараясь разглядеть противника.
– Отстают никак! Курс меняют, – докладывал молодой лодьяр, забравшийся почти до середины мачты.
С самого утра озаботился думками о предстоящей свадьбе старшей дочери и новгородского купца бывалый моряк Паво. Разнились обычаи русские с водскими. Все надо продумать, раз уж принял такое решение. Вот бы посоветоваться с кем, да опасения есть, что разойдется весть по округе, дойдет до недоброжелателей, а там и до беды недолго. Надо все до поры до времени в тайне сохранить, а придет время, явится жених со товарищи, выйдет его отец на берег, запросит разрешения у старейшин, тогда и пойдет дело. А пока-молчок! Только старейшинам надо дары отнести да подговорить старого колдуна – арбуя, – чтобы был он на стороне Паво.
Паво вышел из дома, потянулся сладко, глядя на солнце сквозь прищур глаз: день обещался быть солнечным. Рига Паво – дом из двух изб, между которыми находились сени и клети для животных, – была большой и добротной и отличалась от других домохозяйств хутора. Мощные дубовые звенья сруба, установленного на отесанные каменные валуны, потемнели от дождей и ветра и казались вырезанными из мрамора. Много сил и средств потратил Паво на свою ригу, но она стоила того. Хуторяне с завистью смотрели на хозяйство вдовца Паво. Были и вожанки, которые сами приходили к нему за утехами, как водится в народе, но ни одну он не выбрал взамен своей покойной жены. Так и жили втроем – он и его две дочки, красавица Рейма и озорница Кадой.
Хорошо живется на хуторе, вольготно! Испокон веку выбирают вожане открытые места для своих поселений. Любит народ свежий воздух, обдувающий со всех четырех сторон тесно прижавшиеся друг к другу риги вожан. Жилье для каждой семьи строится артельно, дружно. Предусматриваются отдельные комнаты в риге для членов семьи и гостей. Гостям отводится отдельная изба, где их встречают хозяева дома. Без разрешения хозяев проходить дальше этой избы запрещается. Хозяевам можно оставить гостей одних в той части дома, которая примыкает к комнате, если гости не считаются важными. Только важным лицам и родственникам предлагается присесть. Нет в этом ничего обидного-такие правила, а правила и порядок следует чтить и уважать.
Пространство первой избы разграничивает специальная потолочная балка, которую русские называют матицей. Много разных правил должны знать вожане! С самого раннего детства, с молоком матери, впитывают они эти законы и правила. Придерживается этих обычаев и стар и млад.
– Вот когда я стану хозяйкой, буду садиться за стол с моим мужем и детьми, а не порознь, как у нас водится! – многозначительно сказала Кадой, накрывая скатертью массивный дубовый стол, царственно занимавший большое пространство посреди кухни, напротив печи. – Вот обидно мне, что мужчины за столом сидят, а женщины возле печки кое-как теснятся! Вот тоже за русского замуж выйду, когда вырасту, и буду сидеть во главе стола, есть-пить, что захочу, наравне с мужем! – заявила она, усевшись быстро на большой резной стул и положив руки на стол, покрытый красивой белой скатертью с красными замысловатыми узорами. – И детям за столом место отведу! А то что это за правила такие, детям на полу стелить и еду как щенятам подавать! – продолжала возмущенно рассуждать не по годам разумная и находчивая Кадой.
– Тебе волю дай, так ты все правила переиначишь! Ишь какая ты! – хохоча над озорной младшей сестрой, сказала Рейма.
– Скорей! Лайвэ кун мэртэ! (Корабль идет по морю!) – закричал соседский мальчишка, забежав в ригу.
– Иоосса! (Бежим!) – подскочив со стула и устремляясь к двери, воскликнула Кадой.
Рейма подошла к окошку и увидела приближающуюся к берегу ладью с симметричным носом и кормой – такие были у шведов.
Выйдя из риги, девушка почувствовала, как бьется ее девичье сердце. А вдруг вернулся ее любимый Педо? Что скажет она ему? Почему согласилась стать невестой новгородского купца? Не знала ответов на эти вопросы красавица Рейма.