Альманах всемирного остроумия №1
Шрифт:
Крестьянин пришел исповедоваться. Священник спросил его: – «Веруешь ли ты в Бога-Сына?» – «Верую, батюшка!» – отвечал крестьянин». – «А в Бога-Отца? – прибавил духовник. – «А разве старик-то еще жив? – возразил наивно крестьянин.
Неприличное обилие различных поддельных чудес, который происходили на кладбище св. Медара, в честь диакона Париса, заставило закрыть это кладбище. На дверях его написали следующие два стиха:
De par le Roi, d'efense 'e DieuDe faire miracle en ce lieu. [29]29
«Именем
Hекто, очень ревностный конвульсионер, пожелал дать почувствовать аббату Террасону весь яд этой эпиграммы. Аббат отвечал: – «Я нахожу всего смешнее то, что Бог послушался».
Знаменитый испанский проповедник, говоря в первое воскресенье поста слово об искушении, сказал, что дьявол возвел Спасителя на крышу храма, стараясь Его искусить, но увидев, с кем говорит, переменил образ действий. Зная по опыту, что есть люди, которые не соблазняются блеском почестей и богатства, дьявол предложил Ему господство над различными государствами и в зрительную трубу показал ему Италию, Германию, Францию и другие страны, но, к несчастью, Пиренейские горы закрывали Испанию, что повергло его в отчаяние, «ибо, – прибавил проповедник, – если б Иисус Христос увидал все прелести, которые она заключает, – не знаю, – не поддался ли бы Он искушению?»
Ле Камю [30] , чтобы доказать, что прелюбодеяние есть самый тяжкий грех, в одной из своих проповедей сказал: «Один человек может совершать различные грехи: богохульствовать, лгать, лжесвидетельствовать, красть, убивать; но грех прелюбодеяния, – прибавил он, – так велик, что для совершения его необходимо быть вдвоем».
В 1823 году, перед значительной толпой слушателей, состоявшей из старух и студентов, собравшихся по разным причинам вокруг кафедры церкви Св. Женевьевы, ныне Пантеон, – проповедник-иезуит старался объяснить труднообъяснимый догмат Святой Троицы. Слушатели его, по-видимому, не хорошо понимали. Выведенный из терпения, проповедник берет свою трехугольную шляпу, надевает на левый кулак, начинает вертеть ее, давая последовательно толчка по каждому углу, и вскрикивает: – «Раз, два, три, – три угла у одной шляпы! Ясно ли теперь?»
30
Ле-Камю (Le Camus) Эмиль Поль, еп. (1839–1906), франц. католич. экзегет. Рукоположен в 1862. Участник I Ватиканского собора. В 1901 хиротонисан в еп. Ларошельского.
Молодой человек, собиравшийся жениться, шел с исповеди, держа в руках свидетельство об исповеди. Желая подшутить над исповедником, он возвращается и говорит ему: – «Не знаю, господин аббат, хорошо ли я исповедался. Вы забыли наложить на меня епитимью». – А разве вы не сказали мне, что женитесь»? – отвечал аббат.
За столом у одного аббата в числе гостей был иезуит со своим братом по ордену. Брат этот, мало знакомый с приличиями света, находя очень вкусным поданный соус, макал в него хлеб. Отец иезуит, возмущенный этой крестьянской привычкой, хотел толкнуть его ногой под столом, желая дать заметить неприличие его поведения, но ошибся и толкнул ногу хозяина. – «Отец мой, – отчаянно вскрикнул хозяин, – ведь не я же макаю хлеб в соус!»
Некий сумасшедший, встретив на улице аббата, вынул свою шпагу и сказал: – «Я всегда желал убить священника». Аббат, хладнокровно и не отступая, отвечал ему. – «Вложите шпагу вашу в ножны, я только дьякон и вы не достигнете вашей цели».
Какой-то прелат ел скоромный суп в пятницу. Когда он уже проглотил нисколько ложек, слуга его заметил ему, что день был постный. Прелат с досадою сказал: – «Болван! ты всегда уведомляешь меня или слишком рано, или слишком поздно».
Больному один католический священник отказался принести Святые Тайны, хотя и получил повестку от привратника. «Ничего, – сказал священник, когда узнал, что больной умер, – повестка эта ему заменить причастие».
Некто напрасно ездил в Рям за кардинальской шапкой и возвратился с сильным насморком. «Ничего нет удивительного, – заметил кто-то, – он издалека ехал без шапки».
Вo время своего мимолетного богатства, аббат
Террон, проезжая в коляске по Парижу, увидал одного своих старых друзей, идущего пешком. Он велел остановить лошадей и предложил ему сесть с ним. – «Как, – сказал ему друг шутя, – вы меня еще узнаете при вашем огромном богатстве?» – «О, – отвечал ему аббат тем же тоном, – я отвечаю зa себя до двух миллионов!»Некий крестьянин в Польше вел в город на продажу теленка, который упрямился, не хотел идти, почему крестьянин вынужден был держать его обеими рунами. На встречу подъехал ксендз верхом на лошади. – «Грубиян, – крикнул священник, – разве руки у тебя отсохли, что ты не ломаешь мне шапки?» – «Сейчас, пан каноник, – отвечал крестьянин, – потрудитесь только слезть с лошади и подержать моего артачливого теленка, пока я буду вам кланяться».
У священника одной тосканской деревни была cобака, которую он очень любил. Когда она околела, он похоронил ее на приходском кладбище. Епископ, которому хорошо было известно состояние священника, узнав об этом, призвал его к себе, намереваясь оштрафовать его на значительную сумму. Священник, в свою очередь, зная хорошо характер епископа, явился к нему, запасшись пятьюдесятью дукатами. Епископ сначала стал стращать священника тюремным заключением, как недостойного своего звания. – «Если б вы знали, ваше преосвященство, как умна была эта собачка. Всю жизнь, а в особенности при смерти своей, она выказывала свой ум, дающий ей полное право быть погребенной вместе с людьми». – «Что же она сделала особенного?» – спросил епископ. – «Она оделала свое духовное завещание и, зная, что вы находитесь в стесненных обстоятельствах, завещала вам пятьдесят дукатов, которые я и привез». Епископ принял подарок, одобрил погребение и благословил священника. Этот анекдот рассказывают как случившийся в России с русским попом и котом какого-то помещика.
Карета одного епископа была остановлена на большой дороге телегою поселянина, Сколько кучер ни кричал мужику, как ни ругал, как ни бранился, тот оставался при своем и не оставался в долгу на словах. Прелат, выведенный пз терпения, высунул голову в дверцу и, увидев толстого парня, смелого и сильного, сказал ему: – «Друг мой, вы, мне кажется, лучше выкормлены, чем выучены». – «Ваше преосвященство, – отвечал хитрый мужик, – кормим мы сами себя, а учите вы нас».
Один католический священник из прихода св. Сульция, желая заставить знаменитого банкира Самуила Берра сделать значительный дар в пользу своего прихода, присутствовал при последних минутах этого миллионера и осаждал его теми иезуитскими хитростями, которыми он владел в совершенстве. Старик (Самуилу было более 80 лет), сохранивший до конца свою веселость и тонкость ума, с трудом повернувшись к священнику, сказал ему: «Господин пастор, закройте ваши карты, я вижу вашу игру».
Разбойник, приговоренный к смерти, горько жаловался на свою судьбу. «Сын мой, – говорил духовник его, – утешься. Смерть – мгновение. Главное, чтоб ты раскаивался в грехах своих. Вспомни, что мы все смертны. Даже короли и папы не избавлены от этого». – «Правда-то правда, батюшка, – возразил разбойник, – да разница том, что их не вешают».
Известно, что конклав – собрание кардиналов для избрания папы. Некий немецкий помещик, католик, имея аудиенцию у папы Александра VII, был настолько наивен, что сказал этому папе, что ему в Риме не остается ничего видеть, кроме конклава, и что он надеется его видеть, так как он намерен пробыть в Риме еще некоторое время.
К одному из губернаторов в юго-западном крае пришел поляк-католик с просьбою определить его на открывшуюся тогда вакансию, кажется, станового пристава. Губернатор отказал просителю, сказав: «Не будь вы католик, я, зная вас за способного и дельного человека, определил бы вас на просимую вами должность. Но вся помеха в том, что вы католик». Проситель откланялся и ушел. Однако дня два спустя, он снова явился к губернатору, прося дать ему вакантную должность. – «Я вам ведь на днях говорил, что не могу исполнить вашей просьбы, так как вы католик», – возразил губернатор. – «Препятствие это теперь, ваше превосходительство, не существует – со вчерашнего дня я православный»! – С восхищением воскликнул искатель места станового. – «Теперь менее чем когда-либо я могу вас определить под свое начальство, – сказал начальник губернии, – потому что тот, кто с такою легкостью может изменить своей религии, тому ничего не значит изменить правительству и службе».