Алмаз в воровскую корону
Шрифт:
Почистив галифе, Коробов сообщил:
— Автомобиль за контейнером прибывает через два часа. Быть готовыми!
Куприянов с Сидорчуком невольно переглянулись. Только вчера вечером майор сообщил о том, что груз должен прибыть после обеда, и для его встречи уже был проведен инструктаж с караульным взводом. А из этой новости следовало, что груз будут забирать при соблюдении максимально возможной секретности. Даже самым доверенным лицам о приближении грузовика было сообщено только за два часа, да еще при условии, что они не должны покидать территорию лагеря.
Увидев на лице Куприянова недоумение,
— Есть вопросы?
— Собственно, нет.
— Прицепить гранаты, проверить оружие, — приказал Коробов и вышел из землянки.
При последних словах голос майора чуток дрогнул. А может быть, Степану это все-таки показалось?
Куприянов с Сидорчуком вышли следом. Под присмотром полковника Лаврова четверо солдат раздавали расконвоированным зэкам карабины с патронами. Даже с первого взгляда было заметно, что эти расконвоированные — люди служивые и оружие для них не в диковинку. Они критически осматривали стволы, проверяли затворы. В общем, все как обычно. Если бы не ветхие робы, в которые они были одеты, то их легко можно было бы принять за конвойную роту. Куприянов невольно хмыкнул. Надо же, зэки охраняют зэков. Есть в этом что-то противоестественное.
Прозвучала команда строиться. Расконвоированные заняли места по обе стороны от колонны. Держались они привычно, словно всегда делали это. Дубаки, выстроив заключенных в колонну по четыре, повели их на выход. Ворота широко распахнулись, и они пошли по грунтовой дороге в сторону ближайшего карьера. Расконвоированные, скинув с плеч винтовки, заняли место по обе стороны от колонны заключенных — шли размеренно, умело выдерживая нужную дистанцию, действительно, словно всю сознательную жизнь провели в охранении.
Только в конце колонны, вооружившись автоматами, топали два немолодых сержанта. Если приключится заварушка, так первыми, в кого они начнут стрелять, будут именно расконвоированные — зэки с карабинами.
Куприянов с интересом провожал взглядом удаляющуюся колонну, пока та не скрылась за хозяйственными постройками.
Из штаба вернулся Коробов, о чем-то коротко переговорив с Лавровым, он быстро направился в сторону землянки. Началось!
Полковник Лавров зачем-то снял фуражку с головы. Пригладил широкой ладонью редкие белесые волосы и опять аккуратно натянул ее, спрятав глаза от восходящего солнца. Затем быстро направился в сторону КП отдавать распоряжения. Неожиданно он обернулся и громко сказал:
— Да, совсем забыл, тут женщина пришла, спрашивала Куприянова. Что с ней делать?
Коробов перевел взгляд на Степана и хмуро спросил:
— Как ее зовут?
— Назвалась Елизаветой. Хотел прогнать, да как-то неудобно, — пожал Лавров плечами.
Майор усмехнулся.
— Это с каких пор ты такой стеснительный стал?
— Дело не в этом. Мне кажется, она в положении.
— Ах, вот оно в чем дело. Где она теперь?
— Стоит у ворот.
Повернувшись к напряженному Куприянову, майор хмуро обронил:
— Даю тебе пятнадцать минут. Не больше! Сам понимаешь… Приказ!
— Спасибо.
Коробов махнул рукой.
— Чего уж там… И смотри, чтобы граната на ногу не упала.
Степан ухмыльнулся.
— Учту.
Елизавета сидела на скамейке. Завидев Степана, она поднялась и сделала несколько
шагов навстречу. Степан невольно приостановился. В таком положении, хотя внешне оно было еще не особо заметно, следовало бы сидеть дома, а не мотаться черт знает в какую даль.— Здравствуй.
— Ты не хочешь меня поцеловать?
Степан нежно притянул женщину к себе. Ткнулся губами в ее щеку и тотчас почувствовал аромат, исходивший от ее кожи.
— Извини, я просто ошалел. Не думал, что ты можешь приехать… Как ты так решилась?
— Неужели ты до сих пор не понял, что я отчаянная?
— Теперь вижу.
— Сколько у нас времени?
— Пятнадцать минут.
— Жаль.
— Мне тоже. Где ты живешь?
— Остановилась пока у одной женщины. Думала, что мы побудем с тобой хотя бы два дня.
Степан отрицательно покачал головой.
— Это исключено. Как ты?
— У меня все в порядке.
— Я не знаю твоего адреса. Напиши! — Куприянов вытащил из кармана гимнастерки листок бумаги с карандашом.
Елизавета аккуратным крупным почерком написала адрес.
— Это адрес моей мамы. Я из Ставрополя, — протянула она клочок бумаги. — Мама всегда знает, где я нахожусь.
Куприянов взял листок, прочитал. Теперь это уже не позабудется. Он аккуратно сложил бумажку вчетверо и положил адрес в нагрудный карман гимнастерки. Пускай себе лежит, так как-то легче будет. Душу греет.
— Я тебя обязательно найду.
— Я это знаю, — покорно ответила женщина.
Степан притянул Елизавету к себе, почувствовал ее упругий живот. Теплой волной накатила нежность — не хватало еще пустить слезу.
— Береги себя, ты мне нужна, — преодолевая ком в горле, сказал Куприянов. — А теперь мне надо идти. Извини.
— Я буду тебя ждать, — прошептала Лиза вслед.
Грузовик, слегка пружиня рессорами на кочках, въехал на территорию части и остановился недалеко от землянки. Соблюдая определенный ритуал, конвойный взвод выстроился точно так же, как и обычно. С такого большого расстояния лиц не рассмотреть, но карабины, взятые наперевес, свидетельствовали о серьезных намерениях.
А вот и передача груза!
Все повторилось с точностью до самых последних мелочей. Барин с невозмутимым видом стоял на прежнем месте, наблюдая за тем, как контейнер перекочевал из одних рук в другие. Со всех сторон обвешанный печатями, он отбрасывал своей металлической поверхностью во все стороны крохотные зайчики, будто подразнивая и подзадоривая собравшихся. Солдаты несли его от землянки к грузовику легко, таким легким золото не бывает. Будь он упакован рыжьем по самую завязку, вряд ли им удалось бы протащить его хотя бы с десяток метров.
Фартовый даже засомневался: «А может, там вовсе и не золото? А куча всяких административных бумаг, которые нужно переправить из одного места в другое… Таким вот странным образом! Ладно, разберемся позже, когда вскроем коробочку».
Подошел Рука.
— Твои готовы? — спросил Фартовый.
Рука кивнул.
— Как и договаривались. Кипеш устроим на обратном пути, когда будем входить в лагерь.
— Все правильно. Сигнал к побегу — поджог промзоны.
— Значит, вечером ломимся на волю?