Алмазный лабиринт
Шрифт:
Перебравшийся на корму Вайд ломал голову над мучавшим его вопросом – что принес на корабль Сигурд? Спрашивать у ванахеймца было бесполезно – он сам не знал, да и зная, не сказал бы. Из услышанного в «Девяти стрелах» Крысенок помнил: Вальдрио обещал оплатить расходы и доставить карту места поисков. Наверно, именно она теперь и лежит в капитанской каюте, а сам капитан – вот он, стоит внизу, разговаривает о чем-то с Зелтраном. Вот и Санча, устраивается на своем любимом месте на нижней палубе, улыбается направо и налево, а народ-то рад стараться – прикажи сейчас красотка кому-нибудь прыгнуть с мачты вниз головой, да не в море, а на палубу – и ведь прыгнет! А в каюте, значит, никого
Вайд потихоньку спустился вниз, бочком подобрался к незапертым дверям каюты и проскользнул в узкую щелку между створками. Так и есть, наверняка это он, доставленный «подарочек»… Конечно, шкатулка заперта, а ключ спрятан, но, после недолгой борьбы с собственной совестью, Крысенок извлек из потайного кармана необычно изогнутую бронзовую отмычку, повертел ею в замке и бесшумно открыл крышку так заинтересовавшей его вещи. Содержимое мешочков он определил с первого взгляда и трогать их не стал, но медный, позеленевший от старости тубус выглядел чрезвычайно любопытным. Мельком подумав, что если его поймают за таким занятием, как обшаривание капитанской каюты, то уж точно выкинут за борт с камнем на шее, Вайд развинтил покрытую чеканкой трубочку, вытащил захрустевший папирус и осторожно развернул.
Паутина тонких линий, покрывавшая пожелтевший лист, сперва показалась ему совершенной бессмыслицей, но, приглядевшись, Крысенок сообразил, что смотрит на план замысловато выстроенного помещения. Повертев карту, он попытался определить, где находится вход, но не сумел – все выходившие за пределы неизвестного строения ходы заканчивались тупиками. Вайд озадаченно поскреб ногтем одну из нанесенных смоляно-черной тушью линий – папирус выглядел исключительно старым, а рисунок ровно вчера сделали, даже краска мокро поблескивает еле заметными искорками. Если взять лист и повертеть в руке, кажется, что искорки, как живые, бегают по коридорам и залам. Значит, именно в этом доме придется искать «неизвестно что», явно отмеченное на плане красной стрелкой?
«Как бы убедить капитана взять меня с собой, – подумал Вайд. – Уж очень хочется посмотреть, как такое непонятное сооружение выглядит на самом деле…»
Крысенок вздрогнул, услышав, как заскрипели палубные доски под ногами прошедшего мимо человека, быстро свернул карту, засунул в тубус, бросил его в шкатулку, захлопнул крышку, повернув отмычку, бегло оглядел стол – вроде ничего не сдвинуто с места – и стрелой вылетел из каюты, не забыв прикрыть дверь.
Его кратковременного отсутствия никто не заметил, и Вайд, подобрав оставленный возле мачты музыкальный инструмент, поплелся на корму. Совесть не заедала – он же ничего плохого не сделал, просто посмотрел! – однако, теперь любопытство жгло еще сильнее.
…День протекал медленно и тоскливо. Лишь после полудня на борту карака случилось некоторое оживление, вызванное появлением на горизонте большого квадратного паруса, несомненно принадлежащего галере. Но, помаячив в отдалении, неизвестное судно пропало, свернув к берегам Шема. В остальном плавание протекало непривычно – ни тебе лихих абордажей, ни ночных налетов на прибрежные поселки, ни бегства наперегонки с аргосскими и стигийскими военными галерами – тишина и спокойствие, ровный свист ветра в снастях да приближающаяся Стигия.
Красные скалы, по которым назвали неприметную бухту, оказались на деле вовсе не красными, а охристыми, с белыми и ярко-оранжевыми прожилками. Узкая полоса ослепительно
белого песка, зажатая меж каменных россыпей, уходивших далеко в море, отделяла мерно накатывающий на берег прибой от буйной зелени джунглей. Отдавший оба якоря карак покачивался на волнах десятках в трех саженей от берега, а ялик в шесть весел, сновавший туда-сюда, перевозил груз и команду.На берегу бухты раскинулось нечто смахивающее одновременно на безжалостно разгромленный кочевниками торговый караван и лагерь наемников в период военных действий – пара пологов, натянутых под защитой огромных валунов, разбросанные повсюду мешки и бочки, сложенное на войлочных подстилках оружие. У самого прибоя азартно, с криками и улюлюканьем, рубились трое на трое, кто-то постреливал из арбалета в прислоненную к камням деревянную мишень с грубо нарисованными разноцветными кругами, тут же дымил костерок, над которым покачивался закопченный вместительный котел.
– …А я говорю: капитан, давайте к Нергалу плюнем на эту затею и свалим, пока целы. Не пустят в Кордаву – не беда, уйдем к барахцам. Да с чего старому скряге нас выгонять – король же с нашей добычи имеет больше, чем собирает налогов со всего города! Принцесса заступится, в случае чего… Пообещаем, что впредь будем безобидны как новорожденные ягнята, и дело с концом.
Видно, боцман произносил эту проникновенную речь уже не в первый раз, и теперь повторял в слабой надежде на истинность известной мудрости – вода камень точит. Зелтран и Конан сидели, прислонясь к нагретому солнцем камню, и боцман тщетно пытался убедить капитана в том, что казавшаяся поначалу такой легкой авантюра оборачивается чем-то непредсказуемым и исключительно опасным даже для искушенных в передрягах корсаров.
Во-первых пропала шкатулка с картой. Капитанская каюта запиралась только на ночь, но никому из команды «Вестрела» в голову не пришло бы войти туда. Тем не менее в один прекрасный вечер шкатулка исчезла, а над караком немедля пронесся ураган в образе его собственного обозленного капитана. Но маленькая коробка из светло-желтого дерева канула неизвестно куда, а на следующее утро тали одного из ялов оказались перерезанными, сам же ял с тремя корсарами из экипажа давно растаял в темной южной ночи. Все уже были готовы к тому, что корабль сменит курс и повернет назад, однако вмешался Крысенок, отозвавший Конана в сторону и затем надолго засевший в капитанской каюте вместе с ним. О чем Вайд толковал с киммерийцем – никто не узнал, но нос карака по-прежнему смотрел на восход, на стигийские берега.
– …Это ты-то – новорожденный ягненок? – невесело усмехнулся Конан. – Скорее уж старый козел…
– Пускай козел, – с готовностью согласился Зелтран. – Но сердцем чую
– не разыщем мы ничего хорошего, и сами сгинем!
Северянин ничего не ответил, крутя в руке небольшой кинжал-дагу и время от времени подбрасывая его в воздух. Клинок неизменно вонзался по рукоять в ставшую уже довольно глубокой ямку в плотно слежавшемся мокром песке.
– Это же Дарфар! – отчаявшись, напомнил боцман. – Дарфар, а не что-нибудь!
– Ну, Дарфар, – неохотно согласился киммериец. – Что с того? Дарфарцы не страшнее пиктов, да и прячутся не на каждом шагу. Пройдем…
– Без карты?
– Карта есть, – северянин кивнул на Крысенка, с выражением мрачной решимости метавшего тяжелые ножи в ствол тонкой раскидистой пальмы. Зелтран пожал плечами, отказываясь что-либо понимать и совсем расстроенным тоном сказал:
– Взяли б хоть Сигурда с собой…
– Я еще собираюсь вернуться, – буркнул Конан. – Мне нужен корабль. Вы вдвоем сохраните его. Надеюсь, ты не дашь подпалить себя во второй раз?