Американские фантастические рассказы

Утренние лучи золотили верхушку кроны, придавали изогнутым серовато-коричневым, казавшимся бархатными сучьям выразительность барельефа. Лишь тот, кто вместе с бонсаи проходит полный цикл жизни дерева, растит его, словно сына — подлинный хозяин (есть еще владельцы, но это низшая порода), по-настоящему чувствует связь, существующую между человеком и деревом.

Бонсаи обладает индивидуальностью, ведь он живет, а всему живому свойственно меняться, а еще развиваться согласно собственным желаниям. Человек смотрит на дерево, рисует в воображении форму, которую оно должно принять, чтобы удовлетворить его чувство прекрасного, и приступает к реализации замысла. Дерево, напротив, ограничено собственными, раз и навсегда закрепленными, возможностями; оно погибнет, но не сделает чего-либо, не свойственного деревьям, никогда не преступит пределы времени, отведенного Природой на тот или иной жизненный цикл. Поэтому формирование бонсаи — всегда компромисс, всегда взаимное уважение.

Человек не может сам создать бонсаи, и дерево не способно преобразовать себя в нечто, находящееся на стыке природы и искусства. Все должно происходить, основываясь на постепенно возникающем понимании и воле к сотрудничеству, что требует немало времени. Хозяин помнит свое бонсаи — каждую веточку, трещинку, каждую иголку — и часто бессонной ночью или когда выдается свободная минутка, за тысячи миль от дома чертит в памяти линию ствола или ветки и планирует будущее дерева. Заслоняя определенную сторону тканью, прикрывая корни, используя проволоку, воду и освещение, траву, забирающую лишнюю влагу, человек объясняет бонсаи, чего он хочет. Если цель обозначена ясно, оно откликнется и будет послушно воле хозяина. Почти послушно. Ибо всегда существуют чисто индивидуальные отклонения от запланированной формы — своеобразное проявление чувства собственного достоинства: «Ладно, я сделаю так, как ты хочешь, но сделаю это по-своему». Иногда дерево может логично и ясно объяснить человеку подобные отклонения, но чаще словно с улыбкой говорит ему, что прояви он больше понимания и любви, мог бы избежать такого.

Бонсаи — живая скульптура. Ни одно изваяние на свете не творится так медленно, и порой неясно, кто создает его — человек или само дерево.

Он стоял уже минут десять, любуясь золотыми отблесками на верхних ветвях. Потом подошел к резному деревянному ящику и вытащил потрепанную тиковую тряпку. Открыв стеклянную стенку павильона, накрыл тканью землю и корни с одной стороны, оставив противоположную открытой для ветров и влаги. Возможно через месяц или немного позже, один из побегов, сейчас старательно тянущийся вверх, уловит указание человека, а равномерное поступление воды окончательно убедит его в том, что расти лучше горизонтально. Если нет, придется применить сильнодействующие аргументы: проволоку, бандажи. Не исключено, что даже после подобных доказательств дерево будет настаивать на своем варианте роста, и сделает это столь убедительно, что хозяин откажется от задуманного плана. Так завершится непростой, терпеливый, обогативший обе стороны диалог.

— Доброе утро!

— Ах, черт возьми! — рявкнул он. — Из-за вас чуть язык не откусил. Я думал, вы ушли.

— Хотела. — Она сидела в тени под стеной, повернувшись к павильону. — Но задержалась, чтобы немного побыть с вашим деревом.

— Ну и…?

— Я долго думала.

— О чем?

— О вас.

— А сейчас?

— Послушайте, — решительно начала она. — Ни к какому врачу, ни на какие обследования я идти не собираюсь. Я не хотела уходить, пока не скажу это и не увижу, что вы мне поверили.

— Пойдемте, перекусим.

— Не могу. Ноги затекли.

Не раздумывая, он подошел к ней, подхватил на руки и понес. Обняв за шею, она не отрывала от него глаз. — Вы мне верите?

Мужчина продолжал идти, пока не оказался возле деревянного ящика; здесь он остановился, поймал ее взгляд. — Верю. Не знаю, почему вы решили так поступить, но все равно верю.

Он посадил девушку на ящик.

— Это символ веры, о котором вы говорили. — Лицо ее выражало сосредоточенность и решимость. — Наверное, вы заслужили такое хоть раз в жизни. Чтобы никогда больше не пришлось повторять то, что сказали мне.

Она осторожно стукнула пятками по каменному полу и скривилась. — Ух ты! Ну и мурашки!

— Я вижу, вы основательно все обдумали.

— Да. Можно я продолжу?

— Конечно.

— Вы ожесточились, вас не отпускает страх.

Казалось, он в полном восторге от ее слов. — Продолжайте, пожалуйста!

— Нет, — спокойно откликнулась она. — Лучше продолжите вы сами. Я считаю, что в этом суть проблемы. Почему вы всегда такой злой?

— Неправда.

— Почему вы такой злой? Почему?

— Еще раз, это неправда. Хотя, — добродушно добавил он, — вы делаете все, чтобы я таким стал.

— Спрашиваю еще раз: почему?

Ей показалось, что он необычно долго не отрывает от нее взгляда.

— Вы на самом деле хотите знать причину?

Она молча кивнула.

Мужчина взмахнул рукой. — Как по-вашему, откуда тут все взялось — дом, участок, аппаратура?

Она замерла, выжидательно глядя на него.

— Система удаления выхлопных газов, — голос его звучал хрипловато. Знакомый признак. — При выходе из двигателя они совершают вихревое движение. Несгоревшие частицы откладываются на стенках глушителя на слой стекловаты, которую можно вынуть и заменить свежей через несколько тысяч миль. Остаток выхлопа воспламеняется запальной свечой. Таким образом сгорает все, что способно гореть, жар разогревает топливо, а остатки вновь осаждаются на вату, которой хватает на пять тысяч миль. То, что в конечном итоге выходит наружу, может считаться, — во всяком случае, по нынешним меркам, — практически полностью очищенным от вредных элементов. А благодаря подогреву достигается большая эффективность работы двигателя.

— Значит, вы заработали на этом целую кучу денег?

— Да, заработал кучу денег, — повторил он. — Но вовсе не потому, что мое изобретение активно внедрялось и помогло сохранить чистый воздух. Ее купила одна автомобильная фирма, чтобы держать секрет под семью замками; конечно, им не понравилось новшество, ведь установка системы на новых моделях требовала дополнительных затрат. А раз повышается эффективность двигателя, изобретение не пришлось по вкусу и их дружкам из топливной промышленности. Что тут поделаешь!

— Человек учится на собственных ошибках. Я такой ошибки больше никогда не совершу. Но вы правы — я злюсь. Ярость кипела во мне, еще когда я, совсем молодой парень, служил на танкере. Как-то раз мне велели хорошенько надраить переборку с помощью серого мыла и тряпки. Я сошел на берег, купил средство для мытья, которое оказалось лучше, дешевле и отмывало грязь гораздо быстрее. Показал боцману и сразу получил по физиономии за то, что хотел показаться умнее его. Правда, он был тогда пьян… Но самое худшее началось потом. Вся команда, — старые морские волки, — объединилась против меня. Они называли меня стукачом, а на корабле это самое обидное прозвище. Я никак не мог понять, почему люди с таким ослиным упрямством противятся новому.

— Я боролся с этим всю жизнь. В голове у меня постоянно работает какое-то устройство, и оно заставляет постоянно спрашивать: почему надо делать непременно так? Почему нельзя сделать эдак? Любое событие провоцирует работу мысли, возникают новые проблемы, а они рождают изобретения. Главное — не останавливаться, особенно если хочешь получить ясные ответы, ведь они рождаются только после того, как задаешь вопросы. А нынешняя публика просто не желает спрашивать о чем бы то и было.

— Я получил кучу денег за вещи, которые никогда не послужат людям. То, что меня вечно трясет от злости — моя, и только моя вина, потому что я все-таки не могу удержаться от новых вопросов, а стало быть, ищу ответы. Здесь, в моей лаборатории, есть полдюжины по-настоящему стоящих изобретений, и еще штук пятьдесят существуют пока только у меня в голове. Но разве нужны они в мире, где люди охотнее перебьют друг друга, стоя в пустыне, даже если ми доказать, что можно превратить ее в цветущий оазис? В мире, где миллионы уходят на разведку и освоение нефтяных месторождений, хотя имеется бесчисленное множество доказательств, говорящих, что подобный вид топлива несет нам всем гибель!

— Да, я постоянно злюсь, но разве у меня недостаточно причин для этого?

Она терпеливо ждала, когда тишина поглотит эти гулкие тирады, разнесет их эхом в свежем морозном воздухе. Потом помолчала еще немного, чтобы до него дошло: сейчас он не сидит здесь наедине со своим вечным спутником — гневом. У него есть собеседница. Наконец мужчина осознал это и смущенно улыбнулся.

— А что, если вы неверно формулируете свои вопросы? — заговорила она. — Возможно, люди, живущие по старым правилам, действительно стараются не забивать голову мыслями о будущем. Но я знаю одно правило, над которым стоит задуматься: «Если ты верно задал вопрос, считай, что уже получил ответ».