Аманжол
Шрифт:
– Да ты что!
– Ирка запоздало пригнула голову к столу.
Герман с каменным лицом принялся застегивать пуговицы на кителе.
– Сам хорош, - сказала Лика, закрывая ладонью синяк.
– Ты-то, Пулеметчик, на тот свет больше, чем Герман, народу отправил.
Пулеметчик засмеялся:
– Молчи, пододеяльное сокровище. У меня есть цель. Достаточно светлая: выскоблить жизнь от такого смрада, как ты и этот пузырь во френче.
– Пододеяльное...
– спокойно сказала Лика.
– Но это же мне плохо. Только мне. Понял? А ты? Вспомни "Эребус-6". Летающий остров. Там вы со
Пулеметчик замахнулся, Лика отпрыгнула, но не устояла и ударилась спиной о край стола. Пулеметчик подскочил к упавшей Лике, занес ногу.
– Стой!
– заорал Клем.
– Она же женщина!
– Назад!
– сказал Пулеметчик, проводя стволом автомата вокруг.
Клем сел. Дизелист, похоже, совсем протрезвел. Толя затосковал. Ноги размякли и дрожали.
– Смрад, - сказал Пулеметчик.
– Такие вот германы уперлись и не отменили высшую для 62-го, а я виноват?
– Да пошел ты, - сказала Ирка. Она приподняла Лику за плечи.
– Кажется, кровь пошла, - жалобно сказала Лика.
– Ирка, ну почему они такие кретины? Почему нельзя, чтобы хоть сегодня все было хорошо?
– Не знаю, - сказала Ирка, - озверевшие все какие-то.
– Да-да, - сказал Герман, - все злые, только Кляксы добрые.
– Молчать!
– Пулеметчик грохнул автоматом по столу.
– Кляксы отличные парни. Боевики!
– Вот ты и проговорился, Пулеметчик, - тихо сказал Герман.
– У инсургентов есть активированные Кляксы, или даже неактивированные, но есть! А циркуляр II-73? Ваш 62-ой ни хрена ни соображает? Он что, будет менять мотивировки сложившейся ситуации? Значит, трепангов на пьедестал, фиолетовый колер на флагшток, а виноваты кто? Рыжие? Боженька? А может быть...
– Все может быть, Герму ля, плевал я на все, - сказал Пулеметчик и плюнул.
– А...
Лика вскрикнула. Все обернулись к ней. Она бледнела на глазах. Рот кривился. Щека нервно вздрагивала.
– Сейчас выключит...
– в ужасе сказала Лика, глядя Толе через плечо.
Толя судорожно обернулся. Клякса почти втекла на стол. Она пожелтела, сжалась. На дне раскрывшейся солонки горел красный треугольник.
– Зараза, - сказал Пулеметчик, - она же активированная.
Он схватился за виски. Толя почувствовал, как жуткий, холодный страх начал выворачивать внутренности. Ему захотелось вопить, рвать, кусаться, ломать все, лишь бы убежать, исчезнуть, зарыться куда-нибудь, хоть под одеяло.
В центре треугольника блеснуло белое пятно.
Толя очухался от вкуса киселя. Лика стояла на коленях рядом и вдавливала ему в рот край жестяной кружки. Лика закрывала ладонью синяк и радостно улыбалась.
– Она совсем дохлая, - сказала Лика.
– Только контроль всем попортила, а память осталась.
– Дохлая? Кто?
– Клякса.
Толя сел. Он взял Лику за руки.
– Ликушка, лапушка, если у тебя память осталась, объясни, что происходит, за что тебя били эти гады?
Лика попыталась вырвать руки. Толя разжал пальцы. Лика встала и демонстративно отошла к Герману, сморкавшемуся кровью в углу под елкой. Она присела перед ним на корточки. Герман улыбнулся и пошлепал ее по здоровой щеке.
– Что, Толь, - сказала сидевшая
на старом месте Ирка, - не доставил ты Лике счастья, не пожалел ее.– Ирка затянулась сигаретой и начала раскладывать на столе распухшие от возраста карты.
Толя встал. Судя по следам, Герман приложился носом к столу. Остальные пострадали меньше. Пулеметчик сидел возле Ирки и, заглядывая ей через плечо, жевал пирожки. Клем поправлял на стуле обессилевшую Кляксу.
– Та-ак, - сказал Толя, - и ничего не было.
– А что было?
– спросила Лика прежним ласковым голосом.
– Ну, выпили парни.
– Морду вашу отштамповали, - сказал из дверей Толик-дизелист, - а потом на нее же, на морду, и плюнули. А так ничего не было.
– Ты... вы...
– Лика вскочила и бросилась в коридор.
– Ненавижу тебя! Всех ненавижу! Твари... Последнее счастье...
Хлопнула дверь.
– Анатолий Иванович, - сказал Клем, - нельзя так... женщина...
Толик-дизелист продул мундштук, открыл рот.
– Шестаков, молчи, - сказала Ирка.
Пулеметчик засмеялся:
– Молоток, Ириша, - сказал он, - понимаешь толк в деле. Это верно - все счастливы, только когда молчат.
Толик-дизелист обиженно взглянул на Толю.
Скрипнула дверь. Лика отодвинула дизелиста и вошла в столовую. Натертые снегом щеки и руки горели. На кроссовках налипли маленькие тающие сугробы.
– Сидите-сидите, - взвинченным голоском сказала она, - но если я что-то понимаю, то нас всех сейчас передушат, как крыс.
– Что ты несешь?
– сказал Герман.
– Правду, - гордо сказала Лика.
– Хочешь, я тебе все скажу, ну, хочешь? Жаль, Гермуля, что Клякса не сработала. Как бы я тебя забыла! С наслаждением. И лапки, и брюхо, и деньги твои бешеные. Страшные денежки! Лика повернулась к Пулеметчику.
– А тебя, Пулеметчик, я убью. Папку моего вы под нож положили. Идеями светлыми. Деньгами.
– Она вытащила руку из-за спины. Ее маленькая ладонь сжимала рукоятку тупорылого желтого пистолета.
– Эй-эй, - испуганно сказал Пулеметчик.
– Потише, дурочка!
– И тебя убью, - сказала Лика, кивая Толе.
– Ты тупее, чем Герман, тебе плевать на людей, тебе извилину почеши, объясни, откуда нас принесло. А что здесь творится...
– Лика стукнула себя в грудь.
– И как я радовалась, что после у дара ты меня помнишь...
Из глаз ее толчком хлынули слезы.
– Мамочка, я плачу, - сказала она, вытирая ладонью мокрые щеки.
Толю бросило в краску. Сердце тяжело ахнуло в груди. Он отвел взгляд в сторону.
– И тебя, Клем, хорошо бы. Трус, сопля.
– Лика всхлипнула.
– По твоему примеру, Пулеметчик, - весь смрад в расход.
Пулеметчик что-то неразборчиво мыкнул. Толик-дизелист сделал шаг назад.
– Стой там, где стоишь, пьяница.
– Лика отошла к окну, чтобы держать всех под прицелом.
– Я и до тебя дойду, если обоймы хватит. За что ты меня ненавидишь? За то, что шлюха? Что ты знаешь про меня? Как ты... Я же ко всем честно... с любовью... а ты...
– Чепуха, - сказала Ирка, - это к кому это ты с любовью?
Лика перестала всхлипывать.
– Тебя, Ир, я не трону, но это уже не поможет.
Лика повернулась к Толе. Тот дернулся в сторону.