Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)

Алпамыша озорство разобрало, — отвечает:

— Козы твои жиреют, резвятся; бросили козла, — с бараном имеют дела; рожают-плодятся, дают по двояшке-трояшке в год, — от трех твоих коз — сто четырнадцать приплод!

Женщина мало смышленой была: от трех коз сто четырнадцать родилось! Больше ста! Сердце в ней поднялось:

— Ой, бабаджан, масло ваши уста!.. — Так эта молодуха простовата была.

Уцепилась она за Алпамыша:

— Зайдем ко мне в дом!

Вошли в юрту — хлеба нет ни крошки. Говорит ему хозяйка:

— Дедушка, посиди немножко, сито у соседки возьму, — испеку тебе лепешку, даже маслом помажу.

Убежала за ситом она. У соседки пять-шесть женщин сидело, о том о сем болтали. У молодухи, за ситом пришедшей, было, как говорится, полсотни ртов. С женщинами села — без дела болтая, забыла про Култая.

А Култай-Алпамыш сидит, ожидая, обшарил всю юрту кругом, видит — масло в бараньем желудке, мешок с творогом, — тает во рту! Ради шутки — все съел, опустошил юрту — вышел.

Возвращается молодуха, несет сито.

— Что ж вы, дедушка, уходите, — не едено не пито?

Отвечает Алпамыш: — На той боюсь опоздать. Мы — сыты. Без вас, янга моя, дом осмотрели ваш, того-сего отведали, солью вашей пообедали.

Говорит женщина: — На обратном пути ко мне заверните!

Входит она с ситом в дом — все вверх дном. «Как видно, — думает она, — нечистый джин похозяйничал в нем. Никакой не осталось еды! Если б, — думает, — это дед Култай был, столько пищи бы не истребил один, — кишка у старика тонка. Или это джин, или какой-нибудь батыр-пахлаван!» Так она решила…

А теперь — рассказу место об Алпамыше, под видом Култая, на свадебный пир отправившемся.

Палку волоча, идет Хаким-Култай. — Если суждено, вернусь я в дом родной — Встречусь со своей красавицей женой, Свадебный ее, бог даст, увижу той… Много женщин с ним шло по пути туда, — Надо им на пир богатый поглядеть! Каждая несет в узле тяжелом снедь, — (К тойхане дорога не близка, заметь!) — Надоело им под тяжестью пыхтеть: Женщины — тучны, — боятся похудеть. — Если б ты хотел нам, дедушка, помочь, Бога б за тебя молили день и ночь, Чтоб тебе жену молоденькую дал, Ханскую притом, единственную дочь… Нам свои узлы тащить уже невмочь. Если б на себя ты принял нашу кладь, Мы порожняком могли бы погулять. Наше затрудненье, дедушка, уладь, — Бога за тебя мы будем умолять!..— Алпамыш от них рассудок потерял. Скатерти со снедью он у них забрал, Все в широкополый кебанак сложил, — Похвалу своих попутчиц заслужил. Шел он с ними — шел, все шутками смешил. Проходить пришлось через большой пустырь. Он идет, все больше ускоряя шаг, Тащит на спине со снедью кебанак, — Неуклюжим бабам не поспеть никак! Вовсе, наконец, из виду он исчез. Так идет Хаким, тот мнимый старичок, Видит на пути он пастбище-лужок, Видит он журчащий, чистый родничок. Снял поклажу с плеч — присел на бережок… — Что за дастархан? — посмотрим, — он сказал, — Кебанак с узлами женщин опростал, Скатерти со всякой снедью развязал — И на бережке на травке разостлал. Было там всего припасено на пир: Масло и творог, в орешках — козий сыр, Жареное мясо и курдючный жир, И слоеные лепешки — катлама, И яичница с мукой была — куймак.

Озорства ради съел батыр все, что нашел в узлах, женщинами ему доверенных, даже и крошки ни от чего не оставил этот мнимый дед Култай.

Уничтожив все угощение, насбирал он валявшегося на пастбище сухого кизяка коровьего, пометных катышек овечьих-козьих, наполнил все посудины, завернул, увязал скатерти, как раньше было, все выставил на бережке родника, а сам отправился дальше…

Женщины, из виду его потеряв, не знали, как быть: то ли домой возвращаться, то ли догонять его. Споря между собой, до родника дошли они, — скатерти и посуду увидели, обрадовались — стали благословлять старика:

— Господи, пусть ему толстая, добрая старуха встретится, — о нас пусть уж не беспокоится!

Напились женщины воды родниковой, каждая свою посуду взяла — на голову поставила. Стали они через ручей переправляться, одна из них слишком неловко на берег прыгнула, посуда с головы упала, — треск раздался — навоз вывалился.

Увидев это, другие женщины сказали так:

— У нее, наверно, соперница есть: подложила ей кизяк, — придет, мол, на пир, скатерть развяжет, — кизяк, вместо угощенья покажет, — опозорена будет перед людьми.

Так они решили. Одна женщина сказала: — Как бы и у нас кизяк не оказался!.. — Открыла каждая свое, смотрят — у всех навоз вместо еды!

Растерялись женщины — посыпались на Култая проклятия. Закопали они свои посудины у края арыка, решив: — На обратном пути посуду заберем. Скатерти на пояса под сорочки подвязали.

— Если кто спросит: «Почему вы ни с чем на пир пришли?» — скажем: «Култай так с нами поступил!»

И пошли они дальше на свадебный той.

Песнь пятая

Теперь слово наше будет об Алпамыше, который отправился на пир в обличьи старого Култая-пастуха. Едет Култай-Алпамыш верхом на Байчибаре на свадебный пир Ултантаза…

Ултантаз, временам Алпамыша подражая, такой порядок соблюдать приказал: если кто-нибудь козла в козлодрании добудет себе, то класть обязан его на бархатную юрту Барчин…

Тут Култай-Алпамыш подъехал, коротко Байчибара подвязал, улегся в тени своего коня на земле — и говорит:

— Ну-ка, и я в улаке счастье свое попытаю! — Удивились люди: престарелый чабан в улаке скакать хочет! Смеются над ним — позор мнимому старику предсказывают…

А его участие в козлодрании вот каково было:

Голова влюбленных мутна, Сумеркам подобна она, — Ей своя судьба не видна. На улак ведут все пути. Если крепок в счете — сочти, Сколько силачей собралось: Их двенадцать тысяч почти! Все могучегруды они, Как самцы верблюды, они. Что ж не начинают улак! Скоро разъярятся, да как! Сколько будет шума и драк! Вот и козлодранию знак… Зная, что Култай — Алпамыш, Будем на Култая смотреть. Конский поводок он рванул, Крепко он Чибара стегнул, — И, как проволока, впилась В Байчибара жгучая плеть. Режет он толпу пополам, — Люди растерялись: гляди, — Этот дед Култай — впереди! Он уже козла подхватил, Он коня быстрее пустил, Он к юрте Барчин своротил, — Бросил он козла в чангарак, Снова поскакав на улак… Мчится Байчибар, как стрела, Но вторую тушку козла Рыжий конь Ултана схватил, Быстро поперек седла Ултантаз козла положил, И на Рыжем прочь поспешил. Рыжий вражий конь преуспел! Ой, какой досадой вскипел Мнимый дед Култай — Алпамыш! Плеткою Чибара огрел, Сбоку подскочил он впримык, За ногу он заднюю вмиг Этого козленка схватил, За ногу добычу сволок, — В сторону метнулся ездок. Перерезал рыжий конек Байчибару путь поперек. Рыжего толкнул Байчибар, Сшиб его — лягнул Байчибар, Сам ушел с добычей вперед. Вот какой чудесный тулпар! Ай, да старичина Култай, Ай, да молодчина Култай! Обликом — светлей, чем звезда, Белая, как снег, борода! Ты за ним — туда, он — сюда, — Этакий соперник — беда! Людям — удавиться со зла: У него не вырвешь козла! Э, народ, — гадай, не гадай, — Это Алпамыш, — не Култай!

Посмотрела Барчин, кто это козла в юрту бархатную бросил, — увидела уходившего Байчибара, сзади его по хвосту узнала, — и сыну своему, Ядгару, так говорит:

— Горько я рыдала день и ночь, Ядгар. Знай, на пир явился твой отец-кайсар! Я твоей счастливой верила звезде, — Божья воля нас да выручит в беде! Это хвост Чибара несомненно был! Видно, всех врагов отец твой перебил, Видимо, сынок мой, волю он добыл! Жив-здоров вернулся он издалека, Но открыть себя не пожелал пока!

Услышав слова своей матери, так ей сказал Ядгар:

— Если в самом деле вернулся отец мой, мне следует отомстить чем-нибудь Ултантазу и его людям. Если и пострадаю от них, — услышит отец мой стоны мои, — придет — выручит. Если же неверно, что вернулся мой бек-отец, все равно мне лучше умереть, чем под таким гнетом жить…

Схватил Ядгар палку и, подбежав к приготовленным для козлодрания козлам, разогнал их в разные стороны. Козлов гоняя, все дальше уходил он от юрты материнской, и тут ему Алпамыш в образе деда Култая на дороге встретился. Сына своего увидав, сказал Алпамыш: