Альтер эво

«Хеклер» по-прежнему за резинкой штанов, спереди, но водолаз читает ее мысли и поднимает руку со стволом и берет ее на мушку. Не успеть. Может, хоть Давид догадается сбежать с другой стороны. У себя за спиной Майя, отгоняя его, машет левой – той, что не видна водолазу, – а потом медленно выходит на свет.

На лице водолаза проступает – удовольствие? – и что-то даже вроде сожаления. Майю пронзает ледяная колючая мысль: она ведь даже не знает, кому нужна, так с чего она решила, что нужна живой?

Наверное, надо с ним заговорить, наладить контакт.

Майя открывает рот.

Водолаз улыбается ей – улыбка эта жуткая, реально леденящая, как будто он не человек, а зомби или, скорее, голем, – и одними губами произносит:

– Попалась.

Он слегка перемещает ствол – дулом прямехонько ей в лоб.

С конька гаража срывается и с хлопаньем влетает в лицо водолазу серо-черный ком крыльев. Человек в черном сбит с курса: он отмахивается, отступает, отвлекается от Майи. Ворона яростно хлещет по нему маховыми перьями, хрипло орет и норовит тюкнуть клювом в глаз. Майя мысленно бьет себя по лицу, чтоб отмерла, и кроликом ныряет в нору меж гаражей, и пробегает ее насквозь, и оказывается по ту сторону. Здесь, прямо у железной стены, лежит на земле Давид, и поза у него неловкая, переломанная, а изо рта обильно течет кровь. Рядом с ним – спиной к Майе – еще один как две капли воды похожий на товарища водолаз, прячет что-то в ножны на бедре.

Позади, с другой стороны гаражей, слышится одиночный выстрел.

Вороны на гаражных крышах взрываются хоровым осуждением.

Водолаз перед ней начинает поворачиваться, и Майя выхватывает «хеклер» и дважды стреляет – в корпус и в голову, – и человек падает, а она нагибается над Давидом, слыша тяжелый топот позади, сбоку, но ей все равно, потому что Давид не похож на живого, совсем не похож. Из-за угла гаражного комплекса вылетает первый водолаз с рассеченным когтями лицом. Он тычет в нее стволом, а откуда-то сзади набегают другие, и она зажимает в кулаках куртку Давида, изо всех сил сдавливает шершавую ткань, которая уже начинает пропитываться, но не зажмуривается, а говорит себе – ну ладно, давай еще разок, теперь сама.

Она не знает, хватит ли у нее здоровья повторить фокус так скоро после того раза на Лёхиной лестнице, не случится ли с ней коллапс, не умрет ли она прямо здесь.

Вселенная кликает.

Давид экономным движением поднимается. Они только что пробежали через проход между гаражей, и на выходе он споткнулся о пустую бутылку. Возможно, присел завязать шнурок. Или заприметил наполовину втоптанный в землю четвертак, кто монетку подберет, тому целый день везет. А никаких водолазов здесь нет, ни одного.

Майя вцепилась в куртку Давида, как в спасательный плот, и небезосновательно: ее сейчас вырвет, и голова кружится так, что мир вокруг чернеет. Сквозь цветные пятна, которые пляшут перед глазами, она едва видит; Давид быстро оценивает ситуацию, перехватывает ее поперек туловища и тащит в ближайшие кусты снежноягодника, на диво густые и еще, как ни странно, не облетевшие. Там они падают плашмя, словно двое коммандос (подумав это слово – «коммандос», – Майя хочет глупо хихикнуть, она мало-помалу приходит в себя, зрение проясняется, и пальцы уже не такие ледяные – пальцы? – пальцы, ее пальцы!!!), и – о, здрасьте вам! – тут же наблюдают появление водолазов, как те без энтузиазма инспектируют гаражи под неодобрительное карканье сверху.

– Кто они? – слабо произносит Майя.

Но при этом она сама прекрасно понимает, что это уже совсем не важно. Теперь нет никакой разницы, кто и за что их преследует. Она не без труда просовывает руку в тот карман штанов, куда положила маленький украденный предмет из комнаты даймё. В прошлый раз он стал пистолетом, но теперь это опять фотокристалл. Декоративная штучка вроде жеоды кварца, где фотография нанесена на одну из граней, под линзой, и изображение можно разглядывать под увеличением. Майя смотрела на него в тайной комнате. Тогда на фотографии даймё были три человека: он сам, какая-то женщина и Давид, и все трое обнимали друг друга за плечи, и было совершенно ясно, что фото семейное, что на нем – родители с сыном. Она смотрит сейчас – и узнает только лицо даймё. Женщина другая. Юноша другой. Тем более теперь это и не юноша вовсе, а девушка.

Водолазов всего пятеро, они недолгое время тусуются у гаражей, потом подъезжает какой-то странного вида кар, они шустро запрыгивают внутрь и отбывают.

– Я бы сказал, что они из спецопераций, – с неприемлемой по стандартам любой линии связи транзитной задержкой отвечает Давид. – Может, и из разведки. Еще я – при всем моем высоком о себе мнении – сказал бы, что и разведку, и спецоперации вряд ли станут посылать по мою душу. Мы с Нефедовым, конечно, напроказили, но уж до откровенного беспредела не доходили.

Майя кладет щеку на сырую мешанину из бурых листьев. Запах прели.

– У меня такое чувство, что следовало бы поинтересоваться раньше – я не интересовался, нет? – Давид поворачивает к ней голову. – Ладно, попробуем наверстать. Ты кто вообще такая?

3

Инта или Арнис? Марк бросил взгляд на наручные часы на кричащем ремешке прозрачного красного пластика с синими леопардовыми пятнами. Арнис знает мотив. То, что – возможно – знает о наследниках Инта, скорее всего, второстепенно. Тот, кто убил Старкова за информацию, выуженную Язепсом из альтернативы, наверняка учел и это обстоятельство – что его предприятия, уже реорганизованные, включая Шпицберген и все такое прочее, кому-то достанутся. Убийца с мозгами не стал бы этим пренебрегать.

А стал бы убийца с мозгами стрелять старику в голову?

Медленно шагая прочь от бизнес-центра, в котором помещалась контора Андрулаки, Марк погонял у себя в голове имеющиеся факты. Версия с информационным мотивом объясняла первую крупную странность этого дела – зачем убивать того, кто и так скопытится через день-другой. Всякое бывает. Старик еще мог ненадолго очухаться и перед смертью рассказать кому-то о своем замысле. Да, это вариант. Но огнестрел – огнестрел по-прежнему ни в какие ворота не лезет. Альтернативное равновесие…

Марк досадливо нахмурился. Никакого равновесия нет. Но можно предположить, что знают об этом очень немногие. Кто именно? Кому бывший в контакте со Старковым паладин мог об этом сказать? Арнису? Владу Холодному? Черт, да кому угодно. Поди пойми, что там у него в голове – Марк до сих пор не мог взять в толк, зачем ему-то было об этом рассказывать. Вот уж воистину то знание, отсутствие которого он бы прекрасно пережил.

Он обнаружил, что ноги сами поднесли его к уличному лотку с кофе и пирожками и купил бутылку изотоника, просто чтобы занять руки. Отпил глоток. На обратном движении замер.

Почему он постоянно держит в уме Йорама? Понятно почему: привык уже. Образ Йорама стал его воображаемым другом, виртуальным супер-эго, надзирателем-совестью. А ведь ему прямым текстом напомнили: паладинов было много. Как минимум первая волна, а затем еще другие.

Любой из них мог общаться с кем угодно. Помогать кому угодно. И, если так и было, то мотивы Марк будет искать до посинения, потому что никто и никогда не разберет, что там у палов на уме и зачем они делают то, что делают. Тряхнув головой, Марк отогнал неприятное воспоминание о птичке в кулаке. Добрые намерения, недобрые намерения… Один черт: для них, людей, это кончится какой-нибудь херней, уж помяните его слово.