Альтер
Шрифт:
– Не знаю.
– РАДИСТ!
– Что?
– Пожалуйста, - проговорила я очень тихо и умоляюще.
– Не надо. Не делай ничего дурного.
– Нам с тобой не о чем говорить...
– Нет, Радист, не надо! Не бросай трубку!
Последнее предложения я произнесла уже в безжизненную трубку. Радист отключился.
По истечению нескольких минут я не выпускала из рук телефонной трубки. Радист не перезвонил.
Может обратиться в полицию? Они отследят звонок и вычислят местоположение Вентьевского. Но как именно осуществить план? Бесполезно. Они меня и слушать не станут.
Осталось
– Вентьевский! Ублюдок!
– Э, нет. Прошу прощения. Вам принести ужин в номер?
– осведомился слегка испуганный парень.
– Вам как обычно?
– Я не голодна. Спасибо.
Я бросила трубку и едва не расплакалась от отчаяния.
Через несколько секунд зазвонил телефон. Я схватила трубку.
– Да?
– Простите, это не мое дело, но вы не выходили из номера два дня. Вы ничего не ели за это время. Я принесу вам еды, - обратился тот же голос. Я обреченно вздохнула.
– Принесите что-нибудь на ваш вкус. У вас коньяк есть?
– Вам есть восемнадцать?
– Есть.
– Тогда несу, - сказал парень.
– Прихвачу и закуску.
Через полчаса тот позвонил в дверь и вкатил столик в номер. Осмотрев лакомства, я отодвинула их подальше, но моя рука против воли потянулась к коньяку.
От одного глотка спиртного мне стало дурно. Огненной лавиной коньяк стек в мое по-девичьи нежное горло. Я закашляла. Оправившись, я усилием воли, заставила опрокинуть стопку еще несколько раз. Трех стопок оказалось достаточно. Пол перед моими глазами завертелся. Раздался телефонный звонок.
– Чего вам еще надо, юноша?
– проговорила я пьяным, заплетающимся языком. В ответ послышался заливистый смех.
– Что смешного? Принеси еще коньяка!
Смех в трубке усилился.
– Что я слышу? Вы пьяны в зюзю, мадемуазель! А как же воспитание? Порода?
Я ничего не могла понять. Извилины мозга отказывались вращаться.
– Порода? Я тебе что, собака?
Смех усилился. Теперь собеседник буквально захлебывался от хохота.
– Ты вообще понимаешь, что происходит?
Я пошевелила мозгами, но ничего не вышло. Мысли застряли на полпути. Безумно хотелось спать.
– Александр? Что с Александром? С ним что-то произошло! А что не помню!
Собеседник хрюкнул в трубку.
– И не удивительно! Я увез его.
Пьяный дурман чуть отступил, и я вспомнила некоторые моменты жизни.
– Вентьевский!
– Аллилуйя!
– вскрикнул Радист.
– Дай мне поголо..., поговол..., поговорить с ним!
– Охо, как все далеко зашло! Вам нужно проспаться. Скверно если он услышит вас в таком состоянии!
– Так он жив?
– Не знаю.
– Дай ему трубку! Немедленно!
– Не хочется.
– Зачем ты тогда звонишь мне!
– Сам не знаю.
– Что ты хочешь?
Послышался тяжкий вздох.
– Я уже говорил. Следует тебе стряхнуть алкогольный дурман и вспомнить, что у меня нет требований.
– Тогда зачем звонишь!
Раздался смешок.
– Посмотреть,
точнее, послушать твою реакцию на звонок. Разбередить душевную рану!– Я хочу встретиться с тобой, Вентьевский!
– Это не входит в мои планы. Пока.
– Стой. Нет. Не бросай трубку!
– крикнула я в трубку, но Радист уже давно был вне зоны доступа.
Я бросила взгляд на бутылку коньяка. Коньяк был полон почти наполовину. Или наполовину пуст? Господи, что за ерунда лезет в голову!
Следующая стопка показалась мне почти безвкусной. Не пошло и минуты, как я рухнула на столик подле телефонной трубки.
Мне приснился сон. Ночь. Я стою на какой-то площади и ничего не понимаю. Как я попала сюда? Бегло осмотревшись, я поняла, что оказалась ночью на кладбище. Меня передернуло, и по коже заплясал противный холодок. Порывистый ветер забивался под одежду и холодил мою разгоряченную плоть, отчего мне стало невыносимо холодно. Желая согреться, я бегу в неизвестность, но вереница крестов, памятников не кончалась. Мне показалось, что прошло несколько часов. Вот-вот выглянет солнце, но я каким-то сверхъестественным чутьем поняла, что оказалась в холодном мире, где нет солнца. Тьма и холод этого места сопровождает живую душу вечно подобно воздуху под крышкой гроба. Впереди кто-то есть. Этот кто-то стоит на коленях и целует могильную плиту черного цвета. Я бегу к нему. Еще издали я поняла кто это. Его светлые волосы выделялись в кромешной тьме и слегка сияли, словно нимб над головой святого. На нем были белые штаны. Несмотря на мороз, верхняя часть его тела была обнажена. Парень обернулся и улыбнулся мне.
– Александр! Что ты тут забыл?
Александр погладил с любовью памятник со страшной надписью.
"Радионов Александр Новиков. Страна о тебе помнит и скорбит!" Подле могилы лежал искусственный пистолет и букет искусственных черных роз.
– Я просто вернулся домой. Тут слишком холодно и я совсем замерз, - ответил Александр, обернувшись.
– Куда ты собираешься вернуться?
Александр поцеловал надгробную плиту с собственным именем.
– Сюда. Домой. Этот мир совсем не для меня.
– Ты не должен покидать этот мир. Этот мир (я имела в виду себя саму) нуждается в тебе! Не заставляй его оплакивать тебя!
– Но этот мир так жесток! А там хорошо! Я вернусь туда.
Обернувшись на прощание, Александр ступил на зыбучую почву могилы и быстро ушел под землю. Через секунду я стояла одна подле могильной плиты. Ночь сгустила и без того черные краски. Холод усилился.
Я проснулась в холодном поту и бессмысленно заметалась по комнате. Гудела голова, зверски хотелось пить, но я не обращала на это внимания. Мое сердце сковал смертельный ужас, и я бессмысленно залепетала.
– Вентьевский, молю тебя, сохрани ему жизнь. Покарай меня, но его сохрани! Ему совсем не место там...
Я вспомнила черную, надгробную плиту и черные розы у основания той самой плиты. Я вздрогнула.
Через несколько часов зазвонил телефон. Я тут же сняла трубку. Последние два дня я почти не вставала из-за стола, гипнотизируя взглядом трубку.
– Да?
Молчание по ту сторону трубки.
– Говорите? Радист?
– Да, - коротко ответил Вентьевский.
– Решил в очередной раз подпортить мне нервы?