Да, есть невидимая жизнь,Скачками тигра, когти в тушу.Вне воздуха, воды и сушиПолна похвал и укоризн,Сознанье, возвышая, душит.А в черных остовах деревОна листки не выдувает.Здесь белизна ее линяет,Когда проклюнется посев,И в небеса собака лает.Ее незаткнутая течьГрозит отверстою пучиной…Оплетен угол паутиной —В ее кругах застыла речьФигурой грешницы невинной.В непроявлении вовнеОна как скрученный пергамент,Безмолвных призраков парламент,И алый лозунг на стене,Который завтра кровью станет.В ней скачет бронзовый гонецС приказами Наполеона…И, полный царственной истомы,Явлен еще живой отец,Сквозь инвалидности ведомый.Какие-то долги себе,Водопроводных труб отливы…Коней заплетенные гривы,Зерно седое в молотьбе,И смерти оползень счастливый.Она честна, как старый друг,В искусственности изначальной.Так в сапогах и платье бальномКружит в бряцании заслугПеремещением кандальным.Моим
желаньям не ровня,Чужим законам неподвластна.Не счастлива и не несчастна,Она течет внутри меняТо кровью голубой, то красной.
Есть и у ангелов предел…
Есть и у ангелов пределВ насущном царстве хама.Их отвращает от плевелПартийная программа.И горько плачет божествоВ снах ангельского духа…Здесь испечалили егоНеверье и разруха.Взрослеет ангел на землеИ водку пьет горстями,В своем забытом ремеслеТеряется меж нами.Скудеет железа добраВ растрате гормональной.И всё его эт сетераСтановится банальным.Спаситель, видимо, прилег,Уставши от работы.И ангел, усланный в острог,Сидит вполоборота.Кресты нагрудные блестятКаменьями на сполох.Не разберешь, кто наг, кто свят.И торжествует Молох.Уже не верует в ЗаветНи праведник, ни нищий.Ушел Господь в расцвете лет,И лет тому две тыщи.И нет у ангелов отцаВ церквей сиротском доме.Нет луноликого лицаИ весел на пароме.В клиру божественности нет.И их, и нас надули.И вместо нас, спасая свет,Они идут под пули.
Ко мне приходит муза по утрам…
Ко мне приходит муза по утрам.Предельно личная, она иного рода.Мужик. Небритый и бухой. На морде шрам.Не представляется. Но видно, из народа.Закуривая импортную шмаль,Глядит мне в мозг, качая головою,И оперирует словесность натураль,Сшивая нервы ржавою иглою.Несходство чувств вливается в строку,Осколки фактов бродят в подсознанье…Все, что пишу я, все, что я реку,Наверняка вновь извращеньем станет.Высокое опустится на дно,А искренность вдруг обернется ложью…И в воду превращается вино,Великое становится ничтожным.Ее спонтанность, как двуполый бык,Вся скручена веретеном, до стона.То в музе превалирует мужик,То полубаба с грудью из бетона.И, высевая буквы-завитки,Я жду, как все крестьянство, урожая…Строка моей омуженной рукиВ глаза чужие каплями впадает.И растекается… И светит внутрь души,И нервы рвет огнем нью-йоркских башен.Меняет север с югом и дрожит,Как равновесие истерзанности нашей.Не я взвалил проклятый этот груз,Чтобы служить трубой водоканальной.Слепые боги зачинают этих музВ грехе божественном, но непременно свальном.
Когда случайность, приходя, тебя собою задевает…
Когда случайность, приходя, тебя собою задевает,Не знаешь ты, да и она еще, наверное, не знает,Что будет, что произойдет с тобой от этого касанья,Но счастлив ты, а не она, от этого ещё незнанья.То ль ангел поцелует в лоб, то ль масло выльется на рельсы…То ли подгонит к сорока твою температуру Цельсий…А может, светофоров ряд тебе поставит свет зеленыйИль голова твоя слетит от тяжести твоей короны.Невероятное вчера сегодня станет вероятным,Всех иероглифов язык вдруг станет близким и понятным,Твоя безумная любовь тебе взаимностью ответит…Или придет к тебе покров на самой середине лета.Иль вдруг проступят на стене все письмена знамений чудных!Иль попадешь из чистоты ты в тенета стыда и блуда.Поверишь в нового себя, приобретешь стальную волю!Или останешься стернёй, томясь по убранному полю.Случайность, сбившая с пути желанную закономерность…На искажения ее не налагается трехмерность.Мутация вселенских струн и свет, из темноты блеснувший,Как ультразвук, слепит глаза и обесценивает уши.Она всегда, она везде – наивна и закономерна.Она не думает о нас и не играет нам на нервах.Она обычна, как и мы. Она не мщенье, не награда.Приходит из кромешной тьмы в урочный час, туда, где надо.
Не нужно врать, когда не врется…
Не нужно врать, когда не врется,И тешить дьявольскую спесь.А на вопрос «Что остаётся?»Я отвечаю: «Даждь нам днесь».Зачем разглаживать морщиныИ на лице, и на душе?Старайся выглядеть мужчиной,Хоть не мужчина ты уже.Пускай смешной, пускай нелепыйВ приблудной старости твоей —Жизнь человека проще репыУ подданных и королей.Существованья вздох глубокий,Несимметричности в телах,Почти проставленные срокиУхода из болячек в прахИ глаз усталых отстраненность,Внутри продуманная речьВ нас выдают бесцеремонностьНадежды, жаждущей прилечь.Любое пониманье лживоВ своей смиренности тупой.Существованья без мотиваНе принимает и слепой.Не врать бодрячеством прилежным,Не строить замков на песке…Быть злым, но оставаться нежным,Не биться, как ведьмак, в тоске.Не нужно говорить всей правды.Вся правда – это та же ложь.Как мысль, что нам уже не рады,А все, что было, – медный грош.Есть нечто выше нервных истин,Воспринимаемых на вкус, —Нетленная свобода мыслиИ пониманья горький груз.И обрамленный белым снегомБлеск лысины над взгорком лба…Есть приуставшая от бегаНеугомонная судьба.
О, где вы, карандашные стихи?…
О, где вы, карандашные стихи?..Где вы, стихи, написанные ручкой?Где почерков штрихи и закорючкиИ подписей лихие завитки?А я печатаю недрогнувшей рукойСлова живые мертвою строкой…О век изделий типа гайка-болт!Где волшебство любовного обряда,Когда экстаз прикосновенья взглядомЗашкаливал за двести двадцать вольт,Когда ещё блюли девичью честьИ лишь на доски крыш стелили жесть?Куда ушло безумье правотыИ слов горячечных восторг и укоризна?О, где вы, христианские подлизы,Султанов надувные животы?Бездонный обывательский ресурсИ правильный до слез партийный курс…Интимное свидание с собойНа
черно-белых пнях клавиатуры…Да, я художник поэтической структуры,Не втянутый в культурный мордобой.Казенных клавиш шрифт в себе хранитАлмазную слезу моих обид.И я пою о скорби безголосыхБетонной арфой виртуальных струн,Я правду говорю, как истый лгун,Стихами отвечая на вопросыО странных людях, заменивших нас,О музыке металла и пластмасс.Я снова в вечность строчками плюю.Картина маслом – даже рама в стразах…Сознанье мне нашептывает: «Лазарь,По воскрешении не быть тебе в раю»…А мое эго нагло говорит:«Нет, братец, ты не Лазарь, ты Давид».Я остаюсь последним на земле.От пяток до волос биологичен,Пятно упадка на ее величье.Готовый обезличиться во мгле…И набираю звук финального аккордаУшедшей музыки бумажных клавикордов…
О, женщина, которой сорок пять!..
О, женщина, которой сорок пять!..Уже не бриллиант, еще не страза,Пока поэма, но отчасти парафраза,Еще свежа, но начинает увядать.На венах рук читается судьба.На мрамор щек стекает глаз пучина…Глядит поверх голов, ступает чинно,Еще молитва, но уже мольба.Одежда безупречно совершенна.Священен запах дорогих духов.Она мудра, как кладбище грехов,Загадочна, как храмовые стены.Невозмутим и равнодушен взгляд.Ей неудобно задавать вопросы.Холодная, как снежные заносы,Мужчин-солдатиков выстраивает в ряд.Ее слова изысканно просты —Не разберешь, тигрица иль весталка.Мечты в бинтах, как тело на каталке.Кровоточат на фоне чистоты.Она своим небудущим больна,Себе самой себя не доверяя.Она в своем аду не жаждет рая,На берег не взбежавшая волна.Такую не захочешь пригласитьВ начисто стертом истинном обличье.Ей сорок пять. И, как приличный нищий,Она любви стесняется просить.
О Жизнь! На вечности заплата…
О Жизнь! На вечности заплата.Твоя отмеренность смешна!Скупа, бедна, витиевата,Не доживаема до дна.Доведена ты до абсурдаНеизбежанием конца.Божественно прекрасным утромЛишаешь тела и лица.Ты остаешься равнодушнойК пробелам в пищевой цепи.Налоги ты берешь подушно,Пока Творец в субботу спит.Терзаешь совершенством мираОрганику ушей и глазИ с наслаждением вампираОднажды выпиваешь нас.Кладя здоровье на подкормкуТобой зажженного огня,Тела выдерживают поркуНе возмущаясь, не кляня.Всей гениальности вселеннойНе хватит, чтоб тебя понять.В твоей свободе вечно пленнымДано живому пребывать.Неуловимая в познаньеИ страсти неуемной тел,Ты самым малым нестраданьемСмиряешь жуткий наш удел.Душа подключена тобоюК розетке Божьей в десять ватт…Коль в теле наступают сбои,В нем грешные сердца горнят.О Жизнь! Спасибо, что случилась,Вселенной угли вороша!Пусть сердце бедное забылось —Живой останется душа.
Перевожу с бенгальского на хинди…
Перевожу с бенгальского на хинди,С иврита на арабский и обратно…Работаю небрежно и невнятно.И наплевать: что выйдет, то и выйдет,А захочу – переведу обратно.Перевожу с земного на небесный,Как через улицу перевожу старушку.И в настоящие перевожу игрушки,А вой и визг – в молитвенные песни.Кодируя слова: так интересней.Я в жизни не учился переводу —Мне важно выразить слегка нечеловечье.Я груз чужой кладу себе на плечиИ в меру сил своих служу народу,Переведя скулеж неслышный в оду.И в каждом переводе горькой каплей —Мое виденье содержанья текста…И, будто дрожжи добавляя в тесто,Я затыкаю щели мыслей паклейИ режиссирую незримые спектакли.Но каждый раз уходят в переводеТо искренность, то сложные нюансы,То гимны я озвучу, как романсы,Иль место перепутаю в погоде,Или высаживаю камни в огороде.Простите люди, языки и звери,За искаженья истины и смысла.Зато всех вас перевожу я быстроВ неведенья распахнутые двери,Где слову ни звучанья нет, ни веры.
Слепые идут к святыням…
Слепые идут к святыням,В надежде сдыхаться от напасти.Присно идут и понынеВбирать радиацию святости.Слепые идут в соборы,К камню или ребру.Слепых обирают воры,Им переводчики врут.Слепые идут шагом,Ощупывая солнце и дождь,Над ними клубятся стяги,Дарующие святыням мощь.И, словно ветром подхваченныеИли ударенные под дых,В них вливаются зрячимиТысячи новых слепых.Камлают шаманы Севера:Бог! Родина! Царь!Ныне работают серверы,Как блаженные встарь.Правда, свобода, истина,Милость, терпенье, крестПодаются слепцам как милостыняВ окрестностях святых мест.Господи! Дай мне силыНе попасть в эти края,Дай прозреть, Господи, милый.Если этот слепой – я.Дай нам всем научиться слышать,Понимать содержание тьмы.Пускай в нас святость дышит,Если эти слепые – мы.
Снова зима
Земля простыла, как простолюдин,И каплями дождя чихают лужи…Бесцветно небо, солнца господин,Печаль сознанье каруселью кружит.Короткий день уходит по любвиК сырой от слез и неуютья ночи.Тоска прямую времени кривит,И грязь бугрит нейтралитет обочинПрохладен лоб в мокреть упитых стен,Улыбки редки сгорбленных прохожих…И добровольцами уходят к грусти в пленВчера улыбчивые, клоунские рожи.Уродлив жалкий сон до четырех.Грешат неверием арабские молитвы…И не хватает жалких рыжих крох,Оставшихся от солнц осенней битвы.Зима в Израиле. Перформанс старых пьес.Любительски актерствует погода…Грибы рожает отсыревший лес,Беременный ненужной частью года.Из туч, не доенных по милости коров,Седлают ветер водяные брызги.О худший день в нелучшем из миров!Ты не заслуживаешь даже укоризны.