Альтер

Леня выронил карандаш и посмотрел на врача. Ему не хотелось говорить о том, что произошло в школе. Его могли принять за сумасшедшего. Взяв другой карандаш, тот покачал головой.

– Не помню. Нет вроде.

– Хорошо.

Мать Лени и Елизавета Дмитриевна переглянулись.

– Бывало ли такое, что ты находился в одной комнате, через секунду ты уже понимаешь, что переместился в другую комнату? Сам момент перехода ты не помнишь.

– Не было такого.

– С тобой все хорошо, так?

– Со мной все отлично.

Врач пожала плечами.

– Как твои дела в школе?
– врач задал самый невинной вопрос, но ответом был гневный взгляд Леонида. Неожиданно мальчик выпрямился, его губы сжались, а лицо заострилось.

– А вы-то чего хотели слышать, доктор?

Женщина доктор подпрыгнула в кресле. Она ясно расслышала голос взрослого мужчины, да и сами манеры Леонида изменились до неузнаваемости. Перед ней сидел взрослый мужчина, заключенный в плоть ребенка.

– Леонид?

– Какого дьявола вы называете меня этим именем!
– Мальчик вскочил с места. Его глаза сияли от ярости и гнева.
– Я не имею к нему отношения!

Елизавета Дмитриевна стала заикаться от волнения.

– Представься.

Мальчик вновь уселся на место и бросил быстрый взгляд на рисунок. Через секунду тот взял в руки фломастер и продолжил рисовать.

– Радист. Мое имя Радист.

– Почему именно Радист?- спросила Елизавета Дмитриевна.

Радист задумался. Его глаза уставились в потолок.

– Сколько себя помню, всегда был таким.
– Радист продолжил рисовать.
– В возрасте пятнадцати лет я увлекся компьютерной техникой. Почти три года меня обучал наставник за мои деньги. В двадцать лет я получил работу в одной компании "city-net-company". Там я работал за сущие гроши. Два года я носил кофе, редактировал документы и чистил реестры и многое другое. Занимался ерундой. После двадцати трех лет я получил работу программиста в этой же компании.

Мать Леонида совсем сникла. Ее предположения оказались точны. Ее сын потерял разум.

– Сколько же тебе лет, Радист?
– спросила Елизавета Дмитриевна.

– Тридцать два.
– Ответил он, не отрывая взгляда от рисунка.

– Что ты умеешь?

Радист прекратил рисовать и посмотрел на Елизавету Дмитриевну.

– Могу играть на синтезаторе и пианино. Говорю на английском языке. Раньше любил рисовать масляными красками. Обучался восточным единоборствам.

Мать Леонида подскочила.

– Как такое возможно, Леонид? Мы не учили тебя играть на пианино, и ты не знаешь никаких языков!

– Леонид не знает, а я знаю, - закатил глаза Радист. После этого тот встал и ушел, громко хлопнув дверью.

– Леня, стой! Что с моим сыном?

Женщина в тревоге стала ломать руки.

– Возможно, ваш сын страдает шизофренией. В его воображении он взрослый мужчина, обладающий солидным жизненным опытом. Вот он и приписал себе несколько навыков.

– Как его лечить?

– Мы вылечим его. Это вопрос времени. Мне нужно поговорим с вашим сыном...

Из соседней комнаты заиграла бодрая, слегка мрачная мелодия Исаака Альбениса.

Женщины переглянулись.

– Должно быть, главврач решил развеяться после трудового дня, - предположила Елизавета Дмитриевна.
– Неплохо играет! Ему бы играть в оркестре!

Темп мелодии ускорился.

– Я не могу сосредоточиться, когда так шумно!
– проговорила Елизавета Дмитриевна, вставая.
– Пойду, прекращу этот неожиданный концерт.

Едва отворив дверь, Елизавета Дмитриевна вскрикнула.

– Господи!

Мать Леонида бросилась к двери и распахнула ее, отчего та стукнулась о стену.

В десяти шагах от них, Леня Вентьевский играл на старом пианино. Услышав сильный стук, тот взял фальшивую ноту и прервал игру. Оглянувшись через плечо, тот вздохнул и вернулся к игре на инструменте. Невероятно страстная, бодрая мелодия Альбениса распалила Леонида. Его лицо пылало от жара, а рука и протез порхали над клавишами, не останавливаясь ни на секунду. Еще чуть-чуть и Леонид взлетит вместе со своим инструментом окрыленный божественной музыкой.

– Говорите, он не умеет играть?

– В нашем доме пианино никогда не было, и в секции он не ходил. В его школе есть старое пианино. Должно быть, он научился играть там.

– Он в школе всего три года. Не забывайте, ему всего девять лет. Невозможно добиться такого уровня за столь короткий срок. Особенно самоучкой. Он гений, а не безумец.

Леонид закончил произведение и заиграл неизвестный романс.

Женщины вернулись в кабинет и только сейчас вспомнили о рисунке. Изрисованный лист бумаги по-прежнему лежал на столе. Елизавета Дмитриевна взяла листок. От изумления ее глаза округлились.

На травке стоял кривой, красный домик, написанный рукой девятилетнего Леонида. Рядом с домиком был изображен человеческий портрет, написанный твердой, взрослой рукой. Не трудно было узнать в портрете саму Елизавету Дмитриевну. Мастерство художника поражало.

Шли годы. С каждым днем чуждое сознание становилось сильнее, и со временем воля Радиста полностью завладела телом хозяина. Отчаявшийся Леонид в редкие моменты здравого ума, пытался покончить с собой и тем самым убить чудовище, поселившееся в его сознании. Радист не хотел умирать. Альтер спрятал волю хозяина вглубь их общего мозга и совсем перестал давать Леониду свободу.

Но совершилось невозможное. Отчаявшаяся воля Леонида яростно вытесняла чужеродный разум. С каждой минутой воля Леонида крепчала, и Радист испугался за свою жизнь. Совместно с этим он почувствовал восхищение. После пришел страх.

Радист начал терять минуты жизни, постепенно перетекавшие в часы. Теперь Леонид доминировал над личностью Радиста. Альтеру Леонида скоро придет конец.

Радист не желал сдаваться. Ему нравилось жить и ничто не сломит его железную волю. Если Леонид желает вновь обрести тело, пусть будет так.