Алмазы Джека Потрошителя

Подло, Абберлин.

И справедливо в отношении тебя.

В конце концов, ничего не решено. И ошибка возможна. Ты проверишь, потому как не привык отступать. Но пока есть несколько минут тишины. Бездействия.

И рыжее солнце в твоих руках.

Продать камни оказалось сложнее, чем я думал. Те, к кому я обращался, живо интересовались историей, восхищались размером, чистотой, но истинную цену давать не желали, утверждая, что она возможна лишь после огранки.

– Берите сколько получится, – сказал Абберлин во время нашей очередной встречи.

Он был хмур, я бы сказал – обеспокоен.

– Но это не половина даже! – Я попытался воззвать к его здравому смыслу, хотя следовало подумать, что у Абберлина он отсутствует напрочь.

– Мне надо ее увезти.

– Почему?

Признаться, мне было любопытно взглянуть на ту, что достучалась до сердца Абберлина. Похожа ли она на мою Мэри? Не на нынешнюю, отстраненно-холодную, а на прошлую, с ее озорной улыбкой, хрустальным смехом и нежными очами, в которые я готов был глядеться вечность.

– Док… я хотел вас спросить про пациента… особого пациента.

Абберлин потер глаза. Мешки и яркие ленты сосудов выдавали, что нынешнюю – или не только нынешнюю – ночь он провел без сна. Неужели вернулись кошмары?

Мне казалось, что Фредерик отдал их мне.

– Гм, – отвечать, несмотря на дружеское мое отношение к Абберлину, следовало крайне осторожно. – Ты же понимаешь, что я не могу обсуждать дела пациентов с…

– С другими пациентами?

– С кем бы то ни было. Болезнь – не повод для сплетен.

– А если дело серьезное? – Он подался вперед, упираясь острыми локтями в столешницу. – Если это… он? Мужчина среднего роста. Крепкого телосложения. Смуглый. Темноволосый.

Расплывчатое описание. Но стоит ли отрицать возможность? Абберлин верит мне.

Врать другу?

Пациенту. Врагу.

– Я понимаю, – продолжал Абберлин, – что у меня нет доказательств. А если и будут…

Не будет. Мой несчастный друг обречен ловить тень в черной комнате. Он вздыхает и прижимает локти к бокам, наклоняется, почти касаясь лбом скатерти. И в этой позе, униженно-одревесневшей, мне видится готовность умереть.

Сказать? Но что? Подтвердить эти расплывчатые догадки, направив Абберлина по иному следу? Нет. Не сейчас. И я отвечаю то, что должен:

– Извини, но я не имею права.

Ухожу. Чувствую спиной его взгляд. И с трудом сдерживаюсь, чтобы не обернуться. В этом взгляде мне видится совсем иной интерес.

Вечером я раскладываю пасьянс из камней.

Синий. Красный. Желтый. Зеленый.

Алмазы зачаровывают. А сколь прекрасны будут они, ограненные… и ведь Абберлин не способен оценить их красоту. Хранитель – вот кто он. Библиотекарь, рьяно блюдущий сохранность коллекции, но не умеющий читать. Слепой сторож картинной галереи. И глухой смотритель оперы.

Он прячет немыслимое богатство, а сам обретается в совершенно ужасном месте, терзает себя голодом… и ладно бы этому имелось логическое объяснение.

Слезы смерти.

И Кэтти Кейн.

Надо бы взглянуть на нее. Или не надо? Четыре драгоценных глаза смотрят на меня, ожидая, когда же я буду достаточно смел, чтобы принять решение.

Фредерик Абберлин окончательно утратил разум, связавшись со шлюхой.

Так мне сказали, и я поверил, потому что сложно представить, что Абберлин сумеет найти общий язык с нормальной женщиной. И связь эта принесла ему облегчение.

Но сочетаться законным браком… уехать из Лондона… это чересчур.

Эта женщина меняет Абберлина. И как предугадать, куда приведут эти перемены? Я должен взглянуть на нее. И понять, не будет ли лучше поступить с ней так, как с другими шлюхами.

Что ж, у меня имеется повод для визита.

На следующее утро Мэри вновь пожаловалась на недомогание. Она осталась у себя и попросила не беспокоить ее, видимо не доверяя моим врачебным умениям или же просто не желая меня видеть. Пожалуй, так даже лучше.

Я показываюсь в клинике – мой распорядок не должен претерпевать существенных изменений – и провожу несколько операций, достаточно простых. Обращаю внимание, что вид крови весьма волнителен, но куда сильнее влекут меня внутренние органы, спрятанные в женском теле, будто драгоценности в шкатулке. В какой-то момент я начинаю видеть их камнями – красными алмазами в оправе плоти.

В четыре пополудни я мою руки. Прощаюсь. Ухожу.

Мне известен адрес, по которому проживает Абберлин, но меня вновь поражает убогость этого жилища. Поднимаюсь. Стучусь в дверь.

Открывают без вопросов. И я замираю.

Это лицо… хрупкие черты. Смуглая кожа. Пятна веснушек. Солнечный зеленоглазый леопард с тонкой шеей.

– Здрасте, – сказала девица с выразительным акцентом. – А вы кто будете?

– Доктор Уильям, – я приподнял шляпу и поклонился. Шлюхам нравится, когда к ним обращаются как к благородным дамам. – Друг инспектора Абберлина.

– А его дома нету.

Она разглядывала меня с прищуром, и рыжие ресницы бросали длинные тени на щеки.

– Ты – Кэтти? Он говорил о тебе.

Мимолетная улыбка. Румянец на щеках. Она – просто чудо.

– Впустишь? – Стараюсь улыбаться так, как будто встреча с ней – самое радостное событие в моей жизни. Получается легко, ведь я действительно рад.