Алый флаг Аквилонии Спасите наши души

– Вы, Александр Яковлевич, очевидно, хотите знать, по какой причине вы оказались здесь, а не совершили посадку в пункте вашего конечного назначения?
– спросил бывший командир Ту-154.

– Точно так, Алексей Михайлович, - подтвердил командир экипажа «Антея».
– Реальность, данную мне в ощущениях, я понял, теперь хотелось бы знать, что привело к такому результату.

– Имейте в виду, что сюда попадают люди, в своих мирах гарантированно погибшие или пропавшие без вести, - сказал бывший второй пилот Максут Идрисов.
– Наш самолет ждало столкновение с другим бортом по причине ошибки диспетчера - значит, и вас тоже Посредник утащил от чего-то фатального, ведущего к необратимой катастрофе.

– Я помню этот случай, - сказал Алексей Михайлович Гернгросс, - ибо в связи с, так сказать, гуманитарным характером вашей миссии о нем довольно много писали. Ваш самолет, не подавая сигналов бедствия, исчез в той зоне Северной Атлантики, где не было и не могло быть сплошного радарного покрытия. Вас долго искали, и наши, и американцы, но не нашли ничего, кроме обрывков упаковок медикаментов и крышки от спасательного плота. Версий было две: самопроизвольное разрушение грузового отсека, наддутого избыточным давлением, или столкновение с отработавшим свой срок метеозондом. В первую версию я не верю совершенно, потому что самолет, распавшийся в воздухе на части, буквально замусорил бы океан на многие километры вокруг плавающими обломками, которые стали бы находить еще в первые часы после катастрофы, а этого на самом деле не было. Столкновение с метеозондом более вероятно. Удар приборным отсеком по остеклению пилотской кабины - и все, кто находился внутри, убиты или тяжело ранены, а самолет разгерметизирован. Потом последовал неуправляемый полет до полного исчерпания топлива и падение в какой-либо иной точке Атлантического океана, весьма отдаленной от места катастрофы, где вас никто и не думал искать.

– Да, Алексей Михайлович...
– произнес майор Агеев, передернув плечами, - нарисовали вы картину во всех подробностях, аж мороз по коже. И ведь и не поспоришь. Метеозонд - это штука крайне радиопрозрачная, отчего его невозможно было обнаружить на метеорологическом радаре, и в тоже время солнце в тот момент светило прямо в глаза, делая экипаж, то есть нас, слепыми как кроты. Уклониться от столкновения в таких условиях не было никакой возможности.

– Получается, что тут мы как бы живем вторую жизнь?
– сказал старший лейтенант Чемизов.

– Именно так, Геннадий, - подтвердил бывший бортинженер Ту-154 Андрей Васимов.
– Это не плохо и не хорошо - это просто факт, данный вам в ощущениях. Мы через это прошли, осознали и смирились, и вас тоже не минует доля сия. Девицы в таких случаях обычно плачут ночами в подушку, но для взрослого мужчины такое поведение постыдно. Посмотрите вокруг: все, что вы видите, было возведено посреди дикой природы руками людей, которые не боятся трудностей, прогибая этот мир под себя. Встать рядом с ними плечом к плечу, чтобы бросить вызов судьбе - это честь, а не тяжкое наказание.

– Ну что же, товарищи, - сказал майор Бояринцев, бросая окурок в плетеную из ивняка урну, стоявшую у крыльца, - так и запишем. Мы тоже все поняли, и осознали, что раз теперь небо нам недоступно, то дальше мы будем ходить по грешной земле ногами, станем частью аквилонского народа, познакомимся с местным попом, раз уж он такая выдающаяся личность, и примем местный устав как должное, тем более что ничего противного нашим советским мироощущениям он не предлагает. Главное, что тут нет господ и рабов, а ко всему остальному мы привыкнем как к осознанной необходимости. Если у кого-то есть иное мнение, то лучше высказать его сейчас, прямо в глаза, а не таить в себе. Ну?

Ответом была тишина, промолчал даже вечно сомневающийся подполковник Легков.

– Должен добавить, - сказал доктор Блохин, - что в самом скором времени наших, советских людей в Акви-лонии значительно прибудет. Через пару дней фрегат, сейчас стоящий на якоре возле нашего поселения, отправится в спасательную экспедицию в восточную часть Средиземного моря. Оттуда чуть больше месяца назад на связь вышла команда советской подводной лодки, прибывшей в наш мир из ноября сорок первого года, а чуть позже к ней дополнительно пристала сводная рота морской пехоты, повзводно надерганная Посредником из разных миров, в каждом из которых существует и активно действует партия большевиков. Товарищи сообщили, что уже создали объединенную парторганизацию, выбрали секретаря, и теперь готовы нести в этот мир идеи Марк-са-Ленина-Сталина, за исключением самых нежизнеспособных - например, постулатов о неизбежности отмирания государства или о диктатуре пролетариата. Как правильно заметил Александр Яковлевич, нет тут хозяев и пролетариев, а есть одни только трудящиеся. И надо сказать, что ни товарищ Грубин с товарищем Орловым, ни отец Бонифаций отнюдь не против такой постановки вопроса.

– Что же, - подвел итог майор Бояринцев, - так будет еще интереснее. Мы, коммунисты из тысяча девятьсот семидесятого года, тоже присоединимся к этой объединенной парторганизации, чтобы внести посильный вклад в ее работу. Думаю, что после этого вопросов к местной жизни у нас совсем не останется.

7 мая 3-го года Миссии. Вторник. 18:05. Большой Дом.

Андрей Викторович Орлов - главный охотник и председатель Высшего Военного Совета Народной Республики Аквилония.

Возвращение наше из похода было триумфальным, и, если по торжественности чем-то и уступало прилету «Антея», то ненамного. Два легких трехосных тягача (спасибо Роланду, просветил) и тягач-полугусеничник должны были стать внушительным пополнением нашего автопарка. Двухосные грузовички, на каждой складке местности нуждающиеся в буксировке тягачом, оказались гораздо менее полезным приобретением. Кстати, в кузове грузовичка, в котором милисы перевозили арестованных, обнаружилось продолжение банкета - то есть дети в возрасте от пяти до десяти лет. Кроме всего прочего, кузов полугусеничника оказался набит всяким барахлом. Помимо увязанного в тюки домашнего скарба, там находились две жалобно блеющие овцы и баран со связанными ногами, а также клетки с кудахчущими курами, а справа у борта высился штабель немаркированных ящиков, буквально набитых оружием в количестве, достаточном для вооружения небольшого партизанского отряда. Чего там только не было: цинки с патронами, гранаты, тротил в брусках, мины противопехотные и противотанковые, пара ручных пулеметов, знаменитые американские «Томпсоны», а также компактные пистолеты-пулеметы неизвестной мне модели, похожие на смазочные шприцы для солидола.

Я и объяснил своим лейтенантам и сержантам как все это выглядит с моей точки зрения:

– Вот эти, - кивок в сторону безголовых раздетых до исподнего трупов, которые наши девки таскали в лес, -получили от своего информатора сигнал, что кто-то из крестьян прячет на своем хуторе оружие, сброшенное на парашютах местным французским маки добрыми британскими дядюшками для дальнейшей переправки вглубь французской территории. Приехав вот к тому уважаемому месье, - на этот раз кивок в сторону коренастого седоусого мужика лет пятидесяти, самого старшего в компании бывших арестантов, - они произвели обыск, и нашли весь этот арсенал. После этого будущие покойники арестовали все семейство, включая малых детей, чтобы в Бордо сдать их в гестапо, а заодно прибарахлились тем, что влезло в кузов тягача. При этом они наверняка позже намеревались вернуться за оставшимся барахлом, чтобы вывезти все ценное для продажи на черном рынке. Но сделать это им не суждено, потому что Посредник уже решил их судьбу окончательно и бесповоротно.

– Месье Андре, я все понял, но скажите, что такое хутор?
– спросил меня Матье Лафар.

– Это такое отдельно стоящее маленькое сельское поселение на одну или две-три семьи, являющиеся близкими родственниками, пояснил я.
– Например, дом семьи старшего поколения, и тут же - дома семей женатого сына и зятя с замужней дочерью.

– О да, - сказал Оливье Жонсьер, - у нас во Франции такое часто, потому что мы, как это будет правильно, большие индивидуалисты.

Потом Роланд пошел и еще раз переговорил с тем самым коренастым седоусым мужиком, и тот под давлением неопровержимых улик раскололся до пупа. А может, на него подействовало зрелище отрезанных голов ми-лисов, которые девки Виктора де Леграна грузили в кузов одного из двух легких тягачей, будто капусту на колхозном поле. Оказалось, я угадал с точностью до десятого знака после запятой. Седоусого мужика звали Гюстав Одэ, (папаша Одэ). Его жена, полноватая женщина с проседью в черных волосах, отзывалась на имя мамаша Жаннин. Остальные были их четырьмя сыновьями (трое из них неженаты), двумя дочерями (младшая не замужем), зятем, невесткой, и восемью внуками мал мала меньше. Этакий семейный партизанский подряд по-французски.

Первым делом папаша Одэ попросил нас отпустить его домой - мол, хозяйство ждет, корова не доена, собака не кормлена, и все такое.

– Некуда мне вас отпускать, - перевел Роланд мой ответ, - билет тут, как на тот свет, выписывается только в один конец. Теперь вы можете выбирать, жить с нами по нашим законам или сразу идти на все четыре стороны, чтобы умереть в зубах у диких зверей. Нет тут больше никаких цивилизованных поселений, кроме нашего, а все прочие люди ходят одетыми в шкуры и дерутся камнями. Только если вы не захотите жить вместе с нами, то каждый взрослый должен решать этот вопрос сам за себя, а несовершеннолетних я с вами и подавно никуда не отпущу. Не провинились они ничем, чтобы умирать из-за глупого упрямства старших. Нет уж, если понадобится, мы возьмем их к себе и воспитаем из них настоящих людей.