Амалия под ударом

– Он поправится, – уверенно заявила Муся на следующее утро Евгению. – Войнаровский поражен и только разводит руками, а Телегин знай себе улыбается. Мне кажется, он был уверен, что кузен выкарабкается.

Кузен и впрямь быстро пошел на поправку. В отличие от своего противника, он не был настолько злопамятен, и первые его слова были вовсе не о Полонском, а о том, получила ли Амалия записку.

– Он попросил ее быть его женой! – объявила Муся домашним, лучась от радости. В момент объяснения она – совершенно случайно! – оказалась под дверью, как раз в пределах замочной скважины, и оттого слышала все от слова до слова.

Вскоре в Москве Аделаида Станиславовна получила от дочери письмо, в котором были следующие строки: «Кажется, дорогая мама, эта ужасная история наконец-то закончилась. С князем Орестом теперь все хорошо. Он сделал мне предложение, и я ответила согласием. Простите за эту кляксу, но я очень спешу, и времени переписывать у меня нет. Крепко обнимаю вас всех, ваша Амалия».

– Казимир! – закричала Аделаида Станиславовна. – Казимир!

Брат, решивший, что сестра обнаружила пропажу мятой десятки, которую он накануне стащил у нее из ридикюля, явился с крайней неохотой.

– Казимир! – воскликнула Аделаида, сияя восторгом. – Бог услышал наши молитвы! Моя Am'elie станет княгиней!

– Ну и что в том такого? – отвечал Казимир, пожимая плечами. – Она могла бы выйти хоть за самого французского императора. А что? Она вполне этого достойна!

– Во Франции больше нет императоров, – вздохнула Аделаида Станиславовна, – а жаль! Империя – это так романтично! Кстати, не ты стащил у меня десятку из сумочки?

Казимир разинул рот и попятился к двери.

– Нет, все-таки придется сдать тебя в богадельню! – закричала будущая теща князя Рокотова, швыряя в родного братца увесистой вазой. – Нет! Я… я знаю, что я сделаю! Я найду тебе жену!

Казимир, закрывая руками голову, метнулся в дверь. Вслед ему полетела серебряная пепельница.

* * *

– И все-таки придется это сделать, – настойчиво сказала Муся.

– Нет, – упрямо ответила Амалия и отвернулась. – Я не хочу, чтобы они встречались.

Разговор происходил в середине октября. Оба дуэлянта к тому времени почти полностью оправились. Они по-прежнему находились в одном доме, только Амалия тщательно следила за тем, чтобы их пути не пересекались. Она боялась, что импульсивный Орест может не выдержать и снова бросит Полонскому какое-нибудь оскорбление, после которого все начнется сначала. Даже мысль о такой возможности была Амалии ненавистна.

– Послушай, – обиженно сказала Муся, – но это странно!

– Что тут странного, Муся? – пылко возразила Амалия. – Граф чуть не убил Ореста!

– Между прочим, Орест тоже чуть его не убил, – заметила здравомыслящая барышня Орлова. – Ты разве не видишь, что так дольше продолжаться не может? Рано или поздно они все равно увидятся. Так лучше, если сейчас, когда мы можем заставить их помириться.

– Они не помирятся, – отрезала Амалия.

– Это ты так считаешь, – не менее упрямо сказала Муся. – Но попробовать-то все равно стоит.

– Хорошо, – сдалась Амалия. – Но ты должна взять с Эжена клятву, что он больше не будет искать ссоры с Орестом.

– Я тоже об этом подумала, – заявила Муся. – А ты возьмешь такую же клятву со своего жениха. Идет?

– Идет, – вздохнула Амалия.

Однако встреча прошла гораздо спокойнее, чем она ожидала. Полонский лишь криво улыбнулся и протянул руку Рокотову. Орест, на чьей щеке остался небольшой рубец от шпаги противника, пожал протянутую ему ладонь. В неярком осеннем свете лица обоих дуэлянтов казались измученными и бледными.

– Мне очень жаль, что все получилось… так, – сказал Евгений, покосившись на Амалию.

– Мне тоже, – спокойно ответил Орест.

– Ну вот, – засуетилась Муся, – наконец-то! А теперь за стол, за стол, за стол!

После обеда Полонский, улучив минутку, подошел к Амалии.

– Амалия Константиновна, – после паузы начал он. – Я знаю, вы не хотите меня слушать… Вы никогда не заходили ко мне, когда я лежал раненый, и я хорошо сознаю, насколько я вам неприятен. Но… – Он запнулся. – Мне бы хотелось попросить у вас прощения. За все.

Амалия недоверчиво поглядела на него. Однако Полонский, казалось, говорил совершенно искренне, и это тронуло ее.

– Хорошо, – медленно сказала она. – Я прощаю вас.

Евгений нервно пошевелил пальцами.

– Я сам не понимаю, что на меня тогда нашло… – Он жалко улыбнулся. – Наверное, именно это люди называют ревностью.

Он постоял немного возле нее и отошел. Но Амалии не понравился настороженный взгляд, который он бросил на Ореста, в другом углу гостиной беседующего с Иваном Петровичем.

«Нет… – решила она про себя. – Все это может очень плохо кончиться. Надо как можно скорее уезжать отсюда».

И на следующее утро принялась укладывать свои вещи. В окно она видела, как Орест в распахнутой шинели гулял по дорожкам. Молчаливый сенбернар Булька всюду следовал за ним, изредка тычась носом ему в ладонь, чтобы показать свою преданность. Вошла Даша, протянула Амалии письмо.

– Из Москвы… От матушки.

Амалия села на кровать и, хмурясь, прочитала послание от начала до конца.

– Все то же самое, – пожав плечами, сказала она горничной. – Какие-то странные намеки, настаивает, чтобы я как можно быстрее возвращалась, потому что такой случай выпадает только раз в жизни… Какой случай? Что маман имеет в виду? И почему нельзя написать все понятным языком?

– Может, она приглядела вам свадебное платье и боится, что его уведут? – предположила Даша с замиранием сердца.

– Все может быть, – согласилась Амалия. – Но она уже не первый раз требует, чтобы я немедленно возвращалась. – Она поглядела на Дашу. – А как Федор Иванович? Ничего тебе не пишет?

Горничная залилась краской.

– Нет, Амалия Константиновна, – пролепетала она.

– Саша мне тоже не пишет, – заметила Амалия. – Он теперь в Москве большой чин после этого дела… Ступай, Даша, я сама управлюсь.

Горничная ушла, а Амалия выдвинула нижний ящик комода, где хранились шпильки, заколки и прочие дамские мелочи. Ящик шел с трудом и наконец застрял. Амалия подумала, что, верно, какая-нибудь шпилька зацепилась за стенку комода и мешает двигать ящик. Она встала на колени и засунула внутрь руку, чтобы вытащить вредную шпильку. Однако помехой оказалась вовсе не шпилька, а пачка каких-то мятых бумаг, выпавшая, вероятно, из верхнего ящика. Амалия недоуменно покрутила ее в руках. Это были письма без конвертов, небрежно перевязанные тесемкой. Амалия пожала плечами и хотела уже куда-нибудь засунуть всю пачку, когда в глаза ей бросилась подпись на одном из писем: Евгений Полонский.