Аляска

На кухне появлялась мама в домашнем халате и с полотенцем на плече. Как всегда аккуратная, сосредоточенная и спокойная. Она ровно здоровалась с нами и шла в ванную.

– Доброе утро, Валенька!
– говорил папа.

– Доброе утро, мама!
– живо оборачивалась я.

Но наши приветствия неизменно запаздывали и звучали за ее спиной. Мне хотелось бы весело поболтать с ней перед тем, как мы расстанемся на целый день, прижаться, ощутить на щеке ее легкий поцелуй. Но это никогда не удавалось!..

Мама относилась ко мне рассеянно. Или скажем так: без горячего участия. После работы и занятий с Сашей у нее не оставалось ни времени, ни сил. И она была вынуждена отстраниться от меня.

Одним словом, она честно 'разделила детей'.

Так бывает. Я ее не виню...

Она оторвала меня от груди после двух месяцев кормления. После этого проблему моего питания решала уже тетя Наташа: покупала молоко у кормилиц. За первые четыре года моей жизни на 11-й Парковой мама навещала меня редко. Это не могло не отразиться на ее материнском чувстве. Она по-своему любила меня, но...

Любовь ведь бывает разная. Есть любовь-объятие - так мне отдавали свои сердца отец и тетя Наташа. Есть любовь-восхищение - такое чувство к маме пронес через всю жизнь отец. Есть любовь-покровительство - так мама относилась к отцу. И есть любовь-присутствие. У мамы со мной получилось именно так. Она пребывала рядом, но мало участвовала в моей жизни. Она вмешивалась в процесс моего воспитания только тогда, когда одного отца было явно недостаточно.

Прежде всего, она беспокоилась о развитии во мне эстетического начала. Обращала мое внимание на красоту линии, формы, звука. Играла для меня на фортепиано и пела. Она очень хорошо играла и пела, моя мама! Но делала это редко. Она вообще была очень сдержанным в своих проявлениях человеком... Мама направляла нас с отцом на экскурсии в музеи. Учила меня одеваться со вкусом, а за столом пользоваться ножом и вилкой. Пыталась вызвать интерес к изучению английского языка, правда, до поры безуспешно.

Многое из всего этого мне казалось скучным. Но спустя годы, в другой, своей взрослой жизни, я поняла: мама совершила тогда нечто удивительное. Всего несколькими необязательными касаниями она заложила во мне основу такого огромного личностного преобразования, о котором можно было только мечтать!..

***

Теперь мне кажется забавным, что именно тогда она всерьез занялась 'культурным воспитанием' отца! Как-то я услышала их разговор:

– Когда ты предложил мне руку и сердце, Коля, - строго говорила мама, - я согласилась с одним условием. Ты его помнишь?

– Ну а как же, Валя!
– виновато отвечал отец.
– Я должен был получить высшее образование! Поступить в академию! Но...

– Теперь никаких отговорок, - менторским тоном сказала мама.
– Ты воспитываешь нашу дочь. Это тебя ко многому обязывает. Так что выполняй свое обещание!

– Будет сделано!
– бодро взял под козырек отец. Здесь намерения родителей совпадали. Отец рассказывал мне, что с момента знакомства с мамой его не покидало чувство неудовлетворенности собой. Он не мог похвастать маминой образованностью, эрудицией, знанием этикета, тонким вкусом и музыкальностью. Чем он мог удивить любимую женщину? Порой в общении с ней он чувствовал себя человеком второго сорта. Со свойственным ему мужским самолюбием он собрался доказать ей обратное. И с радостью согласился на необычное условие их брака. Он знал: высшее военное образование даст ему многое и поднимет в маминых глазах! Неизвестно, что сорвало планы отца, но теперь, спустя годы, он вернулся к ним с тем же энтузиазмом, что и ранее.

– Еще можно успеть подать документы в Высшую школу МВД, - вслух размышлял он.
– На факультет инженеров противопожарной техники и безопасности...

– И еще, Коля, - требовательно прервала его мама.
– Я купила абонемент в консерваторию, по воскресеньям будем ходить с тобой на концерты.

Может быть, папа и не был в восторге от классической музыки, но зато обожал проводить с мамой время в театрах и концертных залах. Он с восторгом согласился!

С тех пор в моей памяти остались две сцены из нашей жизни.

Первая. Мама и папа собираются в консерваторию. Мама стоит перед зеркалом и поправляет прическу. На ней - черное бархатное платье, лакированные туфли на каблуке, на шее - жемчужное колье. Отец в строгом сером костюме ждет ее в дверях. Большой зал Московской консерватории имени Чайковского находится совсем недалеко от нашего дома. Мои родители не спешат. Они чинно пройдутся рука об руку по нашей улице, пересекут Тверской бульвар и немного прогуляются по улице Герцена. А в точно назначенный час займут свои места в концертном зале.

Я думаю: в такие часы они были счастливы...

И вторая сцена. Я просыпаюсь среди ночи и вижу: отец сидит за столом, свет настольной лампы льется на раскрытые учебники, тетради, схемы, чертежи. Он что-то пишет. Иногда поднимает глаза, смотрит невидящим взглядом в стену, губы его шевелятся.

Пишет конспект. Или курсовую. Или готовится к сдаче экзамена...

Он, как и собирался, поступил в Высшую школу МВД. Учился заочно, ночами. И осуществил свое намерение - получил высшее специальное образование! Этот нелегкий жизненный демарш был совершен не ради формального обретения более высокого образовательного статуса. Отец ничего не делал формально, никогда не лгал ни себе, ни людям. Он получал знания ради Дела. Он всегда был первоклассным специалистом. Но после окончания Высшей школы МВД стал автором четырех учебников по пожарной безопасности и ее техническому обеспечению!

Я узнала об этом через много лет, уже после смерти отца, от его коллег. Он никогда не хвастал своими успехами...

***

Вообще говоря, если отец ставил перед собой какую-то задачу, то он ее обязательно выполнял, чего бы ему это не стоило. Через дорогу от нашего дома, возле храма Большого Вознесения разбит сквер, в нем стоит памятник Алексею Толстому. На высоком гранитном постаменте - бронзовая скульптура: автор 'Хождения по мукам' и 'Петра I' сидит в кресле, заложив ногу на ногу, с блокнотом и карандашом в руках. Вокруг памятника - обширная мощеная площадка. И вот однажды зимой отец задумал залить на ней каток. Для любимой дочки!

– На 'Динамо' я не всегда могу с Олей пойти, а одна она не доберется, - сказал он маме.
– Пусть рядом с домом катается, когда захочет.

Мама и представить себе не могла, чем для нее это обернется, поэтому только рассеянно кивнула в ответ.

Отец пошел к соседям в комнату напротив.

– Люда, помоги каток залить, - попросил он дворничиху.
– Ведь в твоем хозяйстве есть шланг! Мы с Володей его из подвала к памятнику протянем. Поможешь?
– повернулся он к соседу.

– Да какие вопросы. Сделаем...
– вяло ответил похмельный сосед.
– Наши-то, Петька с Танькой, на Патриаршие пруды ходят кататься. Далеко это. Мать, вон, всегда волнуется. А тут - рядом с домом будут! Только потом обмоем это дело, лады?

– Обмоет он!
– уперла руки в боки Людка.
– Я тебе!.. Да и обмывать-то нечего! Ты видел, какой у меня шланг? Тридцать метров. От крана до дороги дотянете, и все! А оттуда до памятника еще метров пятьдесят, если не больше! Длины вам не хватит!

Володька взъерошил и без того всклокоченные на голове волосы:

– А если еще один шланг к твоему прирастить?

– А где я тебе его возьму? В ЖЭке нет, а дворники не дадут! Недавно на собрании участки делили, так я теперь со всеми на ножах...