Американец, или очень скрытный джентльмен

Однажды в Нью-Йорке один клиент устроил за мной слежку. «Хвост» знал, что я знаю, что за мной следят. Однажды утром он при встрече приподнял шляпу. В другой раз, при входе на вокзал Гранд-Сентрал, прямо подошел ко мне и попросил огонька для сигариллы. Когда я ответил, что не курю, он ухмыльнулся — потому что и так прекрасно об этом знал. Потом изобразил озадаченность и отошел в сторону. На следующий день он стоял рядом со мной в вагоне метро — поезд шел на окраину. В последний раз я увидел его возле телефона-автомата в зале вылета в одном из терминалов аэропорта Кеннеди. Я уже зарегистрировал свой чемодан и стоял в очереди в зону вылета.

— Счастливо долететь, — проговорил он, когда я проходил мимо.

— Счастливо оставаться, — отозвался я.

Мы оба ухмыльнулись, и он зашагал прочь. Я вышел из очереди и двинулся следом. Он вышел из здания, перешел по надземному переходу к автостоянке и открыл дверцу «линкольна-континентал». Сигнализация верещала, пока он не набрал нужный код. Он запустил двигатель и уехал. Я следил за ним, укрывшись за бронзово-коричневым «доджем»-пикапом. На бампер его машины был приклеен малозаметный стикер. Я успел прочитать: «Мафия вас подвезет». Наверное, это была единственная машина во всем Нью-Йорке, для которой шутка обернулась правдой.

Пока я следил за выходцем из тени, он переменил позу. Сперва он сидел, закинув ногу на ногу, потом поставил их рядом, потом снова перекрестил, потом поднял глаза от газеты и оглядел улицу, словно бы в поисках вдохновения. Похоже, кроссворд был ему не по зубам. Он поводил ручкой над газетой, но даже не попытался ничего написать. Взгляд его на миг остановился на мясной лавке, но я заранее потрудился встать так, чтобы он ни в коем случае не смог меня увидеть. Над этим окном висела «маркиза», тень надежно скрыла меня от него.

Если он не соратник моего посетителя, а в этом я почти уверен, то он представляет серьезную угрозу. Он точно не член международного клана выходцев из тени — он не из банды ЦРУ, не из шайки ФБР, не из клуба М-15, не из конторы бывшего КГБ. Все они действуют куда более профессионально и в своем роде куда более очевидно. Он не может быть полицейским-иностранцем. Те всегда разгуливают парами, как монашки, а он один. В этом я совершенно уверен. Он не итальянец. Он не так выглядит, не так себя ведет, не так одевается.

Кто же он тогда, черт побери?

Как и в прошлый раз, я захватил припасы для пикника: две бутылки охлажденного «Асприньо» — букетом он похож на «москато», но frizzante [67] ; каравай деревенского хлеба — пухлый круг пропеченного теста; пекорино не каждому по вкусу, очень уж духовитый, так что я взял два шарика моцареллы, сто пятьдесят граммов проскутто, сто граммов пармской ветчины, большую банку зеленых оливок без косточек; как и тогда — термос сладкого черного кофе. На сей раз я сложил еду не в рюкзак, а в плетеную корзину. Чем-то мы будем похожи на актеров из «Комнаты с видом» — мой посетитель и я.

67

Шипучий (ит.)

В рюкзаке лежал разобранный «Сочими», каждая часть завернута в лоскут хлопчатобумажной ткани.

Мы не стали встречаться ни на Пьяцца дель Дуомо, ни в моей квартире. Мы назначили свидание на захолустной железнодорожной станции подальше от города, в конце долины, неподалеку от дороги, которая ведет выше в горы, куда нам и надо.

Станция была скорее полустанком, одна платформа на два-три вагона, одноколейка и станционный домик в две комнаты. По обеим сторонам от насыпи круто уходили вверх склоны узкой долины, заросшие лиственным лесом. Метрами двумястами выше на склоне напротив станции лепилась деревушка — домишки из желтоватого камня, насмешливо взирающие на здание станции из бетонных блоков.

Дверь в зал ожидания была заперта. Дорога доходила до платформы и заканчивалась асфальтовым кругом — сквозь щели проросла трава; на всем пути под колесами скользили серые камешки — их смыло дождями со склонов. Местами дорогу пересекали влажные полосы — там, где мокрый склон продолжал плакать. Быстрая, порожистая речушка бежала вдоль железнодорожного полотна — она была полноводна после недавних ливней, под стальные опоры моста нанесло груду веток и травы.

Солнце немилосердно жарило «ситроен». Я отстегнул и откинул парусиновую крышу. Шею припекало, и я надел панаму, которую обычно держу на заднем сиденье. Иностранцы-англичане моих лет носят панамы. Носят их и художники — даже те, которые рисуют бабочек.

Поезд пришел по расписанию — коротенький состав из трех вагонов с дребезгом миновал поворот, над его трубой колыхался столб дыма от отработанного дизельного топлива — точно плюмаж на рыцарском шлеме. Собственно, рельсы были проложены по той самой долине, по которой когда-то двигались рыцари-тамплиеры — шли сражаться за Бога и богатство, что, по сути, было для них одно и то же. Деревья словно бы отшатнулись от вторгшегося в их мир локомотива.

В поезде было не больше десятка пассажиров. На этой станции не сошел никто, кроме моего посетителя.

Мы обменялись рукопожатием. Поезд издал трубный звук, взревел дизельный двигатель. Колеса медленно провернулись, преодолевая силу трения. Поезд прогрохотал по мосту и вскоре исчез из виду — впереди, среди леса, его ждал еще один поворот. Звук, поглощенный деревьями, смолк, как отрезало.

— Господин Мотылек. Приятно видеть вас снова.

Рукопожатие было таким же крепким, как то, которое осталось в памяти. Я увидел свое отражение в солнечных очках — тех же самых, сквозь которые меня изучали у сырного лотка на рынке, сквозь которые в меня вглядывались поверх «Мессаджеро».

— Хорошо доехали? — поинтересовался я. — Я не очень-то уважаю итальянские поезда. Слишком в них тесно.

— Именно. И все же поездка была славная. Со станции, где я… в смысле, с одной из станций открывался такой потрясающий вид. Прекрасное вы выбрали место для заслуженного отдыха.

Последние слова были произнесены столь иронично, что оба мы улыбнулись.

— В нашем деле люди не уходят на отдых, — заметил я. — Они уходят со сцены.

Она рассмеялась, сняла очки и сунула их в кармашек темно-синей спортивной сумки.

Да, мой посетитель — женщина. Дело близится к концу. Теперь можно и проговориться. Даже если вы и надумаете что-то предпринять, мы успеем замести следы.

Не исключаю, что вы удивлены. Были времена, когда меня бы такое поразило до глубины души. Поразило — и вызвало бы подозрения. Но с тех пор, как я ступил на эту стезю, мир успел измениться. Женщины заняли в нем подобающее место — банкиры, пилоты, судьи высоких рангов, директора кинокомпаний, президенты транснациональных корпораций, премьер-министры… Не вижу никаких оснований закрывать им дорогу в нашу профессию. Работа наша для избранных, она идеально подходит тем, кто умеет манипулировать другими, у кого развиты осмотрительность и интуиция. А на свете нет ни единой женщины, не обладающей этими качествами. Всего-то и нужно — внести небольшую поправку в словарь: рядом с «наемный убийца» написать «наемная убийца». Может быть, некоторые представительницы нашего профессионального клана станут именовать себя «наемницами».