Алмон
Шрифт:
– Ты наследный принц Сатурна, – жестко произнес Сократ, – и будешь им всегда.
– Где Ластения?
– Наверное, спит, поздно ведь.
– А она знает, что я…
– Что ты ее брат, которого она любит всем своим золотым сердцем? Конечно, знает.
Леброн встал из-за стола и прошелся по балкону. Ветер овеял ночной прохладой его лицо, растрепав смоляные кудри. Уткнувшись лбом в золотистую балконную балюстраду, Леброн спросил:
– А что с Арикой?
– К сожалению, она умерла, когда тебе было четыре года.
– А Эрайла?
– Кажется, она покончила с собой, по крайней
– Получается, никто, кроме вас, не знает, кто мой настоящий отец? – Леброн глянул на вызолоченный свечными огнями стол.
– Да, Леброн, – Сократ смотрел ему в глаза, – мы втроем и ты четвертый – вот и весь народ, которому известно, чей ты сын.
Дракула с Палачом сидели в Зале Философии Крови и передвигали фигурки по четко расчерченной доске. Живые, причудливо ряженые статуэтки постоянно пререкались между собой, порою дело доходило и до драки.
Позабыв об игре, Дракула смотрел на гипнотизирующие капли фонтана, выполненного в виде Символа Крови. Фигурки вампира устали ждать и расселись у края доски, продолжая словесную перепалку со статуэтками Палача.
– Дракула, – рассердился молодой человек, – ты ход будешь делать, или я могу поспать, пока ты размышляешь?
– А? Да, да… сейчас, – очнулся вампир.
Его фигурки немедленно заняли свои места. Дракула передвинул одну и опять уставился на фонтан.
– Дракула, с тобой так весело, что просто с ума сойти можно, – покачал головой Палач. – Очнись хоть на минуту! Эта фигура так не ходит!
– Правда? – вампир заморгал веками, внимательно глядя на доску. – Верно, как же это я перепутал.
– О чем ты все время думаешь?
– Так, ни о чем.
Дракула помолчал, передвинул еще одну фигуру и сказал:
– Я выиграл.
– Не может быть, – Палач в изумлении воззрился на доску. – Эти малявки, наверняка, все подстроили!
Он ударил кулаком, и фигурки испуганно подпрыгнули.
– Я просто выиграл.
– Может, еще партию?
– Давай, – пожал плечами старый вампир.
– А все-таки, о чем ты думаешь?
– Обо всем сразу. Ты видел Терр-Розе?
– Конечно, видел. Как бы я, по-твоему, узнал, где ты находишься на Земле?
– Как она?
– Выглядит превосходно, – Палач критически смотрел на расставленные заново фигуры. – Пусть сама выбирается, нам своей боли достаточно. Ты выиграл, ходи первым. Как думаешь, что будет с Анаис?
– Мне все равно, – Дракула передвинул первую фигурку. – Я больше ни во что не ввязываюсь, с меня хватит.
– Даже если тебя опять попросит Терр-Розе? – хмыкнул Палач.
– Даже если меня об этом попросит сам Патриций! – отрезал Дракула с неожиданной злобой.
На Сатурне рассветало. Небо – чудесная гармония оранжевых и фиолетовых оттенков – с каждым мгновением увеличивало палитру цветов. Ни дуновения ветерка, ни шороха, ни шелеста… Все вокруг замерло, ожидая чуда пробуждения природы, в предчувствии феерии ее радости, пробуждения света и жизни. Планета просыпалась, а обитатели королевского дворца, проведя за беседами всю ночь, только отправлялись на покой. Леброн ушел первым. Вскоре и Олавия сказала, что хотела бы
отдохнуть. На балконе остались Аргон и Сократ.– Я опасался, что мы все сделаем неправильно, и вот именно так мы все и сделали, – Аргон смотрел на догорающие свечи.
– Ничего уже не изменить, это произошло бы рано или поздно. Я зайду к нему, ладно?
– Вряд ли он захочет сейчас с кем-нибудь разговаривать.
– Я просто пожелаю доброго сна.
Аргон согласно кивнул.
Первым возвратилось осязание, и под ладонями Патриция проступила прохлада подлокотников кресла. Вернулся слух, и Георг услышал, как звенит кабинетная тишина. Он чувствовал, что не один, что рядом кто-то есть, но зрения пока еще не было, оно вернулось в самый последний момент. У окна стоял Снекторн.
Опустив плечи и повесив голову, Леброн сидел на кровати.
– Спишь? – заглянул в спальню Сократ.
– Сплю, – ответил юноша, не поднимая головы.
– Что-нибудь снится? – Сократ присел рядом.
– Пока нет.
– Я тогда пойду?
– Погоди, – Леброн убрал упавшие на лицо волосы, – побудь со мной.
– Хорошо, – с готовностью закивал толстяк. – Но с условием: ты раздеваешься, укладываешься в постель, накрываешься одеялом до самого носа, и я сижу с тобой столько, сколько ты захочешь. Давай, вставай, я помогу тебе все это снять.
Юноша покорно поднялся. Большинство дворцовой одежды невозможно было одеть и снять без посторонней помощи. Толстяк добросовестно принялся расстегивать многочисленные мелкие застежки-крючки на спине Леброна.
– Помнишь, Сократ, я частенько в детстве не мог заснуть, пока ты не придешь и не расскажешь какую-нибудь историю.
– Как забыть, – хмыкнул он, – только прикончишь культурно пару винных бутылей, только приляжешь сладко всхрапнуть, как тебя расталкивают слуги с тем, что нужно опять идти убаюкивать это маленькое кудрявое безобразие. Да, пришлось с тобой повозиться. В минуты отчаяния начинало казаться, что это я тебя родил, сам, лично, и, похоже, роды все еще продолжаются.
Леброн виновато улыбнулся.
– Готово, – Сократ расстегнул последнюю застежку. – Штаны-то сам снимешь?
– Постараюсь, – рассмеялся юноша, – приложу усилия.
Пока он раздевался, Сократ задернул портьеры, разобрал кровать и взбил многочисленные подушки. Когда Леброн улегся, он накрыл его одеялом и потушил свет, оставив гореть лишь крошечный светильник в изголовье.
– Расскажи, каким образом ты догадался, что я сын именно Патриция?
– Ты опять за своё?
– Очень прошу.
Сократ посмотрел на его затемненное лицо, тяжело вздохнул и уселся на кровать, сунув под спину пару подушек.
– Понимаешь, Леброн, можно изменить внешность, можно вставить другие глаза, но изменить движения, манеру поведения, доставшуюся от твоего настоящего родителя, невозможно. Ты – молодая копия Патриция, ты так похож на него, что даже странно, что только я один, такой умный, догадался.
– Не говори, что я похож на него!
– Не шуми на старших. Буду я об этом говорить или нет – суть дела не изменится.