Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов

Виллет очень внимательно прислушивался к скрипящим звукам голоса Чарльза, но еще тщательней всматривался в знакомое лицо. Он чувствовал — здесь что-то не так, и вспомнил рассказ родителей Варда о внезапном страхе, поразившем в памятную для них ночь лакея, достойного уроженца Йоркшира. Свет почти не проникал в комнату, но доктор не попросил приоткрыть ставни. Он прямо спросил Варда-младшего, почему тот не дождался его визита, о котором так отчаянно умолял меньше недели назад.

— Я как раз желал подойти к этому, — ответил хозяин дома. — Вам должно быть известно, что я страдаю сильным нервным расстройством и часто делаю и говорю странные вещи, в коих не отдаю себе отчета. Не раз я заявлял вам, что нахожусь на пороге великих свершений и сама важность их заставляет меня по временам терять голову. Мало найдется людей, которые не почувствуют страха перед тем, что мною обнаружено, но теперь уже недолго осталось ждать. Я был глупцом, когда согласился отдать себя на попечение стражей и пребывание взаперти; ныне же мое место здесь. Обо мне злословят любопытствующие соседи, и, может статься, я имел слабость принять на веру досужие россказни о себе самом. Нет ничего дурного в том, что мной делается, пока сие делается правильно. Будьте же терпеливы, подождите еще шесть месяцев, и я покажу вам такое, что стократно вознаградит вас за доверие. Вам также следует знать, что я нашел способ изучать науки, в коих преуспели древние, черпая из источника, более надежного, чем все фолианты; предоставляю вам судить о важности сведений в области истории, философии и изящных искусств, которые сделаю я доступными, указав на те врата, к коим получил доступ. Предок мой овладел всем этим, но безмозглые соглядатаи ворвались к нему и умертвили. Теперь я по мере своих слабых сил воссоздал утерянные знания. На сей раз ничего дурного не должно случиться, и менее всего я желаю неприятностей по причине собственных нелепых страхов. Умоляю Вас, сэр, забудьте все, что я написал вам и не опасайтесь ни этого дома, ни его обитателей. Доктор Аллен — весьма достойный джентльмен, и я должен принести ему извинения за то дурное, что написал о нем. Я бы желал не расставаться с ним, но у него оказались важные дела в другом месте. Он столь же ревностно относится к изучению сих важнейших материй, что и я, и думается мне, что боясь последствий наших с ним изысканий, я переносил сей страх на доктора Аллена как на главного своего помощника.

Вард умолк; доктор пребывал в растерянности. Он чувствовал себя довольно глупо, слушая, как молодой человек отрекается от написанного им письма. Однако сама речь показалась ему весьма странной, лишенной здравого смысла и в целом бесспорно бредовой. С другой стороны, правдоподобное в своей искренней трагичности письмо несомненно, написано Чарльзом, которого доктор знал с детства. Чтобы восстановить доверительную атмосферу, отличавшую некогда их беседы, Виллет пытался поговорить с юношей о его прошлом, напомнить разные эпизоды, но добился самых неожиданных результатов. Потом такую же особенность отметили другие врачи-психиатры. В памяти Варда, казалось, стерлись целые пласты, — он забыл почти все, что касалось его жизни и событий нового времени, — и в то же время всплыли сведения, которые он, как видно, приобрел еще в период детского увлечения всяческой древностью: поднявшись из темных глубин подсознательного, бурный поток самых разнообразных фактов о старине скрыл под собой знания современных реалий и собственной биографии. Исчерпывающая осведомленность молодого Варда в том, что имело отношение к минувшим столетиям, была неестественной и нездоровой, и он всячески пытался скрыть ее. Иногда при упоминании какой-нибудь излюбленной им прежде темы по истории города, Чарльз неосознанно выдавал такие глубокие и всеобъемлющие знания, которыми не мог обладать простой смертный, и доктор невольно вздрагивал, слушая его бойкую речь.

Совершенно непонятно, где юноша выведал, как свалился парик с толстого шерифа, когда тот наклонился во время исполнения пьесы в Театральной академии мистера Дугласа на Кинг-стрит в пятницу 11 февраля 1762 года, или как актеры до того неудачно сократили текст пьесы Стиля «Благоразумный любовник», что любителям сцены оставалось лишь радоваться, когда находившийся под влиянием баптистов городской совет закрыл театр на следующий вечер. Вероятно о том, что «бостонская коляска Томаса Себина дьявольски неудобна», говорится в каких-нибудь старых письмах, но даже самый выдающийся знаток колониального периода не рискнул бы утверждать, что скрип «новой» вывески Эпенетуса Олни (он велел намалевать на ней аляповатую корону после того, как переименовал свою таверну в «Королевский кофейный зал») в точности походил на начало новой джазовой пьесы, которая постоянно звучит по радио в Потуксете!

Однако Вард недолго распространялся на подобные темы, дав понять, что не интересуется ни современностью, ни стариной. Доктор сознавал, что его собеседник желает лишь удовлетворить любопытство посетителя, чтобы тот поскорее убрался и больше не приходил. Очевидно, с той же целью он предложил показать дом, и сразу же провел гостя по всем комнатам, от подвала до чердака. Виллет внимательно присматривался к обстановке, и заметил, что выставленных напоказ книг слишком мало, совершенно недостаточно для того, чтобы заполнить зияющие пробелы на полках в доме Варда, и их подборка тривиальна, а так называемая «лаборатория» устроена весьма небрежно, явно для отвода глаз. Без сомнения, тут имеются настоящая библиотека и помещение для опытов, но где именно, угадать невозможно. Потерпев полный провал в своем поиске, который Виллет предпринял даже не зная, что надеется найти, он к вечеру возвратился в город и обо всем рассказал мистеру Варду. Они пришли к общему мнению, что юноша окончательно сошел с ума, но решили не спешить. Главное и дальше держать в полном неведении миссис Вард, какой бы помехой ни стали странные письма Чарльза.

Теперь и мистер Вард решил посетить сына, будто бы случайно. Однажды вечером доктор Виллет отвез его в Потуксет на своей машине, высадил близ деревянного коттеджа и терпеливо ждал возвращения. Разговор оказался очень долгим, и когда Вард-старший вышел, на лице его читались волнение и печаль. Чарльз принял его так же, как и Виллета, с той только разницей, что очень долго не появлялся. Нежданному посетителю пришлось силой вломиться в прихожую и настоятельно потребовать у мулата, чтобы тот немедленно вызвал своего хозяина. В поведении молодого Варда не осталось и следа сыновней привязанности. В комнате царил полумрак — Чарльз жаловался, что у него даже при слабом свете страшно болят глаза. Он говорил приглушенно, объяснив, что страдает воспалением голосовых связок, и хриплый шепот сына почему-то внушал неясную тревогу, которая не оставляла Варда до конца встречи.

Договорившись вместе предпринять все возможное для того, чтобы спасти Чарльза от полного безумия, мистер Вард и Виллет стали по крупицам собирать сведения, которые могли хоть что-нибудь добавить к тому, что они уже знали. Начали с разговоров, ходивших в Потуксете. Особых трудностей тут не возникло, потому что них имелось немало друзей в округе. С доктором Виллетом люди говорили откровеннее, чем с отцом юноши; из услышанного он сделал вывод, что в последнее время Чарльз вел поистине странную жизнь. Досужие языки обвиняли его домочадцев в причастности к странному вампиризму, свирепствовавшему прошлым летом, а грузовики, подъезжавшие к дому Варда-младшего в глухие часы ночи, давали пищу самым мрачным предположениям. Местные торговцы судачили о странных заказах Варда, поступавших к ним через зловещего мулата, главным образом о неимоверном количестве мяса и свежей крови, которую доставляли мясники с ближайшей бойни. В доме жило лишь трое, и подобные заказы казались поистине абсурдными.

Кроме того, рассказывали о голосах, раздававшихся из-под земли. Проверить такие слухи было значительно труднее, но для них имелись веские основания. Когда доносились странные звуки, в доме не горел свет, значит, где-то в другом месте, возможно в подземелье, свершались какие-то тайные обряды. Никто не сомневался, что под домом находится разветвленная сеть глубоких подземных ходов. Припомнив давние легенды о катакомбах, вырытых Джозефом Карвеном, и уверившись в том, что Чарльз выбрал коттедж именно потому, что он расположен на месте зловещей фермы, Виллет и мистер Вард обратили на такие свидетельства соседей особое внимание. Несколько раз они безуспешно пытались отыскать на крутом речном берегу потайную дверь, о которой упоминали старые документы. В том, что касалось обитателей дома, общественное мнение было единодушно: мулат вызывал отвращение, бородатый доктор Аллен в черных очках безотчетный страх, а бледный молодой ученый сильную неприязнь. За последнюю неделю-две Вард-младший очень сильно изменился; теперь он больше не пытался проявлять любезность и общительность в тех редких случаях, когда отваживался покидать дом, и разговаривал хриплым, внушавшим непонятное беспокойство шепотом.

Таковы подробности пребывания Чарльза в Потуксете, собранные мистером Вардом и доктором. Они долго обсуждали их, по мере сил пытались осмыслить факты, прибегнув к помощи индукции и дедуктивного метода, сопоставляли известные им обстоятельства жизни юноши за последнее время, в том числе его отчаянное письмо, которое доктор наконец решил показать отцу, со скудными данными, касающимися покойного Джозефа Карвена. Они бы многое дали, чтобы хоть мельком заглянуть в найденные Чарльзом бумаги, ибо уже не сомневались, что причина безумия юноши кроется в открытых им тайнах жизни старого колдуна и его деяний.

4.

В том, что эта странная история вскоре приняла иной оборот, нет заслуги мистера Варда или Виллета — столкнувшись с чем-то неопределенным, они бездействовали. Чарльз писал родителям все реже. Наступило начало месяца, — время, когда он обычно улаживал свои финансовые дела, и занимавшиеся его счетами служащие в недоумении пожимали плечами и советовались друг с другом по телефону. Представители банков, знавшие Чарльза Варда в лицо, посетили коттедж в Потуксете и постарались выяснить, почему подпись на чеках, которые он выдал им в последнее время, представляет собой грубую подделку. Они остались недовольны объяснениями, произнесенными хриплым шепотом. Молодой Вард уверял их, что нервное расстройство так повлияло на правую руку, что ему трудно писать. Он даже свои письма вынужден печатать на машинке.

Однако банковских инспекторов поразили не столько услышанные доводы, в которых не содержалось ничего необычного или подозрительного, и даже не ходившие в Потуксете разговоры, отголоски которых до них долетели. Главным образом их смутила бессвязная речь молодого человека, свидетельствующая об абсолютной потере памяти в том, что касалось финансовых вопросов и расчетов, не вызывавших несколько месяцев назад ни малейших затруднений. На первый взгляд, он говорил вполне связно и разумно, но в важнейших вещах проявлял полное невежество, которое тщетно пытался скрыть. И хотя никто из инспекторов не был особенно близок с молодым Вардом, каждый заметил перемену в его поведении и речи. Они слышали, что Чарльз — знаток истории, но ни один самый заядлый любитель старины не пользуется в обыденной жизни устаревшими выражениями и жестами. Все вместе, — этот хриплый голос, трясущиеся, словно пораженные параличом, руки, провалы памяти, затрудненная речь и неадекватное поведение, — казалось следствием поистине тяжкой болезни, которая давала пищу для широко распространившихся странных слухов. Покидая своего клиента, инспекторы решили, чтоим совершенно необходимо поговорить с Вардом-старшим.

Шестого марта 1928 года в конторе мистера Варда состоялась длительная и серьезная беседа, после которой до крайности расстроенный отец связался со своим другом и признался ему, что бессилен что-либо предпринять. Виллет, просмотрев чеки Чарльза с неуклюже нацарапанными инициалами, мысленно сравнил их с последним посланием юноши. Разница бросалась в глаза, но доктор уже где-то встречал такую манеру письма. Угловатые, архаичные буквы, характерные очертания и наклон. Необычный почерк: где он мог его видеть? Без всякого сомнения, Чарльз сошел с ума, неправомочен распоряжаться своим имуществом, и должен быть изолирован от внешнего мира. Надо срочно взять его под наблюдение и лечить. Мистер Вард вызвал известных психиатров — докторов Пека и Вейта из Провиденса и Лаймана из Бостона — и вместе с Виллетом подробно рассказал им предысторию болезни. Они собрались в бывшей библиотеке юноши, просматривая оставленные Чарльзом тома и бумаги, чтобы получить представление о его наклонностях и характере. Изучив имевшиеся материалы вместе с адресованным Виллету письмом, психиатры согласились, что столь интенсивные занятия Варда-младшего могли разрушить или по крайней мере повредить психику, и выразили желание увидеть прочие книги и документы, с которыми он работает сейчас. Но для этого (с разрешения Чарльза) следовало отправиться в Потуксет. Виллет с удвоенной энергией продолжил изучение обстоятельств болезни Варда, и именно тогда услышал свидетельства рабочих о том, как Чарльз нашел бумаги Карвена; просмотрев комплект газеты «Джорнел», доктор обнаружил, что больной скрыл от своих близких заметки о «кладбищенских» происшествиях.